Широко разметав по подушкам локоны, она лежала на огромной резной кровати из сандалового дерева и от нечего делать, пристально рассматривала старинную фигурную лепнину, украшавшую собой своды высокого арочного потолка.
Из центра архитектурного изыска прямо на нее свисала люстра итальянской ручной работы, тихонько подсвечивая богатые интерьеры роскошной спальни пятикомнатной Арбатской квартиры, равно как и ее хозяйку во время исполнения оной дежурного супружеского долга.
«С одной стороны- ничего нового сейчас со мной не происходит, - думала женщина, - С точки зрения физики явления, все ведь точно так же, ну или почти так, как пять, десять, или даже тринадцать лет тому назад. Вот только почему же раньше мне не было так холодно и неуютно, почему так тоскливо не было?»
Мало того, когда-то она ощущала в эти моменты нечто похожее на эйфорию, словно от захватывающего дух приключения, вроде сплава по одному из рукавов Амазонки в сезон высокой воды. Со временем все стало вульгарно и безыскусно, как теплый коктейль где-нибудь на турецком пляже в сентябре, но тогда ее, правда, еще не оставляла надежда. А нынче нет у нее на душе места ничему, кроме беспросветной тоски и уныния. Скууучно. Спасибо хоть, что феномен навроде сегодняшнего у них теперь случается крайне редко.
Обтяпав свое нехитрое дело, муж ритуально ткнулся носом ей в щеку, а затем не мешкая уставился в айфон, словно там происходило нечто такое, чего он еще в жизни пока не видел или больше не увидит никогда.
А она…Боже, как она устала. Этот бабуин уже давно не то, чтобы не волнует ее, а много хуже - он гасит ее порывы, разоряет мечты, он украл, похоронил самое ценное, что в ней было- женщину. Нет у нее ничего к нему, пора уже честно себе признаться. Поэтому-то сейчас, во время акта супружеского милосердия, она представляла себе того плечистого парня -тренера, который утром во все глаза наблюдал за ее отжиманиями в фитнес центре. Это ее, можно сказать, только и спасло сейчас. В прошлый раз, помнится, воображение ее тоже не подкачало- нарисовало образ молодого и франтоватого продавца из ювелирного отдела, что на Пречистенке.
Она усиленно буравила взглядом потолок, чтобы слезы отчаяния ненароком не выкатились из ее прекрасных глаз:
«Но как же все-таки он пожирал ее взглядом, этот пижонистый черноокий продавец, застегивая на ее изящной шейке ожерелье из черного жемчуга, ах, как смотрел. А время-то летит. Летит у нее время. Много ли таких горячих взглядов она еще поймает на себе, прежде чем откланяется ее бабий век. Ах уж эти взгляды… каких только наслаждений они не обещают, каких бабочек только не сулят.
Не то что ее престарелый альфа самец, потратит с кислой рожей немного калорий и шабаш, с чувством глубокого удовлетворения собой любимым отвалится, уткнувшись носом в свой «святая святых».
Переполнявшее ее отчаяние не могло больше оставаться внутри без риска для душевного здоровья. Оно настоятельно требовало немедленного выплеска, как вулканическая порода во время извержения. А это значит, что ей нужен был слушатель.
- Когда я выходила замуж, тебе исполнилось лишь сорок. – сказала она, медленно растягивая слова, - Ты был еще относительно свеж, довольно горяч, более менее кучеряв. А, помнишь, как ты обольщал, сколько пыли пустил? Понятно, что я потеряла голову. Мне ж тогда двадцать пять было всего. Сейчас тебе уже... уже... о, Господи… пятьдесят три. Ты обрюзг, обветшал, оплешивел, от тебя пахнет какой-то плесенью, а главное, ты вечно или устал или занят.
А мне… мне двадцать шесть еще где-то … в душе, от силы двадцать восемь. Ну и что я с тобой видела, скажи, все эти годы, - поспешно увела она разговор со "скользкой" темы,- Ну рауты там какие-то, фуникулеры, острова, катера, самолеты. Вспомнить нечего. Но даже это было у нас с тобой так, между прочим. Потому что на главном месте у тебя работа вечная - 24 часа в сутки биржи твои гребаные, да котировки. А мне-то, мне что ты оставил- бутики, салоны и вернисажи, да? Золотая клетка. Знала бы я тогда, эх знала бы…
Молчишь? Нечего сказать, потому что. Не-че-го!
Ей стало до сосания под ложечкой жаль потраченного в никуда времени. Казалось, что она пропустила в своей жизни что-то очень важное, ценное, заветное. И вполне возможно, что где-то там, за рассветной дымкой, ее все еще ждет, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и обжигая пальцы о бычок сигареты, настоящее чувство, голубая мечта: «Ах, как он смотрел бы на нее… как они все бы на нее смотрели!…»
- Все. Я устала, не люблю я тебя, не хочу больше так. Нам надо… развестись. Слышишь ты? Уеду домой, к маме в Моршанск. В наше село. Там сейчас здорово, яблони цветут, по вечерам девки поют у реки, дед Матвей лошадей гонит в ночное. Кстати, газ обещали провести скоро. И все начну сначала. А что? На работу устроюсь в райпо. Встречу какого-нибудь не совсем замшелого экспедитора или механизатора, который уж точно будет от меня без ума. Который будет 24 часа в сутки только на меня и смотреть. Нам, как молодой семье, дадут комнату в общежитии. Все лучше, чем с тобой тут гнить. Однозначно. Потом у нас, представь себе, народятся дети. А чему ты удивляешься? Мальчик и мальчик, Сашенька и Алешенька... Это я с тобой не удосужилась забеременеть. А когда мне было-то? Всегда если не одно, то другое- рауты вечные, катера, да самолеты. А там нет всего этого, там иначе все.
Она живо представила себе, как там "иначе"- представила напоминающий старый коровник дом, ощетинившийся печными покосившимися трубами, сиротливый фонарь с выбитой лампочкой во дворе, пропахший мочевиной подъезд, пьяные крики соседей.
Представила и похолодела от осознания того, какого она сейчас сваляла дурака.
Женщина осеклась, закашлялась, по ее телу пробежала судорога:
«Черт, вот распустила язык, солоха. Этому паразиту пятьдесят три всего. Не возраст. Сейчас поймает на слове еще, ухватится, - зябко поежилась она под простынкой, - Потом покажет, где порог и найдет себе другую дуру, помоложе. С его-то возможностями это раз чихнуть. А я? Блиин. Со мной-то тогда чтооо? Надо срочно, немедленно спасать положение».
-…Впрочем, не все у нас потеряно, дорогой, - торопливо продолжила она осевшим от ужаса голосом, - Брак можно еще спасти. И я даже скажу тебе больше- мы обязаны это сделать. Ради того светлого и святого, что было между нами. Ради нашей любви… А ты как считаешь, милый? Молчишь, согласен значит? Ну вот и хорошо, так тому и быть. Я остаюсь. Убедил.
«Уф, пронесло что ли?! Боииится, видно, он меня потерять, лююбит значит. Ну коли так, то слушай, милый, сюда…»
-… Но тебе для этого придется здорово постараться. Во- первых, ты должен, наконец, увидеть во мне женщину, а не содержанку… не наложницу, я хотела сказать твою, не обезьянку домашнюю. А что нужно женщине, как ты думаешь? Правильно, дорогой. Внимание ей нужно, исключительно внимание, ну и так по мелочи - шубку новую, парочку сережек по двадцать карат и да, еще- какое-нибудь свадебное путешествие. Непременно путешествие и обязательно туда, где мы с тобой пока не были. Например, в…, ну это… туда где…. А где мы еще не были, не напомнишь?
Ты, как я погляжу, не возражаешь. Ведь не возражаешь же? Вот и замечательно. Но, как ты понял, это было только во-первых. А еще… ну да ладно, не буду тебя сейчас утомлять, поздно уже- завтра напишу подробный список. Только ты обещай, что выполнишь. Слышишь, обещай! Ну, чего молчишь, словно воды в рот набрал?
«Вот так всегда с ним, сначала со всем соглашается, а когда доходит до дела, то сразу включает дурочку».
- Ну кооотик… ну пообещай, ну разве это так сложно. Ладно, хватит тебе, не смешно уже… Скажи хоть что-нибудь.
Женщина наконец оторвала взгляд от потолка и впервые посмотрела на мужа.
Он спал.