– Ах, душа моя, Пал Степаныч! – возопила мадам Кирпичникова, радостно встречая прибывшего.
Шмель, необыкновенно крупный, уселся на рожок лампы и так сделал лапками, чтобы сразу стало понятно – он персона не из простых, воли себе радоваться не даст, но визитом вполне доволен и не отказался бы… Не знаем, чем может порадовать благорасположенный арахнид шмеля, но не даром баронесса блистала в свете. Угощение нашлось, припасенное специально к такому случаю, и тема для беседы нашлась. Говорили о погоде, нравах и о неминуемой близости конца. Признаки последнего всегда есть, поэтому тема универсальна. Затем, конечно, перешли к личному.
– Как же ваши, в Москве теперь?
– Что вы, баронесса! Какое там? Выбрались аж через Симбирск – в Ялту. Такой-то крюк! Маша пишет, устроились уже, сняли дом.
– Все уехали?
– Все, кроме меня. Кое-что еще надо кончить. Но, сами понимаете, как непросто… В таком-то виде! Войцек, секретарь мой, на что смышлен – и то через два слова не понимает, о чем я ему толкую. Стукнул бы линейкой, да как? Павел, помните, племянник мой по сестре…
– Прекрасно помню, – подбодрила баронесса старого князя. – Чудный молодой человек. А как он по-гречески, в саду, Илиаду… И ни словом не ошибется, будто по писанному.
– Умер, думали.
– Да что вы, князь?! Как же можно? Неужто расстреляли?
– Какой там, расстреляли! Разве, из рогатки… Хилый как барабулька, только стишки читать. Вышел покурить – нет и нет его. Битый час уж нет. Маша моя за ним. На веранде без чувств лежит и вроде как уж похолодел. Что делать? Она его по щекам, а он все лежит. Снегом растереть – где снег взять? Ялта!
Князь растопырил крылья для убедительности, показывая, что в Ялте со снегом швах.
– Ну и? Не томите, князь! Что с ним было?
– Тут он, прямо анекдот, возьми да открой глаза! Говорит: не поверите, Мария Пантелеевна, что мне вдруг привиделось в папиросном дыму. Иду я будто по Дерибасовской, в сторону Грецкой площади, а на встречу мне экипажи, и во всех – барышни как одна усаты! Такое с ним обомление сделалось от этого… Паяц.
– Ну вы меня, Пал Степаныч, в дрожь вогнали. Умер! Не он паяц, вы – сатир! Нельзя же так. Я уже дама немолодая, сердце перехватит и все.
– Будет вам, милейшая… По мне так вы девица еще.
– Вы про Машу-то расскажите лучше. Как она? Такой как Мария Пантелеевна наперсницы век не сыщешь. Как же я скучаю по ней! Все вам необыкновенно везет, шесть тузов в колоде: вы при крыльях, всегда можете навестить родных. А я? И всего-то разница – один слог…
Баронесса грустно посмотрела на тонкие, покрытые щетинками ноги, сцепленные с припыленной чудь видной паучьей нитью. Дело было в том, что князь опростоволосился так же, увлекшись магией, но был чуть шепеляв и в произнесении важнейшего mot magique сплоховал. В итоге оказался шмелем.
– Маша… А знаете, давайте лучше о вас поговорим. Я смотрю, вы вполне себе?
– Да, не жалуюсь. Никогда не думала, что буду радоваться обилию комаров и мух.