В пост и накануне Светлого Воскресения еще чаще вспоминаешь наших родителей, хотя может быть и так – чем старше, тем больше думаешь о них.
Наши отцы любили современные технику и разные новые технологии, которые теперь, конечно, всем будут казаться «стимпанком» и допотопным прошлым веком.
Однако – знаете, когда мы со студентами смотрели дипломный фильм Иоселиани «Апрель» (бдительные мои коллеги, я помню, помню – мэтр защитился другим фильмом «Чугун», потому что за «Апрель» его обвинили в формализме)… Но я не об этом – и та, и другая дипломная работы ( черно-белые, на пленке) сняты великолепно. Пространство кадра объемное, потрясающее…в «Апреле» противопоставление и противостояние черного и белого к тому же играет важную роль. Одним словом – первое, что отмечали с удивлением студенты, что аппаратура стала с тех пор несравненно совершеннее, а качество съемки почему-то гораздо хуже.
Мой папа увлекался фотографией и снимал не только на черно-белую пленку, но и на слайды – их надо было смотреть на экране через диапроектор, и в нашем доме был и проектор и большой экран. Во многих домах были такие технические устройства! Помню, еще в конце 20 века мы собирались с однокурсниками у нас, чтобы вместе посмотреть слайд-отчет очередного счастливца о его путешествиях по миру на широком экране.
Да что там, большинство предметов в институте - история архитектуры, история искусств, садов и парков – все это сопровождалось показом слайдов.
Михаил Никитич, папа моей школьной подруги Тани снимал «домашнее кино» на 35 миллиметровую пленку, и у него тоже был экран и аппарат для демонстрации кинозарисовок типа «День рождения любимой дочери» или «Мы всей семьей отдыхаем на даче». Ликование в домашнем кругу эти кинопробы вызывали не меньшее, чем в свое время «Прибытие поезда» или «Завтрак бэби». Я тоже была в восторге от операторского мастерства Таниного папы, потому что часто становилась не только зрителем, но и полноправным участником съемок. В «Дне рождения» я вместе с Таней гордо восседала за праздничным столом, а в «Отдыхе на даче» раскачивалась с ней в гамаке, нахлобучив панаму.
Но видимо, как и полагается на заре кинематографа, немого кино с ожившими картинками Михаилу Никитичу тоже было не достаточно, поэтому он включил в число своих интеллектуально-технических хобби еще и звукозапись на магнитофонную пленку.
В отличие от моего папы, который сурово относился к каждой попытке завладеть его инструментами и техническими приспособлениями, и разрешал это делать только под своим неусыпным контролем (и вот скажите, что за радость в этом для юного экспериментатора!), Танин папа разрешал нам пользоваться магнитофоном даже в свое отсутствие, а на кинопроектор мы и сами не посягали.
Кстати, надо еще отметить, что мой папа увлекался и хорошей музыкой и даже купил дорогой и дефицитный по тем временам проигрыватель «Вега», но и опять же слушать пластинки дозволялось только под неусыпным папиным оком. Закончилась эта эпопея тем, что другая моя подруга, Наташа, щедро поделилась со мной более скромным, но и более эффективным подарком своих родителей – чемоданчиком, открыв который можно было поставить в самую простейшую акустическую систему пластинку и наслаждаться любимыми песнями.
Под эти песни, звучащие из чемодана, мы сами пели и даже отплясывали, кружась по комнате, и заезживали свои пластинки до невозможности, ставя по двести ряд подряд:
« Я тебя никогда не забуду…» из «Юноны и Авось», «Привет!» и «В далекой бухте Тимбухту…» из репертуара бит-квартета «Секрет», Окуджаву, Дольского, Жанну Бичевскую, «Бременских музыкантов», «Али-Бабу…» которые уже знали наизусть.
Получив с Таней беспрепятственный доступ к магнитофону – у этого магнитофона тоже были большие бобины с узкой пленкой, мы оказались на верху блаженства, получив возможность самим создавать радиоспектакли!
До этого времени мы лишь почтительно слушали классические постановки и детские программы по радиоприемнику. Кстати, портативный радиоприемник тоже был чудесной технической новинкой того времени – конечно, усовершенствованный радиоприемник.
От радиоприемника папа меня уже оттащить никакими запретами не мог, я нашла на его средних волнах «литературную программу» и слушала все радиоспектакли и литературные чтения подряд, спрятав новенький блестящий ящичек приемника в глубине секретера и закрыв его подставкой для учебника. Геометрию и математику я как-то ухитрялась сделать под не смолкавший приемник, а вот как умудрялась учить историю и литературу, непонятно.
Итак, занавес в прекрасный мир радиотеатра приоткрылся для нас, когда нам было чуть больше десяти лет!
Сначала мы с Таней по очереди декламировали любимые стихи и изыскивали спецэффекты, для создания красивой и эффектной звуковой картинки.
Среди любимых стихов (в отличие от пронзающих душу песен Рязанова и грустно-задумчивых Окуджавы и Дольского) первое место у нас держал… Козьма Прутков.
Козьма Прутков, персонаж, созданный писателем и поэтом Алексеем Константиновичем Толстым и его кузенами, братьями Жемчужниковыми – прекрасное явление нашей русской литературы, веселое, остроумное, легкое.
Да, конечно, здесь не обходится и без смеха сквозь слезы – смеха над косностью и ограниченностью бюрократизма, единого во все века, но какое же юмористическое или сатирическое произведение в нашем Отечестве без него обходится!
Мы читали по ролям все подряд – и стихи, такие как «Спор древних греческих философов об изящном» - в финале после слов « После прогулок моих утомясь, Я опираюсь на урну"
философы в нашем лице начинали тузить друг друга с криками «Это не ты, а я опираюсь об урну», «Нет, я!!!», «Нет, не ты опираешься!!!!».
В дальнейшем, я как студентка архитектурного факультета обнаружила в этой чудесной поэме еще и такие замечательные для себя в новом качестве строки, которым раньше не придавала значения: « Клефистон:
Страстно люблю архитрав и карниз. Стиф: Я же - дорический орден».
Мы прочитали почти все пьесы Председателя Пробирной палатки и остались в восторге от его персонажей - педантичного молодого немца Либенталя, как правило, ученого, а иногда и ученого, идущего по пути новой науки, которая впоследствии окажется ложной, например, натуропатии, пожилого уважаемого маститого профессора Шишкенгольма – тот тоже на старости лет увлекался сомнительными изысканиями типа черепословия, Лизы, его дочери, сдобной красавицы на выданье, а так же разнообразных купцов, предводителей дворянства, гимназистов, старых барынь, мосек.
С пьесой «Фантазия» в бытность авторов забавной пародии произошла пренеприятная история. Пьеса, высмеивавшая легкие игривые водевили середины XIX века, призванные бездумно развлекать публику, была поставлена Александринским императорским театром 8 января 1851 года, на святках. Увы, это было единственное представление. Император Николай Павлович, не оценив тонкого юмора пьесы, возмущенный, покинул театр, не дожидаясь ее конца, со словами: «Много я видел на своём веку глупостей, но такой ещё никогда не видал». Николай Павлович слишком серьезен был, не снизошел до понимания пародий такого рода.
И вот, наконец, замечательная пьеса «Любовь и Силин» вдохновила нас на написание собственной пьесы!
Сначала мы прочитали заключительные стихи, приведшие нас в восторг своею бойко изложенной логической и смысловой бессвязностью и даже придумали как воспроизвести в своем радио театральном пространстве звук выстрела и бряцание шпор. Звук выстрела успешно имитировался при помощи длинной и гибкой деревянной линейки, которая будучи оттянутой и затем отпущенной, издавала стремительный хлопок по поверхности стола. А бряцанье шпор – бряцанье шпор успешно заменили удары все той же линейки по огромной пустой жестяной банке из-под селедки. В каждом доме тогда были такие блестящие золотые вместительные банки!
Не удержусь привести эти стихи из заключительного, третьего действия из пьесы «Любовь и Силин» и для тех, кто не знаком с творчеством Козьмы Пруткова, еще раз поясню – описанное в них практически никак не проливает свет на события, происходящие в пьесе, а даже и запутывает их еще больше.
Керстен
(торжественно выступает; вперед и поет под музыку соч. К. Л. Булгакова)
Под диктовку иностранки
Я в альбом стихи писал,
Но, услышав звук шарманки,
Вдруг к окошку подбежал.
Все
(поют хором, обращаясь друг к другу с любопытством)
Он к окошку подбежал!
Керстен
Инструмент вертела немка,
Пела дочь. Я дал пятак;
В благодарность иноземка
Проплясала вальс-казак.
Все
(хором)
Проплясала вальс-казак!
Керстен
Опершися на коленку,
Я у форточки стоял
И молоденькую немку
Взором страсти пожирал.
Все
(хором, лукаво)
Взором страсти пожирал!
Керстен
Между тем и в то же время
Весть по городу прошла,
Что от раны прямо в темя
Генерала смерть взяла.
Все
(хором, печально)
Генерала смерть взяла!
Керстен
Кислозвездов на дуэли
С Кологривым был убит,
Кислозвездова в постели
Онемелая лежит.
Все
(хором, показывая на губы и печально качая головою)
Онемелая лежит!
Керстен
Докторам больниц и клиник
Не дается немота, —
Вдруг средь нас явился Финик,
Гимназист и сирота.
Все
(с любопытством)
Гимназист и сирота!
Керстен
Но клянусь, что это платье
Я не скину прежде, чем
Без малейшего изъятья
Тайну вам открою всем.
Все
(настоятельно)
Тайну нам открой ты всем!
Керстен
Этот Финик есть обломок
Рода древнего дворян,
Губернатора потомок
Православных киевлян.
Все
(бросая вверх шапки)
Православных киевлян.
Все
(пораженные)
Возможно ли? и мы ничего этого не знали!
Поочередно душат Финика в своих объятиях и покупают ему игрушки».
Стоит прибавить, что высокое происхождение Финика так и не было никак объяснено!!!! И более того, сам Финик, гимназист и сирота, в ходе пьесы практически до этого и не был задействован. Его история так и не получила продолжения, хотя даже на той ноте, на которой она завершилась, окончилась для него, как видите, приятно.
Нам стало понятно, что просто необходимо развить и существенно дополнить линию Финика! Ни про какие фанфики и прочие литературные изыски фанатов никто тогда и слыхом ни слыхивал. Поэтому мы с легким сердцем стали сочинить невинный сюжет, в котором доктор Либенталь, успешно ухаживающий за дочерью старого профессора Шишкенгольма, румяной красавицей Лизой, решает слегка разыграть будущих родственников, чтобы самому немного покрасоваться. Он приносит в дом историю о том, что гимназист и сирота Финик, в свободное от учебы время подвизающийся на посылках у Шишкенгольма, является потомком влиятельного князя Задунайского-Соловьевича и наследником его богатейшего состояния.
Либенталь думает показать, что образованность и просвещенность, качества, несомненно ему присущие, в глазах любящих людей окажутся превыше всякого богатства, особенно если оно сопряжено еще и с невежеством.
Но выходит, конечно, все не так, как он задумал! Узнав о богатстве, сказочным образом свалившегося на глупого гимназиста, Лиза и ее почтенный отец теряют всякий интерес к молодому ученому и обрушивают вал любезностей на новоиспеченного наследника. Финик быстро входит в роль и начинает принимать все как должное. Чавкая конфетами, и заедая их сладкими пряниками, он легко и благосклонно принимает льстивые речи за чистую монету.Финик - малый недалекий.
Увы, хотя любовь его и не прошла самой простейшей проверки на прочность, Либенталь смиряется – ему ничего не остается как самому разоблачить свой невинный розыгрыш.
После бурной сцены, в ходе которой Финик выдворяется из-за стола чистить барские сапоги, в доме воцаряется мир и согласие. Лиза снова воркует с женихом, а папаша умиленно смотрит на них из-за самовара и пьет чай из блюдечка, сложив губы трубочкой.
Финику он бросает небрежно: «Эй ты, там, Чернослив, чисти да поаккуратнее! Чтоб блестело вот как этот самовар!», на что Финик в углу хнычет и в бессильной злобе бьет барским сапогом об пол.
И тут в эту идиллическую картину вторгается лакей с предписанием отыскать недоросля, гимназиста и сироту Финика, единственного наследника князя Задунайского-Воробьевича.
Лиза, которая по ходу развития действия пьесы уже не раз делалась «словно бы без чувств», однако всякий раз заранее кокетливо предупреждала галантных кавалеров об этом, падает в обморок уже по-настоящему.
Немая сцена.
Только Финик разводит в недоумении руками и произносит:
- Опять Лиза упала! Странно, раньше ведь предупреждала!»
Такова была наша пьеса, требующая воплощения в прекрасном мире радиотеатра. И запись ее состоялась аккурат в Танин день рождения, который отмечается в прекрасном юном месяце апреле.
Не помню, предшествовала ли премьере череда репетиций, но так или иначе, после именинного чая или не дожидаясь такового, мы отправились в Танину комнату записывать пьесу. Родители и «взрослые» гости остались за столом за своими серьезными разговорами и вкусным десертом.
Мы – это сама Таня, я, наша школьная подруга Ира и моя подруга Наташа, которая училась в другой школе, но познакомилась и подружилась с нами в ходе прогулок с собаками по Яблоневому саду.
Роли распределились так – Либенталя взяла на себя Таня, Шишкенгольма – Наталья, Финика выбрала Ира, а мне досталась Лиза, хотя в тот момент я еще и не была «сдобной девицей на выданье», но ролью была чрезвычайно горда и довольна.
Все сыграли свои роли очень забавно! У всех обнаружились неожиданные способности и актерский талант к перевоплощению! А как весело было записывать наш спектакль! И еще веселее слушать записанное!Счастье, счастье! «Неужели это я говорю? А что это за фраза такая «Сыскенгольм входит в хомнату»? «Да это ремарка! А Сыскенгольм в хомнату, а?!»
И впереди была еще целая бескрайняя жизнь и много интересного – даже работа на настоящем радио…
Когда я читаю, например, про то, как девочки в американской книге Луизы Олкотт «Маленькие женщины» играли в Пиквикский клуб и на полном серьезе выпускали его газету, я вспоминаю наши детские игры! Как мало по сути отличились они и какими начитанными были в те далекие и в еще более далекие времена дети. Какими были они серьезными, и в то же время веселыми и сколько было у них хорошей творческой фантазии.