Сара осторожно открыла дверь и, войдя в маленький, тёмный коридорчик, сняла туфли.
– Проходите! К сожалению, не могу вас встретить! Обувь можно не снимать! – услышала она женский голос.
Сара надела туфли и пошла на зов. Каково же было её удивление, когда она увидела сидящую в инвалидном кресле, улыбающуюся, очень немолодую женщину в красивом цветастом платье.
– Здравствуйте, – нерешительно поздоровалась Сара, не зная, как сформулировать цель своего визита. – Вы Ида? Простите, не знаю Вашего отчества…
– И вам не болеть, деточка! Я – Ида Михайловна, но если вам удобно называть меня по имени – я буду только рада: чай не старушка ещё! – с улыбкой произнесла Ида Михайловна и добавила: – Вы любите чай или кофе?
– Мне как-то неловко вас напрягать…
– А чего тут неловкого? Если вы поможете мне доехать до кухни, мы прекрасно справимся с чашками и кипятком! Или вы думаете, что у меня нет времени? – рассмеялась Ида Михайловна.
Сара молча подошла к женщине и повезла её на кухню. Слава Богу, дверей там не было, и коляска запросто проехала через дверной проём.
– Приходится приспосабливаться! Ставьте чайник, дорогуша, и достаньте с полки две чашки. Мне красную, в белый горошек, а вы выберите ту, которая вам по душе. Вы какие чашки любите?
– Что значит, какие чашки я люблю? Я не задумывалась. Какие есть, – недоумённо пожала плечами Сара, ставя на стол чашки.
– Как это, деточка, какие есть? Разве так можно? Никогда не пейте любимый напиток из посуды, которую вы не чувствуете! Посмотрите, у меня все чашки разные, а знаете почему?
– Почему?
– Потому что чашки – это люди: одни маленькие, другие большие, третьи домашние, четвёртые с претензией, пятые вообще гранённые стаканы: прямые и прозрачные. А вон, чуть выше, стоят стаканы в подстаканниках. О, это для особых гостей, для тех, кто чувствует прошлое. Выбранная чашка расскажет мне о человеке гораздо больше, чем он сам сможет о себе рассказать. Ну, давайте, деточка, смелее… Всё чистое, не беспокойтесь.
Сара Абрамовна подошла к полке с чашками и задумалась. Чашек было много и все они на самом деле были разные.
– Отпустите своё сознание и доверьте это сделать своей руке и своему сердцу.
Сара посмотрела на стоящую посуду, и взгляд её остановился на небольшой фарфоровой чашке с нежно-розовыми цветами и тоненьким золотым ободком. Чашка показалась ей очень знакомой, как будто она её где-то видела и даже когда-то держала в руках. Всё её существо потянулось к этой маленькой чашке и, взяв её в руку, Сара почувствовала, что она на самом деле её когда-то держала. Но где и когда она не могла вспомнить. Сара поставила чашку с блюдцем на стол и посмотрела на Иду. Ида взяла чашечку в руку и внимательно посмотрела на Сару.
– Эту чашку мне подарил один мой хороший друг. Она очень красива и дорога мне. Почему вы выбрали именно её, разрешите узнать?
– Не знаю… Душа потянулась почему-то. А вы не спросите, как меня зовут?
– Вы сами скажете, когда посчитаете нужным. Люди разные приходят: одни называют себя, другие нет.
– Я – Сара. Год назад у меня муж умер. Совсем недавно я узнала, что не сам умер. И я не знаю, как мне с этим жить.
– Сарочка, вы такая эффектная женщина, чтоб я так жила! Вы просто красавица. Скажите, а что конкретно вам мешает жить?
– Какое-то отчаяние… Я сопротивлялась, что-то делала, как-то суетилась, а сейчас я как будто заблудилась. Я не знаю, куда мне идти. Я смотрю на небо и не вижу солнца…
– Деточка, как можно увидеть солнце, если уже пару дней льёт дождь? Скажите, вы сейчас себя видите?
– Как это: себя?
– Себя – это значит, себя. Своё лицо, свою фигуру, свой тухес…
– Конкретно сейчас не вижу. Но если подойду к зеркалу, то я себя увижу, конечно.
– А без зеркала? Нет? Ничего удивительно, что вы не видите солнца! Я вам открою один секрет: если вы не видите солнца, а всё остальное открывается вашему взору, значит солнце – это вы и есть, деточка. Просто так иногда бывает: человек его не видит, но помогает увидеть его другим. У солнца ведь разные функции, правда? И оно тоже себя не видит, а посылает свет и тепло другим планетам.
– А если я сейчас не могу посылать тепло другим?
– Деточка, вы можете. Дайте мне свою руку.
Сара с удивлением протянула руку Иде Михайдловне. Ида нащупала пульс и замерла. Сара тоже замерла, не понимая, зачем Иде понадобился её пульс.
– Станно, – сказала Ида. – Пульс есть…
– А что, его может не быть?
– Конечно, Сарочка! Я очень пожилая женщина. От слова «пожила». Но я, слава Богу, ещё живая, хотя мне девяносто лет! Ко мне иногда приходят такие мёртвые люди, что азохн вэй! Вроде ходят, говоря, даже дышат, а такие мертвецы. А у вас ого-го какой пульс! Это значит, что сердце стучит, бьётся. Ничего нельзя сделать, когда пульса нет. А когда он есть, нужно просто завести моторчик.
– Какой моторчик, Ида Михайловна?
– Деточка, как это какой моторчик? Жизненный!
– А как его завести, Ида Михайловна?
– А это у кого как происходит. Кто-то видит близкого человека и как будто просыпается, кто-то слышит любимую музыку, кто-то начинает помогать другим, кто-то идёт на кухню и начинает готовить, кто-то идёт и рисует, кто-то поёт…
– Готовить? – спросила Сара.
– Ну да! У меня был друг, который говорил, что когда на душе не хорошо, надо идти на кухню и готовить. А ещё он говорил, что самая вкусная еда получается только тогда, когда добавляешь в неё…
– Щепотку любви? – перебила Сара и с неподдельным ужасом уставилась на Иду Михайловну.
– Почему вы на меня так смотрите? Именно любви! Это только кажется, что любовь не имеет ни запаха, ни вкуса. Сама, может, и не имеет, но в сочетании с другими продуктами она даёт такой аромат и такой вкус, что эта еда становится самым лучшим на свете лекарством. Знаете почему, деточка?
– Почему?
– Потому что когда освещаешь пищу любовью, наполняешься ею сам…
– Яша…
– Вы знали Яшу Ленивкера? Хотя, что я спрашиваю…Кто в этом городе не знал Яшеньку? Удивительный был человек!
– А вы откуда его знали?
– Яшенька мне привозил еду, деточка. У него же лучшее в нашем городке кафе! Лучшее не потому, что я в других не была. Я таки в других не была, но та еда, которую привозил Яша, мне до сих пор снится… Несколько лет привозил. Когда сам не мог, кого-то присылал… Казалось бы, что такое котлеты? Котлеты – это перемолотое мясо, немного лука и булочка. Но Яшины котлетки были произведением искусства! Однажды моя Леночка приготовила котлеты, и в этот самый момент приехал Яшенька. Я сказала ему: «Яшенька, отведайте Леночкиных котлеток, будьте так добры!
– А Леночка, это кто?
– Это девочка, которая живёт со мной! Светлый, славный человечек. Но готовит отвратительно! Пейте кофе, деточка. С конфеткой! Таких конфет вы никогда не пробовали, уверяю. Это мне по блату досталось. Яшенька был очень деликатный мальчик и он не смог отказать мне в моей просьбе. Он сел за стол, откусил кусочек котлетки и закрыл глаза. С закрытыми глазами он разжевал этот кусочек и слёзы покатились у него из глаз.
«Что не так, Яшенька?» – спросила его я. И знаете, что он мне ответил, Сарочка?
Он сказал: «Ида Михайловна, это не котлеты дерьмовые, это я сволочь неблагодарная…»
И Ида звонко рассмеялась.
Сара смотрела на эту женщину, которую язык не поворачивался назвать старушкой, и не могла поверить своим глазам: перед ней на инвалидном кресле сидела не девяностолетняя бабушка, а молодая и очень красивая женщина. Сара протёрла глаза и ещё раз посмотрела на Иду Михайловну.
– Ида Михайловна, а что было потом?
– Потом Яша принёс стихи. У него был удивительный дар писать рецепты в стихах, деточка. Но знаете что, он все рецепты диктовал сходу, и в них обращался к своей жене. Любил её очень. Её звали Сима, кажется. Память немного подводить стала…
– Её звали Сара, Ида Михайловна, – тихо прошептала Сара, и слёзы закапали у неё из глаз.
– Да, точно, её звали Сара… Как и вас… Подождите, деточка… Вы плачете? Вы знали Сару?
– Я и есть Сара. Сара Абрамовна Ленивкер, – сказала Сара и заплакала.
Теперь Ида Михайловна уставилась на Сару, потом всем своим неподвижным телом потянулась к ней, и Сара, упав на колени и уткнувшись головой в ноги Иды, зарыдала. Ида всплеснула руками и стала гладить вздрагивающие плечи рыдающей Сары, отчего рыдания только усиливались.
– Деточка моя! Что же вы сразу не сказали! Поплачьте, поплачьте! Вэйз мир! Яшенька был ваш муж! Поплачьте… Вам так повезло в жизни, Сарочка! У меня тоже был замечательный муж! И дети… Все погибли: муж на войте, а Давидик и Беллочка в Освенциме. Поплачьте, Сарочка. Когда нас привезли в Освенцим, он тогда Аушвиц назывался, детей от нас сразу забрали – их построили в колонну и повели в отдельный барак. Это так страшно, когда забирают детей, чтоб вы знали! Давидик был постарше, он держал за руку Беллочку. Мой мальчик смотрел на меня и не кричал… Совсем не кричал. Прощался… А я всю жизнь вижу его глаза, полные слёз и отчаяния. Поплачьте, деточка моя. Поплачьте. А потом нам сказали, что у них, у наших еврейских деток, берут кровь для солдат Вермахта. Всю кровь. Сколько там у них той крови было? И сейчас я всё время думаю, что в детях и внуках этих немецких солдат течёт кровь моих детей… С этим очень трудно жить, Сарочка. Очень трудно. Это такая ноша, по сравнению с которой моё инвалидное кресло – дар Божий! А вы поплачьте… Жизненный моторчик иногда легко заводится, а иногда становится нестерпимо больно…
Сара больше не плакала. Она слышала слова Иды Михайловны и понимала, что всю жизнь эта женщина искупает свою вину перед своими же детьми. Вы спросите, о какой вине может идти речь? Даже когда ребёнок разбивает коленку, маме кажется, что это она виновата – не усмотрела.
Сара подняла заплаканные глаза и замерла: Ида Михайловна по прежнему была спокойна и улыбалась, глядя на неё. И Сара вспомнила, где видела эту чашку с нежными, розовыми цветами: красиво упакованная в целлофан, она стояла на тумбочке рядом с телефоном в коридоре её квартиры. И когда она спросила у Яши, для кого предназначен сей подарок, Яша улыбнулся и сказал:
«Для удивительной женщины, Сарочка… У неё сегодня день рождения! Когда-нибудь ты обязательно с ней познакомишься…»
Продолжение: http://proza.ru/2022/03/05/838