Сгущаются алые тучи, плачет ветер, надрывно скрипят старые ставни, и я снова возвращаюсь к ней.
К своей убийце.
- Я же говорила, что ты придёшь, - ледяным голосом произносит она, даже не глядя на меня. - Предупреждала.
Я молчу.
Я знаю. Она предупреждала. Она смотрела мне вслед, когда я бежала от неё. Смотрела мне вслед с тихой и страшной ненавистью.
Она тоже молчит, скучающе разглядывая меня и мои лохмотья. Лохмотья моего счастья. Последние капли, оставшиеся от водопада неудержимой радости.
Я оглядываюсь кругом. Эта отвратительная тесная комната давно выучена мной наизусть: клубы темноты в углах, ржавые цепи, низкий потолок, гнилой пол, в который каждый раз намертво вмерзают мои ноги, чтобы я не смогла сбежать, кованая решётка на узком — по-тюремному — стрельчатом окне.
Но самое главное — зеркала. Самое страшное в этой комнате — десятки моих отражений. Десятки отражений, одно из которых — она. Моя убийца.
- Что же ты ничего не говоришь? - спрашивает она. С любопытством. С интересом. Нет — даже с участием.
Издевается. Играет со своей жертвой.
- Что ты будешь делать со мной? - гневным шёпотом спрашиваю я.
Меня трясёт. Я сжимаю кулаки и, стиснув зубы и встав напротив зеркала, смотрю прямо ей в глаза.
Только не бойся. Только не бойся. Только не бойся.
Не бойся её. Ты же столько раз умирала. Столько раз терпела. Ты же умеешь. Можешь. Знаешь, как это. Просто терпи. Терпи.
Солнце заходит, багровые облака в тонком проёме окна темнеют, и вокруг меня зажигаются зловещие свечи. Теперь в её — моих — зрачках пляшут дьявольские огни.
- Ты и так знаешь, что. - Её глаза мертвеют, становятся чёрными, как две дыры. - Ты сама вернулась ко мне. Сама. Твоя расплата ждёт тебя.
- Ты права, - судорожно вздыхаю я.
Какая же ты слабая.
А ведь она действительно права. Я сама вернулась к ней, как только облака вновь отвергли меня. Я знала, что мне уготована месть. Знала с самого начала. Знала, что так будет — ещё до того, как сбежала из этой комнаты-клетки.
Я и правда сбежала. Это было одно из моих самых длинных и тягостных заточений. Проведя в этом чёрном склепе несколько столетий, я уже решила, что навсегда останусь здесь. Но потом дверь приоткрылась. И тогда я рванула на свободу, едва завидев первый луч света. Выскочила отсюда — и бежала, бежала, бежала… Бежала, как от войны. Как от кошмара. Так быстро я ещё никогда не бегала.
Я бежала — и уже знала, что вернусь. Я возносилась к облакам — и уже знала, что вновь предстану перед ней. Перед своей убийцей. Перед собой. И на этот раз она меня не пощадит. Точно не пощадит. Слишком счастлива я была.
- Твоя расплата ждёт тебя, - повторяет она и сквозь зеркальную гладь тянет ко мне навстречу бледные руки. - Ты одна. Тебе нет спасения. Нет спасения от меня. Нет спасения от себя. Нет.
Я молчу, до крови впившись ногтями в ладони и дрожа всем телом. Нет. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня, тварь.
- Мне пора на свободу, - продолжает она притворно-сочувствующим тоном. - Ох… бедняжка. Придётся нам поменяться местами.
Я резко поднимаю голову, вскидываю руку, защищаясь, кричу, кричу изо всех сил, кричу, кричу…
Но мой крик тонет в неясном белом тумане, застревает между нитями пространства, застывает в воздухе, будто в янтаре. Я чувствую прикосновения её рук — холодных, словно у мертвеца…
Теперь я — здесь. В зеркале. Теперь я заточена в зеркале. А она на свободе. Моя убийца.
- Выпусти меня! - кричу я, пытаясь выбить проклятое стекло.
Конечно, оно не поддаётся мне. Я заперта в зеркале. Заперта в Пустоте. Заперта в себе. В своей персональной тюрьме.
- Томись здесь, пока не сгниёшь, - с холодным презрением говорит моя убийца и уходит.
Уходит.
Уходит…
Отчаявшись, я опускаюсь на колени, прислонившись к равнодушно-морозному зеркалу с той стороны. Смотрю в узкое окно.
Нет. Ещё не всё, ещё не всё потеряно. Там, среди фиолетово-чёрных облаков ночи, в которых запутался самый-самый последний луч уходящего светила, — там моя надежда.
Моя последняя надежда.
Ты.