В прошлом веке я работал в Управлении «Запрыбпромразведка» научным сотрудником , пройдя многоступенчатый путь от инженера-ихтиолога до капитана-флагмана рыбопоисковых судов. Наши суда постоянно бороздили необьятные просторы Атлантического , а так же Тихого и Индийского океанов.
Крупнотоннажные суда вели поиск рыбных скоплений и процеживали водное пространство пелагическими и донными тралами в любое время суток, среднетоннажные же суда ,как правило, облавливали только пелагическую рыбу кошельковыми неводами , в основном , в темное время . Этот метод лова выглядит наиболее романтично-под покровом ночной темноты судно идет переменными галсами, щупая водную толщу перед собой импульсами гидролокатора. Косяк рыбы отражает импульс и акустик слышит звуковой контакт. Гидроакустик должен определить параметры косяка, примерную биомассу , скорость , направление движения и доложить капитану .Капитан , используя свой опыт, определяет момент отдачи за борт кошелькового невода, рассчитывает траекторию движения судна так, чтобы при выходе всего невода (640 метров) судно подошло к месту отдачи к концевому бую. Затем нижняя часть невода стягивается и рыба оказывается как бы в кошельке (отсюда и название). При отсутствии слуха у акустика и опыта у капитана результат, как правило, плачевный . Рыбаки в таком случае говорят : сыграли со счетом 1:0- замет один, рыбы ноль. Я попал на кошельковый лов совершенно случайно ( работал на траловом промысле). Среднетоннажное судно с гордым названием « Альбатрос» вышло на промысел на шельф Западной Сахары, но внезапно через неделю вернулось в порт. Оказалось, что при следовании по Северному морю, исчез помощник капитана по научной части. Для расследования инцидента судно вернули в порт . В КГБ быстро прокачали ситуацию и выяснили , что буквально перед выходом в рейс спокойный, непьющий мужик , к тому же член КПСС, узнал об измене жены. Внешне спокойный, он ушел в море и выпрыгнул ночью за борт.
На его место назначили меня. Я поселился в той же каюте. От Управления мне в каюту поставили огромный венок, чтобы на предполагаемом месте гибели хорошего человека, я опустил его в море. При переходе на Балтике стояла штилевая погода и иллюминаторы в каюте были открыты. Ночью я внезапно проснулся от грохота и холода и оцепенел –венок на диване на белом фоне переборки светился переливающимся зелено-фиолетовым цветом, а на полу что-то журчало. Я, вспомнив о бренности бытия, помаленьку начал верить в Бога и судорожно вспоминать какую- нибудь молитву. Через пару минут пришел в себя и понял причину сей какафонии. Мы вышли в Северное море , ветер и волнение усилились и в открытый иллюминатор залетела волна. Светились попавшие на венок морские микроорганизмы « ночесветки», а по полу плескалась вода. Я сделал вывод , что рейс скучным не будет. Через 10 дней, дошлепав до района работ, я в этом убедился. Капитан- Юрий Александрович ( милый и интеллигентный человек) и акустик впервые вышли на кошельковый промысел, к тому же акустик имел проблемы со слухом. За два месяца мы не сделали ни одного замета, выполняя только гидрологические работы и гидроакустический поиск. Советский же кошельковый флот вовсю ловил рыбу .Поскольку у нас, кроме научно-поисковых работ, был и план по вылову рыбы, я ежевечерне уговаривал капитана сделать замет. Наконец ему мое нытье надоело и он сказал, что плохо ориентируется ночью и поэтому боится метать невод , так как не найдет концевой буй в темноте. Я понял ,что интервью окончено и наш план по вылову рыбы накрылся медным тазом . Команда так же просекла фишку и приуныла-премия за рейс при таком раскладе нам не светила. Я предложил в светлое время суток, когда все приличные суда в целях экономии топлива лежат в дрейфе, активно вести поиск, с целью обнаружения редких поверхностных косяков рыбы-«верховодок», и выполнять заметы на них. И вот в один из прекрасных дней вахтенный штурман обнаружил рябь на штилевой , гладкой поверхности воды. Заспанный акустик, включив свой гидролокатор, оповестил нас , что по его понятиям, недалеко от судна резвится тонн 30 сардины. Решительный капитан аварийной тревогой вызвал на палубу команду и мы пошли в свой первый замет. К концевому бую подошли точно, быстро стянули нижнюю подбору и успокоились-рыба в неводе. Вахтенный штурман вызвал по радиотелефону плавбазу , чтобы сдать улов. Нам повезло- на промысел только что подошла мурманская плавбаза «Алексей Хлобыстов» и мы стали к ней под обработку улова. По морской традиции первому судну с уловом полагается презент. Со стампом под рыбу нам передали сверток , в нем оказалась бутылка сухого вина. Мы с капитаном , радостные, зашли к нему в каюту, налили по бокалу вина , закурили и неспешно стали подталкивать друг друга к мысли о том , что черная , как наша жизнь ,полоса закончилась и нас ждет светлое будущее. За переборкой послышался вой лебедки- зто первый стамп с рыбой перешел на борт плавбазы- мы налили по второй. Внезапно на плавбазе раздался разноголосый матерный крик ( много членов зкипажа плавбазы вышло глянуть на первую рыбу). Мы с кэпом ломанулись на палубу и выпали в осадок. К нам на палубу вернули стамп , где вместо обещанной сардины шевелилось килограмм 500 крупного саргана ( по форме тела напоминает змею)- больше в неводе у нас ничего не было .Под несмолкаемые крики мы быстренько отчалили и скрылись в туманную даль. До конца рейса при упоминании по рации названия нашего судна слышались комментарии-это которые змей ловили.
Во второй рейс на кошельковом судне с космическим названием «Меркурий» я шел в радужном настроении. Наш капитан-Виктор Иванович( обветренный, как скалы), ранее работал в Пионерской базе океанического рыболовного флота и, с его слов, был большим спецом именно в кошельковом промысле. Он был большого роста , имел громогласный голос и имел смутные понятия о науке вообще , а о рыбопромысловой тем более. В течение 5 суток, пока мы шли до пролива Ла-Манш, он непрестанно твердил экипажу , что рыбу он всегда ловил без всякой науки, а нас он научит свободу любить. Как только мы вышли из пролива в Атлантику кэп превратился в фантом , несколько дней его никто не видел , но каждое утро он звонил в ходовую рубку и на каком то птичьем языке пытался что-то рассказать вахтенному штурману. Но мы и так знали свое дело-генеральный курс до шельфа Анголы был проложен , согласно рейсового задания, выполняем попутные гидрометеорологические и поисковые работы- все крутится и вертится. Беда ,как обычно, подкралась внезапно. Второй штурман (отвечает на судне за продовольствие) сообщил мне удручающий сюжет. При работе в тропиках каждому члену экипажа для поддержания тонуса положено ежесуточно 200 грамм сухого вина. Пользуясь особым расположением (красавец-мужчина) у заведующей продовольствием на берегу, он вместо сухого вина получил обожаемый всеми портвейн-777 и хотел через 10 дней при пересечении линии тропиков начать баловать экипаж этим элитным напитком. НО!!!. Об этом пронюхал наш кэп и после прохода проливов он начал разлагаться, используя наш общесудовой напиток в корыстных, личных целях. Имея за плечами высшее образование, я без калькулятора вычислил , что при сохранении кэпом таких темпов и, учитывая его лошадиное здоровье, мы будем поддерживать тонус в жаркой Анголе только компотом. Это не входило в наши планы. Анализируя различные моменты общения с кэпом , я вспомнил об его отношении к науке. Решение было простым , как моя жизнь. Я написал рапорт на имя капитана в таком ключе : В течение 10 суток научная группа согласно рейсового задания проводит гидрометеорологические и гидрографические работы. Однако , для протирки оптической оси Азорского антициклона необходимо 3.75 литра спирта. Ранним утром , когда кэп обычно звонит на мостик , трубку взял я и донес до его угасающего сознания возникшую проблему .После длительного, мучительного раздумья он ответил , что спирта на борту нет. Я предложил выдать мне 3 ящика , имеющегося на борту портвейна, а мы, наступив на горло собственной песни, перегоним его в спирт. Честно говоря, я не верил в этот вариант, но малознакомые для капитанского уха научные слова сотворили чудо , портвейн нам выдали. Наше будущее стало светло и прекрасно. Придя на промысел, ни капитан ни я об этом казусе не вспоминали. Кэп начал яростно ловить рыбу- в этом он и в самом деле был мастер. Метал невод он лихо , план по вылову выполнялся , но однажды его лихость сыграла с ним злую шутку. Погнавшись за большим косяком рыбы, судно попало в сулой (столкновение разнонаправленных потоков воды) и при замете намотало на винт часть невода. После получасового ора кэп пришел в себя и сказал, что есть 2 выхода из этой ситуации: либо кто-то лезет в воду и пытается срезать невод с винта-либо он вызывает буксир и нас тянут в ближайший порт Анголы , об этом узнают в Управлении и всех лишат премии за рейс. Дураков лезть в океан , кишащий акулами не нашлось. Тогда кэп зашел с другой стороны- если никто не полезет в воду , он вызывает буксир, нас затянут в порт , он это оформит , как плановый заход судна в инпорт для отдыха экипажа. Это был удар ниже пояса. Дело в том, что нам был запланирован заход по пути домой на Канарские острова, где можно было закупить много дешевого импортного товара ( джинсы, мохер, люрексовая ткань и т д) , а потом продать в СССР за большие деньги , так как этого барахла в нашей стране тогда отродясь не было , а спрос был дикий. По деньгам выходил второй заработок за рейс. Этим тогда грешили футболисты , артисты и другой люд, имевший разрешение на выезд в капстрану. Это вам не премия за рейс в размере 300-400 рублей. Речь капитана прозвучала сильнее , чем «Фауст» Гете. Народ загрустил , но в воду никто не полез, так как в пределах видимости наблюдалось несколько акул - они всегда собирались около кошелькового невода , привлекаемые обилием корма в неводе. Один из моих приятелей вдруг вслух вспомнил, что я совсем недавно был спортсменом- подводником и мне, мол, и ласты в ноги. Мой слабый голос протеста не был услышан в одобряющем рокоте толпы. Мне были обещаны золотые горы при заходе на Канары, включая бесплатную выпивку. Альтернативный вариант не рассматривался. Лед тронулся. На меня навьючили акваланг , надели ласты и ласковые , сильные руки потащили мое тело к борту судна. По заведенному подкильному тросу я добрался до винта. Меня утешало лишь то , что на воду спустили шлюпку и в ней человек 10 орали и стучали на все лады, таким образом отпугивая акул. Простудится я не боялся, температура воды была 28-29 градусов , с перекурами и сменой акваланга я провел за бортом часа 3 , срезая ножом сетевое полотно с винта (хорошо ,что стальной, стяжной трос не намотался). Больше всего я опасался появления акулы снизу, но , видимо, дружный рев матросов сильно напугал акулью сволочь. А в Лас-Пальмасе только старпом (интеллигентнейший человек), на чьей вахте был аварийный замет, проставил мне 2 бутылки рома.
В третий и последний рейс на кошельковом судне с прилагательным названием «Юбилейный» я вышел в 1978 г. Наш капитан –Анатолий Иванович- был настоящим моряком и рыбаком . Всегда спокойный , ( как писал известный капитан- писатель В. Конецкий ) «тихий ,как катафалк» , с хорошим чувством юмора, он прекрасно искал и ловил рыбу. Рейсовое задание по всем показателям успешно перевыполнялось. В конце концов это стало меня беспокоить , так как я опять вспомнил В, Конецкого,- он написал про одного древнего грека , которому везло всю жизнь , но в конце не подфартило и с него живого сняли кожу .Наконец-то и в нашей бочке меда нашлась своя ложка дегтя. После очередного замета кошелькового невода акустик сообщил, что в неводе около 100 тонн сардинеллы. Вызвав по радиотелефону плавбазу для сдачи улова, мы с кэпом уединились в его каюте и за рюмкой чая стали неспешно вести философскую беседу о нелегкой судьбе моряка. Хорошее всегда заканчивается быстро. В рубке раздался истошный вопль вахтенного штурмана и мы ломанулись на мостик. На бирюзовом фоне океана нарисовалась удручающая картина. Большая масса рыбы надавила на стенку невода и произошел разрыв верхней подборы, в образовавшуюся дыру рыба мелкими стайками стала уходить из невода. В этот раз, разгоряченный несколькими дозами аперитива, я сам вспомнил о своем былом спортивном прошлом и решил зашить дыру. Привязав к ноге нож ( от акул) , вооружившись игличкой и капроновой нитью (для ремонта) я бросился в воды Атлантического океана. Находясь в 20-ти метрах от судна, я торопливо стягивал порванную подбору и часто оборачивался назад в поисках акул. Обернувшись в очередной раз , я увидел внимательные глаза акулы-молот. Мгновенно вспотев от страха , я интуитивно принял верное решение- надо медленно плыть классическим брассом к судну, не делая резких движений и не поднимая брызг, что бы не спровоцировать акулу на атаку. Позже , анализируя этот случай , я пришел к выводу , что акула-молот размером около 2-х метров, к тому же насытившаяся рыбой из невода, не стала бы нападать на меня. Больше никогда, ни при каких обстоятельствах я не залезал в океан. Члены экипажа, наблюдавшие за моим одиночным заплывом и негативно отзывавшиеся об акуле и ее маме, рассказывали мне , что на борт судна я взлетел , как пингвин на лед Антарктиды , практически не касаясь балясин штормтрапа. Потом я полчаса стоял под горячим душем , спасаясь от озноба .Как говорят футболисты-ко мне пришел Колотовкин. На этом моя кошельковая одиссея закончилась и остальные 17 лет я работал на траловом лове.