125 Билет в одну сторону

Игорь Васильевич Эрнст
     „Ласточка” Харпера Смита шла впереди, „Чёрная стрела” Франца Целлера – позади и чуть в стороне.
   
     Пилот-разведчик экстра-класса Смит отправлял сообщения Целлеру: „Как дела, друг?” И Франц, пилот-разведчик экстра-класса, так же не по уставу отвечал: „Летим, сэр!”
     Они учились вместе в школе космонавтов, и закончили её в один день; в один день получили допуск к самостоятельным полётам и в один день ушли каждый в свою сторону.
     Теперь же они летели к условной границе Галактики, где должны были расстаться. Харперу на „Ласточке” надлежало вернуться на Центральную базу, а „Чёрная стрела” продолжит полёт.
     Чтобы не вернуться.
     В грузовом отсеке „Ласточки” лежали брикеты с горючим.
     Эти брикеты в пункте расставания пилоты перегрузят на „Чёрную стрелу”.
     Корабли поддерживали постоянную связь, и поэтому в корабле Харпера звучали самые разнообразные мелодии – Франц Целлер был меломан и почти никогда не выключал проигрыватель. Особенно он любил старинную музыку, забытую и незнакомую нынешним поколениям. Франц утверждал, что достижения композиторов поздних времён уступали сочинениям композиторов второго тысячелетия. Утверждения его вызывали улыбку, но Франц в ответ тоже улыбался и предлагал найти несколько минут, отвлечься от пустяковых забот и погрузиться в мир высоких гармоний. 
     Конечно, если бы такое говорил простой смертный, друзья его просто высмеяли бы, но  мнения косморазведчиков ценились и принимались во внимание.

     Летели они вместе не в первый раз.
    
      В лётном отряде Галактическом разведывательном управлении числилось три тысячи пилотов-разведчиков, половина имела статус пилота-разведчика экстра класса. Франц Целлер и Харпер Смит считались лучшими в своём выпуске. Правда, такое мнение не совсем верно, так как лучшими были абсолютно все.

     И вот они на месте.
     Корабли сошлись, сцепились.
     Харпер перебрался на „Чёрную стрелу”, пожал Целлеру руку.
     Они вышли на смотровую палубу.
     Харпер прекрасно знал, куда уйдёт „Чёрная стрела”, но, тем не менее, спросил:
     – Куда?
     Франц принял игру и показал рукой на звёзды.

     Здесь, на краю знакомого мира, космические корабли расставались.

     У Франца ямочка на подбородке. Взгляд серьёзный, глубокий и проницательный, тем не менее в облике Целлера угадывалась мечтательность.
     Латиняне уверяли, что ямочку на подбородке оставляет Венера, когда пальчиком прикасается к личику младенца, ставшего любимчиком богини.
    
     Все отмечали возвышенность души Франца Целлера, и все знали, что за внешней простотой и мягкостью скрывается хладнокровный, выдержанный, целеустремлённый характер.
   
     Горючее перегружено.
     Они прощались.
     Франц Целлер и Харпер Смит пожали друг другу руки в последний раз.
      – Я не вернусь, – сказал Франц. – Жаль.
     Харпер не знал, что сказать.
     – Я подарю тебе одну старинную мелодию, ей три тысячи лет. Слушай её внимательно, – Франц протянул Харперу пластинку с золотистой точкой в середине. – Здесь записана самая моя любимая музыка. Мелодия, о которой я говорю, идёт первой. Она не самая гениальная, но, по-моему, отвечает сегодняшнему дню. Там есть слова, но я никогда не слушал их до конца.

     …С выключенными двигателями „Ласточка” зависла в пространстве. Под давлением космических ветров её медленно сносило в сторону.
     Харпер вышел на смотровую палубу и смотрел, как „Чёрная стрела” медленно уходила всё дальше и дальше, превращаясь в точку.
     Грустно было Харперу.
     Вскоре пришло сообщение: „Харпер, перехожу в режим набора скорости. Прощай.”
     Пилот-разведчик Франц Целлер на „Чёрной стреле” улетал в никуда.
    
     О необходимости подобной экспедиции говорили давно. Космический корабль достигнет предела известного мира и уйдёт в иные миры; споры были лишь о том, должен ли быть космолёт управляемым или автоматическим. Совет настаивал на автоматике, пилоты – на ручном управлении. Надо же увидеть глазами, – говорили они, – что там…

     Франц Целлер, друг…
     Харпер вспоминал.
     …После нового года лётный персонал ГРУ построился на плацу Центральной базы. Майкл Строгов, командир отряда, взял слово:
     – Пилоты! Требуется доброволец, – он оглядел ряды космонавтов.   
     Все ждали.
     – Возвращение не планируется. Кто полетит – шаг вперёд!
     И, повинуясь общему порыву, вместе со всеми сделал шаг вперёд.
     – Спасибо, ребята. Я горжусь вами. Франц Целлер!
     – Я!
     – Выбран ты.
     – Есть!
     По плацу прошёл вздох разочарования.
     – Кто тебя проводит? 
     – Харпер Смит. 
     – Что ж, – сказал Строгов. – Я так и думал. Удачи всем.
     …Потом они встретились у Айвена Строгова, родного брата Майкла.
     К пятидесяти годам братья Строговы стали легендами косморазведки и на Земле сочли, что они должны заняться административной работой. В течение нескольких лет Майкл вырос до командира лётного отряда, а Айвен занял пост директора Галактического разведывательного управления. Но они так и остались простыми парнями, простодушными и доверчивыми разведчиками, не превратившись в кабинетных бюрократов.
     …Огромное окно в кабинете Айвена выходило на лётное поле тренировочного центра.
     – Франц! – сказал Айвен, – полёт без возврата, ты можешь отказаться. – Он сделал предупреждающий знак. – Выбор был случайным. Программа выбирала двух пилотов: ведущего и ведомого. В точке расставания ведущий возвращается назад, а ведомый уходит. Если с ведомым что-нибудь случается, его заменяет ведущий. Программа дала шесть пар, в первой паре оказались ты и Харпер. Вы можете отказаться. Это ваше право.
     Айвен посмотрел на брата. Тот улыбнулся:
     – Я просился, но меня не пустили. И Айвена тоже.

     …В школу косморазведчиков брали парней с восемнадцати лет. Обучение длилось десять лет плюс пять лет стажировки и только после этого они получали право на самостоятельные полёты. Помимо общих занятий курсанты за время обучения один должны было написать семь диссертаций, шесть по обязательным – теоретическим и прикладным – дисциплинам, и одну на  любую тему по выбору. Франц Целлер выбрал музыку второго тысячелетия. 

     Иногда они встречались на Базе, свободное время проводили вместе.
     …– Я мечтал стать музыкантом, – говорил Франц, – но жизнь оказалась намного богаче – я стал косморазведчиком. И не жалею. Я увидел Вселенную, а музыка всегда была со мной. Да и сама Вселенная наполнена музыкой. Я её слышу.
     …– Не смейся, Харпер, Вселенная поёт. Многоголосием.
     …– Мой корабль наполнен удивительными звуками. 
     …– Понимаешь, – утверждал Франц, – музыка – самое непонятное явление. Математически музыка давно описана, её физиологическое воздействие на организм тоже исследовано и природа его понята, и всё-таки… У меня собрана музыка за тысячи лет. И вот люди слушают, плачут, смеются, прыгают и всё равно никто не знает, отчего это так. Все чувства выражены в звуках и наука бессильна постичь этот феномен. Октава содержит всего двенадцать звуков: семь чистых и пять повышенных или пониженных, как тебе нравится, на полтона. Казалось, что вся музыка сочинена, но люди находят новые цепочки звуков и они не повторяются. Точно также и в живописи, и в поэзии – Сальери всех времён алгеброй поверили все сочетания красок, все возможные рифмы, ничему не научились и ничего не узнали.

     Однажды в молодости, в огромном музее, где-то на верхних этажах, Харпер вошёл в небольшой зал и остановился от неожиданности.
     Неяркое северное солнце освещало помещение, посередине на подставке стояла мраморная скульптура, от которой исходила какая-то необъяснимая сила, какое-то невероятное очарование, наполняющие пространство зала одухотворённой, физически ощутимой, атмосферой иного, горнего мира.
     Что почувствовал Харпер? Понимал ли Харпер, что тогда он мгновенно изменился? Он и через много лет не мог определить то возвышенное состояние, в котором вдруг оказался…
     Может быть, Франц Целлер всегда жил в этом мире?
    
     …Согласно инструкции Смит три года барражировал в районе расставания с „Чёрной стрелой”, облетая окружающие звёзды и принимая слабеющие сигналы с ушедшего корабля.
     „Всё в порядке, – сообщал Целлер. – Всё в порядке.”
     Вскоре пришёл сигнал: „Харпер, прощай!”
     Фраза означала: общение с „Ласточкой” прекращено, теперь „Чёрная стрела” связывается только с Центральной базой
    
     …В навигационной „Ласточки” играла музыка, оставленная Францем.

     Вдруг Харпера поразили случайно услышанные слова, короткие и ёмкие: 
One way ticket, one way ticket…
     Невольно Харпер взглянул на Туманность Кита – в ту сторону ушёл Франц.
     Смит улыбнулся неловкой шутке Целлера – конечно, он знал слова этой древней песни, просто по-детски хитрил. „Билет в одну сторону” – вот почему эту непритязательную песенку он поставил первой в списке. 

     Однажды Франц застенчиво сказал:
     – Ты знаешь, настоящие имя и фамилия у меня совсем другие. В девятнадцатом веке был такой композитор Целлер, с него началась моя любовь к музыке. Правда, его звали Карл, а я стал Франц Целлер. Слышишь два „ц” подряд? Словно пиццикато в устной речи!
 
     „Ласточка” неторопливо возвращалась.         
     Харпер проводил на смотровой палубе долгие часы; именно с этого времени у него и развилась привычка любоваться звёздами.
     Ты и звёзды…
     Звёзды везде. Справа, слева, внизу, вверху…
     Каждая светит по-своему. Красным, голубым, жёлтым, зелёным…

     Он старался подобно Францу услышать пение звёзд.

     Молодые пилоты-разведчики первые три года летали вторым лётчиком под началом пилотов экстра-класса, потом в экипаже из двух человек одной квалификации, по очереди становившимися командирами. Первым напарником Харпера в таком экипаже был Франц Целлер.

     Многое им выпало; они стали понимать, что Вселенная живёт не по „Правилам космовождения”, а по своим законам и, если ты хочешь выжить, сохранить жизнь, сохранить космолёт, то не следует своевольничать, „поступать как лучше”, следует подчиняться законам Вселенной.
     И требованиям „Правил”.

     ..„Это мы с Францем сумели вырваться из космической паутины, опасного и до конца непонятого явления Космоса”.
      
     ..„Франц обрёл славу, когда одним из первых сумел сделать идеальный коордонат и остаться в живых”.

     Харпер вглядывался в звёздное пространство, в удивительное, невероятное, непостижимое пространство, и ему, песчинке, хотелось раствориться в нём, как это удалось Францу Целлеру…   

One way ticket, one way ticket…


 

Примечания

     „…мраморная скульптура, от которой исходила какая-то необъяснимая сила…” – это „Вечная весна” Огюста Родена.
     Харпер долго стоял, не в силах шевельнуться, не в силах отвести взгляд от изваяния. Он увидел смысл жизни, увидел слепой дар природы, оживлённый и облагороженный человеческим разумом.
    Действие происходит в Эрмитаже.
 
     Коордонат – резкий поворот корабля с целью обогнуть неожиданно возникшую опасность, после чего корабль возвращается на прежний курс.


2012 – 2022

     Рассказы о Харпере Смите – дань увлечения автора научной фантастикой, необычайно популярной среди молодёжи шестидесятых – семидесятых годов двадцатого века. Особенно мы зачитывались американской фантастикой, лучшие образцы которой переводились на русский язык. Этим и объясняются имена героев повествований.