История наша с домом странная, как видение или чудной сон. Старая аллея дождливого города столкнула меня однажды с Туманным незнакомцем (просто он возник из тумана, выйдя мне навстречу).
Был осенний мрачный день, я бродила в поисках вдохновения, когда встретила его. Парень в чёрном пальто и нависающей на глаза шляпе, бросающей на взгляд незнакомца тень, появился передо мной в полдень. Тогда только что закончился дождь и обнажил седой дымчатый туман. С остроконечным зонтом-тростью в руках таинственный Герман вышел из него балетным шагом. Малейшее движение незнакомца навевало такое сравнение. Танцевал ли он когда-нибудь, не знаю, я вообще мало, что знаю о Германе, может, даже имя — только выдумка.
Впоследствии мы всегда встречались в аллее, и всегда, появившись неожиданно, Герман заводил разговор на совершенно непредсказуемые темы так, что со временем стал казаться мне лишь призраком, пока впервые не сменил место наших бесед, возникнув на Почтовой улице в солнечный день. Герман появился также непредсказуемо, как непредсказуемо выпадает жителям городка Колдфог такой вот солнечный денёк:
— Бумажные письма — это сокровенное дыхание душевных мыслей. Вы любите писать бумажные письма?
— Герман?!
— Приветствую Вас, Вера Игнатьевна...— Доброго дня, Герман…— Так, любите?— Не знаю, я с детства их не писала, забыла ощущение.
— Бумажные письма — это тепло и вещественные воспоминания. Есть один дом, где я однажды нашёл целую историю благодаря письмам. Они лежали в деревянной шкатулке на пыльном чердаке. Разобрав старый хлам, я увидел сквозь пыльную вуаль картину Васнецова «Иван-царевич на Сером Волке». Стерев поволоку времени с деревянной крышки, я открыл медную защёлку — в шкатулке лежали старые письма, перевязанные атласной изумрудной лентой, она даже не поблекла, будучи спрятана от проникновения солнечных лучей. Письма, хранящиеся внутри, принадлежали графине Д.
— А что за дом?— Я купил его для уединения. Дом, в некогда дворянской усадьбе, а после революции — библиотека, в деревне Николино. В девяностых годах её закрыли, книги растащили, и дом пустовал, но как оказалось у дома есть владелец, типичный бандит. У него я и купил усадьбу.
— А что за письма?
— Тайная переписка… — на этом Герман, по своему обыкновению, исчез.
Привыкшая к странностям моего таинственного собеседника я не придала большого значения тому, что он так бесцеремонно оборвал наше общение, а история с письмами, найденными в загадочном доме дворянской усадьбы, захватила моё воображение и озарилась поэтическим ореолом.
Да, пора нам познакомиться с тобой, дорогой читатель… Как уже известно тебе от Германа, зовут меня Вера Игнатьевна, если просто, то Вера Кошкина, поэтесса. Отсюда и приключение моё, видимо. С кем из нормальных людей может произойти подобное, как только ни со странной поэткой. Знаю: слово «поэтка» кого-то раздражает, но хочу вам сказать, что подобное отношение — просто излишняя щепетильность. В поэзии главное свобода творческого полёта, а отнюдь не снобизм. Будьте проще. Но вернёмся к Герману, Туманному незнакомцу…
Герман… Таинственная личность. Он словно прямиком попал в реальное время из Серебряного века. А внешне похож на Ворона Эдгара По. В одежде отдаёт предпочтение чёрному цвету. Неизменная шляпа, скрывающая взгляд, встретившись с которым в редких случаях, когда Герман желает прямо заглянуть собеседнику в глаза, ты, кажется, проваливаешься в лесное озеро, тёмные воды которого манят вниз своей глубиной. И волосы, цвета вороного крыла, собраны в длинный хвост. Душа моего необычного собеседника настолько же загадочна, насколько может быть таинственна лесная чаща.
С того дня в аллее, Герман стал неотъемлемой частью моего мира, поэтому, когда он не появлялся гораздо дольше обычного, я затосковала по нашим с ним беседам. Тем сильнее оказалось впечатление от его возвращения.
— Доброе утро, Вера… — обратился ко мне Герман, возникший в городском парке рядом с автоматом предсказаний, над которым возвышается жуткий клоун. Одно то, что Герман обратился ко мне лишь по имени, уже выглядело странным, так ещё и вся обстановка нашей встречи.
— Герман! — вздрогнула я от неожиданности, проходя мимо машины 70-х, дурацкого клоунского монумента.— Рано пугаться, Вера Игнатьевна, — остановил меня туманный незнакомец, — шучу… — добавил мгновенно с улыбкой.
— Доброе, Герман. Только я вовсе Вас не боюсь, — сказала я без особых эмоций,поскольку мне порядком надоело то, что он считает, будто держит инициативу в нашем общении в своих руках, и появляется, когда ему вздумается, хотя и была рада его возвращению. Герман, конечно, заметил подобную реакцию, но виду не подал, а только предложил:
— Вера Игнатьевна, не хотите узнать судьбу? — указал он на автомат.
— Клоун не кажется Вам жутким, Герман? — с сомнением покосилась я на автомат предсказаний, отвечая вопросом на предложение моего собеседника.
— Вы подумали о дурацких фильмах ужасов, Вера? По-моему, Вы выше подобного бреда, — снова обратился ко мне по имени Герман. — Давайте всё же попробуем, смелей…
Не относясь всерьёз к происходящему, я опустила монетку в автомат и повернула ручку — раздался жуткий смех заигравшего всеми разноцветными лампочками безумно улыбающегося клоуна, и, звякнув, автомат выбросил мне маленький листок.
— Ну, что там, Вера Игнатьевна?.. — пытаясь заглянуть за завесу тайны, подглядывая в бумажку в моих руках с намерением прочитать содержимое её, вкрадчиво поинтересовался Герман, когда я, читая, несколько секунд задумчиво молчала.
«Качели в усадьбе» — гласила надпись на том листочке.
— Ну, и что это может значить… — скептически взглянула я на Туманного незнакомца.
— Не представляю, — только и ответил он и тут же отвернулся, чтобы опустить монетку в автомат предсказаний, но во взгляде Германа, который на мгновение коснулся моего, я уловила мимолётную растерянность.
Автомат снова звякнул и выдал бумажку для Германа. «Не молчи».