Предисловие к любви - 12

Геральд Меер
   (Начало в "Предисловие к любви - 1") -  http://proza.ru/2022/03/24/1408)


   3. Вечное движение

   Пишу с ленцой. Видимо, многое уже увидел, узнал и теряю интерес к своему «душевному роману». Опять вспоминать, разбираться… А раньше почти каждый день писал! Хотя, признаться, чувствую какой-то неуют от этого молчания. Словно хочу что-то скрыть, утаить. Словно отчет держу...

   Уже давно собирались всем факультетом поехать за город. И вот наметили дату. У меня не было девчонки, и я не знал, поеду или нет. С Люсей мы фактически расстались. Ей тоже некогда. Да и согласилась, чтоб мы были свободны (когда-то я говорил ей об этом и еще раз поговорили).

   А тут Борька познакомился с девушкой Надей, которая привела своих двух подружек. Вот мы все и поехали в лес. И надо же, среди собравшихся — а народу получилось довольно много — была Людка. То ли ее кто-то пригласил, то ли сама пришла, не знаю. По-моему, Борька так и не добился ее и, как я понимал, они расстались.

   Ну, мы с Людкой стали сразу переглядываться. Да и я понял, что Борька «подружился» с Надей и, значит, Людка — ничья. Правда, видел, что вначале Борька подбегал к Людке и что-то ей говорил. Наверное, поздоровались. Про новых наших знакомых я и позабыл. И вскоре я и Людка валялись на траве вдали от всех на свете.

   Ну… словом, она говорила, что я очень ей нравлюсь, что очень-очень хочет быть со мной, и почти заплакала, так как не знает, что делать: она — девочка. Я не ожидал. Конечно, я помню «девочку» Эрну из торгового. Но тогда я был еще мальчик, растерялся. А сейчас-то! Еще бы чуть-чуть и все — на ней уже почти ничего не было. Она совсем не сопротивлялась, когда я ее целовал и ласкал, а наоборот, меня целовала и все ойкала, как причитала. Хотел как-то успокоить ее, говорил, мол, не бойся. То ли хотел, чтоб она поняла, что это не больно (видимо, вспомнил наш опыт с Люсей), то ли хотел, сказать, что я ничего делать не буду. И увидел ее глаза: они были ласковыми, нежными… и полные тоски, боли, мольбы. Мне показалось, что она сейчас расплачется. И вдруг мне померещилось, что это… да, да, что это глаза Моти, что это она смотрит… Стал успокаивать, говорить какие-то слова и помогать одеваться. И вскоре мы опять целовались, и Люда была веселой и беззаботной.

   А потом я сказал, что дружу с Люсей (Люда знает ее), но, мол, сегодня она не могла поехать. Словом, наврал, что я «занят». Она ничего не сказала. И на дружбу не напрашивалась. Только сказала, что встречаться с Борькой больше не будет.

   А ребятишки, видя, что нас нет, собрали наши шмотки (мой пиджак и Людкины туфли с сумочкой) и уехали в город. И мы с ней остались без копейки.

   К счастью, Витя Крылов тоже отстал со своей новой девицей (подругой Нади): вот они и «заблудились».

   Витя сказал, что я увел Людку у Борьки. Но ведь Борька был с Надей! Виктор хмыкнул.

   Возвращались домой на «речном трамвае». Народу было мало, мы сидели вдалеке от Виктора и его девицы, и я читал стихи. Люда многие из них знает, кое-что даже подсказывала. Молодец!

   А потом мы просто молчали. Бесконечное речное течение просто завораживало. Видимо, какой-то своей тайной. Стремительное, безудержное движение, плавные и крутые переливы голубовато-темных волн, потаенная глубина водной стихии наполняли душу загадочной вечностью — непостижимой жаждой и неотвратимостью этого вечного движения. Ну, как нельзя унять ветер. Как нельзя погасить свет от звезд, солнца и луны. Тоже вечное свечение-движение. Словно ты и сам сливаешься с этой неистребимой, таинственной и томительной жаждой.

   Понятно, тогда я так не рассуждал, не философствовал, смотрел и все. Нет, наверное, все же о чем-то думал…

   На прощанье я сказал Люде: «Хорошая ты девчонка. Плохо, что у меня уже есть девушка». Конечно, хорошая. Пусть думает, что я дал Люсе слово.

   Почему-то было неудобно встретиться с Борькой. Все вспоминал ухмылку Виктора. Но Борька — молодец, не обиделся на меня. Сказал : «Людка — б... Ты сколько раз ее?» Я почему-то усмехнулся и промолчал. А потом подошел к нему и признался, что между нами ничего такого, серьезного не было. Он не поверил. Я дал честное слово. По-моему, он обрадовался.

   Понятно, Борька из-за меня назвал Люду «бл». Хорошо, что я признался ему.

   Конечно, Людка не устоит, если я… Но нет! Нет! Я не могу идти против Борьки (он, видимо, еще надеется). Я не хочу, чтоб ему было обидно и больно. Самолюбие, себялюбие или эгоизм — не знаю, но это больно. По себе знаю. Да и вообще… Вот о Люсе, о ее будущем, у меня беспокойства нет. Лишь бы не «залетела».

   Кстати, пиджак мне отдала одна из наших девчонок, сказав, что и Людкины туфли с сумочкой у нее, она их ей передаст (оказывается, они общаются). И рассказала, что это девчонки (ну, видимо, Надя и ее вторая подружка) решили нас разыграть: спрятали шмотки (взяли с собой) и всем сказали, что я и «еще кто-то» уехали в город. Видимо, Борька тоже решал вместе с ними.

   Оксанке не звонил (хотя как-то собирался) и не ходил (и, наверное, не пойду). Видно, распрощался навсегда.

                Навсегда…

                В твоих глазах была такая тоска и боль… и слезы… И протянула
               мне открытку…

                «Прощай, Миша… Я хОчу тебя... ХОчу…»

                Прости меня, Мотя-Матильда. Я не знаю, что мне делать. Вернее,
               делаю как-то все по инерции…
 
   ***
   Немного волнуюсь: скоро пойду на свидание. Интересно, сколько ни накапливай опыта — смелости, решительности и еще черт знает чего, а все равно новая девушка — новое волнение.

   Последние недели был один. Как-то встретил Эрну. Говорит, что ни с кем не встречается и что тогда не пошла бы к нам на вечеринку, если бы не сказали, что приглашают на именины. Постояли в ее подъезде в «трезвом» состоянии и — прощай.

   Иногда вижу в институте Люсю. А когда-то переживал, как это встречаться, а потом расстаться! Особенно, если учишься вместе или живешь рядом. У Люси все нормально, настроение хорошее. И не стесняемся друг друга, не оправдываемся.

   Признаться, иногда очень хочется побыть с ней: она такая ласковая. Но я удерживаю себя. Не знаю, правильно делаю или нет. Она тоже в гости не зовет. Говорит, очень занята тренировками. Только вот какими? Недавно видел ее с мальчиком. Прошли мимо. Я не рискнул поздороваться. Она тоже. А в душе у меня — вдруг какой-то неуют. Все же был ее первым… Не осложнил ли ей жизнь? Ха, а может, наоборот? Но почему-то вспомнилась Людка: глаза, полные слез… Видно, и за Люсю переживаю. Чудак! Теперь что — за всех переживать?! Весь в маму.

   А тут ходили с Борькой по «броду», и я раза два переморгнулся с одной сочной дивчиной. На нее все поглядывали. Даже чувихи! Выглядела очень эффектно: в полупрозрачном платье-мешке со всеми хорошо просматриваемыми притягательными «выпуклостями», с красно-броским педикюром, не говоря уж о таких же ярких длиннющих ногтях на руках. Ну, сошлись. Борька удалился, а я ходил ее провожать. Живет около барахолки, далековато. Но круче всех бывших девиц! Аллой зовут, 20 годков. Прощаясь, как бы по-дружески, чмокнул в щечку. Решил не форсировать события. Чтоб не спугнуть.

   Красивая, гордая. Не просто чува, а дама: смотрит прямо в глаза — с каким-то превосходством, уверенно, смело, словно подчеркивает свое умение резать «правду» в глаза. Видать, знает себе цену и может сама «напугать»: в любую минуту пнуть!

   Я почему-то наврал: сказал, что мне двадцать один год, мол, скоро буду инженерить. По-моему, сразу понял: такой придется по-настоящему «пудрить мозги».
 
   ***
   Наши ушли на именины к тете Гале. Сижу дома один. Хотя можно было смотаться в институт на вечер. Но что-то не тянет. К английскому почти не готовлюсь. А, надоело все.

   Тогда с Алкой проходили не долго. Она приходила минут за пять до срока и стояла в сторонке (я заметил), а потом, когда я появлялся, подходила. Было, по-моему, четыре свидания. Встречался словно с новой Оксаной — красивой и модной.

  Она все время рассказывала о своих многочисленных знакомых — об артистах, офицерах и прочих поклонниках, о своих родственниках, соседях и просто о каких-то парнях — кто-то из них «может морду набить», кто-то с кем-то уже дрался, кто-то сидел и тому подобное. И, главное, о том, как она смело-умело вела себя в разных «драчливых» ситуациях. То ли цену себе набивала, то ли просто язык без костей. Но, думаю, особо не врала: говорила с чувством, убедительно.

   Рассказывала, как она пнула какого-то поклонника: назначила свидание в очень далеком месте и не пришла, так как и не собиралась приходить. И с таким хвастовством рассказывала, словно парень что-то такое натворил, и она ему отомстила. А оказывается, ничего он не сделал, она просто подхохмила над надоевшим ухажером.

   Или рассказывала, как она успокаивает «недоделанного» — не понял, то ли соседского ребенка, то ли племянника: «затыкает глотку» конфетой. Говорила брезгливо, с отвращением. Словно вспоминала о детских «неожиданностях», которые сваливались прямо на ее голову.

   И мне было противно. Я не вру, специально ее не унижаю и себя не приукрашиваю. Да, мне было противно целовать ее размалеванный рот, что я делал не часто. Держался довольно грубо. Ну, грубо — в смысле ехидничал: «Надо же, какая ты смелая! Надо же, какая ты умная! Просто жуть!» Или: «И никто тебе за это по физиономии не съездил?» Она удивлялась и говорила, что ей это нравится, что она привыкла, что мальчики для нее готовы были все сделать, а тут необычно.

   Я водил ее в кино. Она говорила о театре, но я уходил в кусты: некогда, попозже. (Ха! Когда-то по таким же «театральным делам» мучился с Викой.) Но моя красотка не только о театре говорила, намекала на ресторан, мол, там вкусно готовят и танцы до упада. Зато строила из себя невинность, когда мы прощались, мол, она ТАК не может. Вначале подумал: «так» — не только поцелуйчики. Неужели девочка? Но я особо-то не лез. И вскоре понял: «так» — это на улице, в подъезде она не может. И, конечно, не «только поцелуйчики» имела в виду. При деньгах можно было бы здорово с ней гульнуть. В Борькину лачугу она не пошла бы. Да я и сам не хотел позориться. «Почти инженер» приглашает «даму» в переполненный сортир с видом на помойку!

   И вот — очередное свидание. Я пришел на семь минут позже назначенного времени (не специально, просто шел что-то медленно). У меня были куплены билеты в кино. А до этого мы, как никогда, сухо расстались, и я уже подумывал в скором времени ее напинать. (Я мог бы сразу ее пнуть, но на нее все так смотрели! А мои ребята вообще мне завидовали. Наверное, думали, что я во всю с ней шурую. И если вначале, признаться, меня немного смущали ее многочисленные рассказы о драчливых родственниках и знакомых, мол, вдруг будет мстить, то вскоре я был готов на все!) И вот подождал ее с полчаса (!) и пошел в кино. А вечером ребята видели ее на «броду» одну.

   Я думал и думаю: или не стала ждать меня эти семь минут, или я время свидания перепутал. Но нисколько не сожалею. До тошноты было противно. К черту!

   Где-то неделю назад случайно встретились с Оксанкой (я — мимо магазина, а она — из магазина). Я часто ее вспоминаю, мы все же хорошо провели время. Сейчас она выглядит... ну, плохо. Да, да, худая, какая-то бледная. Словом, не понравилась. Говорит, что все время одна, готовится поступать в консерваторию. ОЧЕНЬ (даже выделю) звала к себе. Несколько раз повторяла. Я кивал, но молчал. А она ехидничала: «Придется уехать в Сталинск. А что остается? Ты ведь меня бросил». И даже язвила: «А ты вообще-то кого-нибудь хочешь?» А я вдруг: «ХОчу. — И тут же со смехом: — Хочу, хочу!» Хотя, признаться, внутри екнуло. Хорошо, что сам подправил. А Оксанка: «Значит, смелым стал, коль шутишь. Тогда еще погуляй, я подожду». И даже продекламировала: «Только нецелованных не трогай, только негоревших не мани…» Ну, она и себе может это пожелать. И опять звала в гости. Я сказал, что зайду. А она: «Что так неуверенно? — И, наклонившись, прошептала: — Мишик, приходи. Все будет хорошо», — и глаза у нее были игривыми… и в общем-то добрыми.

   Вспомнил про «предварительные дрочки». Мы даже с ребятами так не говорим. Есть другое — прелюдия, ласки, игры и еще, наверное, что-то «музыкальное». Понимаю, Оксанка хотела меня «взбодрить»! Видать, смеялась надо мной, что я такой, немощный. Или жалела. Может, и сейчас жалеет? Зря! Словом, спасибо за приглашение. Но, увы, видать, не судьба. Я не жалею.

   А вот к Люсе иногда хочется. Как-то опять встретил ее в институте, выглядит неплохо. Ходили в кино. На прощанье (к себе не пригласила) хотел ее поцеловать, а она: «Может, не надо?». Я все же лез… Сказала, что сегодня нельзя «по женским делам». Обещала позвонить. Приглашала в «Динамо», у нее там тренировки. А мне все некогда. И Люся не позвонила. Да и несколько раз видел ее с одним и тем же парнем. Видать, дружат. Ну и слава богу.
 
   ***
   Я здесь такое пережил!.. Виктор сказал, что видел в сельхозе девчонку, похожую на одну из «успенских». Я чуть не вскрикнул, и сердце застучало — всей грудью почувствовал. Но Виктор говорит, что, может, обознался. Я попросил, чтоб он все разузнал, мол, интересно, как они там живут. А сам вчера и сегодня толкался у сельхоза — и около учебного корпуса, и у общежития, спрашивал у ребят и девчонок: есть ли у них кто-нибудь из Успенки Колынского района. Никого не было. И Виктор больше ничего не говорил. Я спросил его, но он ни с кем из сельхоза уже не встречается, узнать не у кого. Неужели, действительно ошибся? Наверное. Обидно.

   Мотя, Мотя-Матильда… Прошло уже почти два года. Много. И сколько произошло со мной всякого… А с тобой? Очень хочу тебя увидеть. Ну, хотя бы узнать, что и как. Ты одна или с Василием? Часто думаю. Может, все же написать? Но вдруг Василий ревнивый. Как бы ни навредить. Да, наверное, ты уже и забыла меня.

   А я тебя не забыл. Вот, на фото: живые глаза, живые губы, живые ямочки на щеках…

   И открытка… Чуть поблекла, состарилась. Новогодняя: елочка и вокруг зверята пляшут. Видать, другой не было, мы были осенью. Но ты же не поздравление писала. Твои слова весь год со мной, все года. И открытка тоже живая: вот — ты держала ее в руках, писала. Синие чернила… Немного прерывистый почерк… Но понятный, ясный. Твои слова, твои запятые, точки… Самые прекрасные стихи. Да, да, стихи. Твои слова, Мотя, для меня как самые светлые стихи на свете, как самая душевная песня на свете. И как что-то очень важное, очень нужное для меня — доброе, мудрое. Как мне хочется не просто повторять, а услышать их от тебя. Услышать твой негромкий голос…

                — Прощай, Миша. Желаю тебе надолго, на всю жизнь сохранить
               лучшие надежды и порывы юности. Останься навсегда таким же
               искренним, отзывчивым и простым. Верю: из тебя получится хороший
               человек. Ты умеешь работать. Ты способный, но не гонись за легким
               успехом. То, что легко досталось, потерять еще легче… Ты
               хороший... Я хОчу тебя... ХОчу…
 
   (Продолжение следует) - http://proza.ru/2022/03/29/308