Как-то раз, рано закончив работу, я возвращался домой. На детской площадке во дворе моего дома я увидел двух мальчишек лет 6-7. Привлекло внимание, наверное, то, что они не играли со своими многочисленными ровесниками. Сидя на самой дальней скамейке и о чём-то тихо переговариваясь, они периодически несильно толкали друг друга. И всё бы ничего, – хотя их поведение и показалось мне странным, – главное было то, что они были без взрослых, а ещё (и это самое удивительное) – их никто не замечал: ни взрослые, ни дети. Ноги как-то сами собой понесли меня к ним.
– Привет, мужики, – с улыбкой сказал я.
На меня одновременно посмотрело две пары взрослых глаз. Причём на одно мгновение их глаза мне показались какими-то странными – иссиня-черными. У обоих были густые тёмно-каштановые шевелюры. Сидевший слева мальчишка почесал у виска и пробурчал:
– И Вам здрасьте.
Второй несильно пихнул его локтем. Они переглянулись, снова одновременно посмотрели на меня и, пожав плечами, буркнули уже хором:
– И как Вы нас видите?
Я не нашёл ничего более умного, чем ляпнуть:
– Глазами.
Они усмехнулись.
– Ну садитесь, что ли, – проворчал правый.
Они вдруг резко подвинулись в разные стороны, и я сел между ними.
– Ну, давайте знакомиться. Меня зовут Роман Александрович, можно просто дядя Рома.
Левый протянул мне свою маленькую руку и деловито сообщил:
– Бертышка.
Я пожал ему руку, хотя осознавал какую-то нелепость происходящего. В следующее мгновение правый тронул меня за плечо и протянул ладонь:
– Берпышка.
Пожав в ответ его руку, я незаметно, как мне показалось, ущипнул себя за ногу, пытаясь вернуться в реальность. И тут же почувствовал, как с обеих сторон меня по разу ущипнули, причём очень чувствительно. До меня дошло, что это всё-таки реальность и она проявляет себя не с самой лучшей стороны. В голову полезла всякая белиберда из недавно прочитанного мною доклада по психиатрии касательно звуковых, зрительных и тактильных галлюцинаций.
– Дядя Рома, – сказал левый парнишка, – Вы нам поможете попасть домой?
– А где ваша мама?
– Неет, – проворчал младший, – Вы только до дома нас доведите, а с мамой Вам лучше не встречаться.
– Это что же, ваша мама такая страшная?
Левый сразу же вскочил передо мной.
– Наша мама самая красивая! Просто она не любит, когда к нам подходят чужие.
– Ну а зачем вы тогда из дома убежали?
– Мы не убежали, – хмыкнул правый, – мы искали…
Левый, сделав шаг вперёд, закрыл своей ладошкой правому рот.
– Мы поспорили с другом, что сможем сами сходить за ягодами и вернуться домой, без мамы.
Я встал со скамейки.
– Ну хорошо, вы знаете, куда идти?
Оба парнишки сразу заволновались, засуетились и, перебивая друг друга, стали тихо гомонить.
– Вот туда.
– Здесь недалеко.
– Совсем рядом.
– Вы только не забудьте вовремя уйти, а то мама Вас отшлёпает.
– А главное, она нас накажет, если увидит Вас рядом с нами.
И хором добавили:
– Дядя Рома, пойдёмте скорее.
Мы вышли с детской площадки и направились вдоль длинного двенадцатиэтажного дома, удаляясь прочь от моего родного подъезда. Мальчишки шли впереди меня, постоянно бурча друг другу что-то на ухо и продолжая пихаться. Я не представлял, какой смысл был мне идти с ними, если они знают дорогу домой. Так мы шли около тридцати минут. Мы перешли дорогу, пересекли небольшой парк и подошли к бетонному забору с большими железными воротами. Мальчуган, назвавшийся Бертышкой, повернулся ко мне и деловито протянул руку:
– Дядя Ром, открой калитку, мы войдём, а ты сразу уходи.
– И это ваш дом?
– Это дорога к дому, но ты не подглядывай.
Не понимая, почему я подчиняюсь мальчугану, я потянул за ручку металлической двери. Отрыть её оказалось не таким простым делом. Когда образовался достаточный проём, два странных парнишки улыбнулись, хором буркнули «Ты здоровский» и прошмыгнули в щель. Тут силы меня оставили, и дверь с грохотом захлопнулась. Минут пять я стоял в растерянности, а евшее меня любопытство подталкивало заглянуть туда, куда совсем недавно проскользнули оба паренька.
Я стоял, облокотившись на забор у самых ворот, и почему-то робел. Но в то же время меня так и подмывало заглянуть за эту железную дверь, которая, будучи ржавой и на вид хлипкой, открывалась так тяжело. Пропуская мальчишек, я открыл её меньше чем наполовину. Наконец, набравшись смелости и сил, я схватился за ручку и потянул на себя с такой энергией, с какой не бегал кроссы в институте. С ужасным скрежетом дверь стала открываться (хотя в первый раз этого противного звука вообще не было). Меня прошиб холодный пот. Казалось, он струился по спине и груди, рукам и ногам. Но всё-таки я смог достичь того, чтобы ненавистная железная калитка уступила, хотя удерживать её так, чтобы она не захлопнулась, было весьма сложно. Подставив ногу под дверь, пришлось взять небольшой тайм-аут, так как лёгкие работали, как кузнечные меха, а сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Чуть отдохнув, я собрался с духом и буквально нырнул в приоткрытую дверь. Я не успел увидеть, что же находилось на территории, огороженной забором, куда мне с таким трудом удалось попасть: в глазах резко потемнело, что-то сдавило горло, а голова буквально разрывалась от боли. Спустя какое-то время (может, секунда, а может, минута…) я потерял сознание.
Действительность возвращалась ко мне медленно и болезненно. Голова всё так же раскалывалась. Одно утешало: дневной свет был не так ярок – спасибо пушистым соснам и елям. Какие огромные красавицы, вот бы... Стоп, какие сосны-ели?! Здесь же кроме забора да ненавистной упрямой двери только пара кустов, и то на половину засохших! Оказалось, что я лежу на земле в траве, которая была достаточна высока для того, чтобы я не мог ничего разглядеть, не приподнявшись хотя бы на локоть. Что же происходит, ерунда какая-то... Жутко хотелось зареветь зверем, закрыть глаза и, открыв их, оказаться вновь в родном, пропахшим гарью, выхлопными газами и ещё бог знает чем городе. Тело ныло, всё виделось как-то чуточку иначе. Я чихнул. Так, надо собраться и всё проанализировать. Господи, да что я несу такое, что тут анализировать? Вон и куртка на мне (какой дурак догадался напялить её на меня летом?), но не моя, или не куртка, но сделана из меха… Мамаааа! Тут только до меня дошло, что это не рукав куртки, а моя рука, нет, не рука – лапа. Сознание как-то само собой покинуло меня, и очнулся я, уже когда на лес опустились сумерки. Мне было неудобно лежать на спине. Встав на четвереньки, я оглядел себя. Одежды нет, я весь мохнатый, абсолютно весь. Ну хоть шерсть хорошая. Да что я такое говорю... Какая шерсть?! Что-то укусило за ухом, и сразу же появился зуд. Передней лапой яростно стал чесаться. Уфф. Ещё раз, более внимательно, посмотрел на свои лапы. Даа, внушительные коготки. Облизав нос и встав на все четыре свои новые конечности, я направился туда, откуда доносился едва различимый запах воды.
Брёл я долго – во всяком случае, мне так показалось. При этом я вертел своей, теперь ставшей непривычно громоздкой (да, именно громоздкой, но не тяжёлой) головой по сторонам, при этом как-то странно раскачиваясь своим новым огромным мохнатым телом из стороны в сторону. Внезапно у меня появилось непреодолимое желание потереться спиной о ствол воон той огромной сосны. Встав на задние лапы, с удовольствием поёрзал по дереву спиной и боками. Я даже заревел от удовольствия. Опустился на все четыре лапы. И тут мне пришла мысль: «А почему это ты так спокоен? Разве такая жизнь устроит тебя?! И что же мне теперь делать дальше? А как же остальные животные? Как я буду жить дальше? И главное – как из этого всего выбраться, если это вообще возможно!» Разозлившись, я одним ударом лапы снёс большой трухлявый пень. Я метался от дерева к дереву и ревел, а эхо отвечало мне. Побесившись так какое-то время и выпустив пар, я вспомнил, что мне хотелось пить. А после моих терзаний и разминки на ни в чём неповинных деревьях, жажда разыгралась ещё пуще. Подняв морду, я принюхался. Да, вода не так далеко. Вот скоро напьюсь... Я пошёл на запах вожделенной влаги, доносящийся из-за густых кустов.
– Эй, мохнатая скала, ты смотри, куда топаешь, – раздался пронзительный тонкий крик откуда-то из-под моих лап.
Я с удивлением глянул вниз. На меня с возмущением смотрела белка, уперев свои крохотные лапки в мою мохнатую ногу.
– Чего тебе, кроха? – удивительно, но я понимал её. А она, судя по реакции на мои слова, понимала меня. Белка скривилась и, пихнув меня лапами, возмущённо заверещала:
– Дубина ты стоеросовая, что ты так ревёшь?! Оглохнуть можно. Убери свою лапу с моих орехов, не для тебя собирала.
Я продолжал смотреть на рыжего зверька. До меня никак не доходил смысл ею сказанного. Я покачал головой из стороны в сторону и, наморщив лоб, засопел.
– Что ты вертишь своей толстолобой башкой?! Орехи отдай! Вот ведь и правду говорят: чем больше медведь, тем дольше до него доходит. – Белка возмущённо топнула и уставилась мне прямо в глаза.
Тут только до меня дошло. Я приподнял правую лапу и увидел, что там лежит небольшая кучка орехов. Точнее, лежала. Часть из них расплющились, а те, что уцелели, были вдавлены в землю.
– Вот увалень бестолковый, – продолжала разоряться рыжая скандалистка. Она плюхнулась на свой пушистый хвост и с таким жалким видом стала перебирать раздавленные орехи, что на мгновение я почувствовал себя каким-то зверем (ха, интересно, а сейчас-то я кто?!). Но только на мгновение: эта пушистая полностью игнорировала тот факт, что большая часть орехов была цела, надо только их подцепить и выковырнуть из земли. Стараясь не громко рычать, я ответил белке:
– Слушай, рыжая тараторка, я, конечно, извиняюсь, виноват, но не ломай кусты малины. Я раздавил всего каких-то два-три орешка. А ты крику подняла на весь лес. Не ровен час, люди услышат. Придут, и никакие орехи тебе потом не понадобятся.
Белка наконец-то замолчала. Я облегчённо вздохнул, глянул на неё, на орехи, кое-что вспомнил и, наклонившись к ней почти вплотную (отчего та чуть было не грохнулась в обморок от страха), шёпотом доверительно произнёс: – Я тут недалеко видел очень хороший ореховый куст.
Мы долго шатались по лесу. Голова была словно в тисках. Виделось всё, как в тумане. Не понятно почему, но как только мы отправились искать орехи для рыжей, мне стало плохо. Белка сидела у меня на загривке и, постоянно вертясь там, что-то тараторила. А мне было не до неё. Я шёл и думал о том, что где-то осталась моя работа, друзья, вся моя жизнь. До меня не сразу, но отчётливо стало доходить, что я могу остаться в таком виде на всю жизнь. Ужас! Отчаяние охватило меня, а страх сдавил горло так, что невольно я зарычал.
– Эй, мохнатая гора, ты чего? – раздалось сверху.
– Ничего, – проворчал я.
– Уже скоро совсем темно, где же твои орехи, косолапый? – белка чуть ли не свесилась перед глазами, держась за моё ухо.
– Сейчас увидишь, рыжая, – я ринулся в чащу, начал продираться сквозь заросли кустов, ехидно отмечая, что моей наезднице стало не очень комфортно.
Спустя некоторое время, когда темнота почти совсем опустилась на лес, я вышел на поляну, где увидел орешник и вплотную подошёл к огромным зарослям лещины. И меня словно озарило: для сентября, когда созревают лесные орехи, как-то слишком зелено кругом.
– Ну, что, вернул я тебе утрату?
– И даже больше! – восхищённо прошептала белка, незаметно спустившаяся на землю.
Она плюхнулась на свой пушистый хвост и, задрав голову, мечтательно зажмурилась.
– Смотри не усни так, – сказал я, развернулся и направился вновь в ту сторону, откуда доносился дразнящий запах воды. Только сейчас я осознал, как мне хотелось пить.
Оставив белку около орешника, я достаточно быстро нашёл реку (именно её запах всё это время доносился до меня). Я зашёл в стремительно текущий поток воды на высоту человеческого колена, и, опустив морду, стал жадно пить. И чуть не захлебнулся. Да, как там мы, медведи, пьём? Постоянно останавливая себя, я начал лакать воду. Ну что же, вот и утолил жажду, но сразу же ощутил зверский голод. Ухмыльнулся устало – а как ещё теперь я мог проголодаться?.. Сразу вспомнились орехи. Конечно, можно зайти поглубже и попробовать нащупать дремлющую рыбу. Но... Я не мог заставить себя съесть её сырую, хотя и было очень голодно. Вздохнув и порычав непонятно на что, я потопал обратно на знакомую поляну.
Сначала мне показалось, что я вижу мираж. Белка всё сидела в той же позе, в какой я оставил её. Уши растопырились в стороны, кисточки смешно торчали, как две маленькие распушённые антеннки. После воды и небольшой ночной прогулки боль в голове утихла, туман в глазах рассеялся, и первое, что мне захотелось сделать, – это ободрать весь кустарник, слопав все орехи. Молча подойдя к лещине, я встал на задние лапы и схватил сразу несколько веток. Правда, тут же отпустил их из-за неожиданного писка сзади:
– Нет-нет-нет, – возмущённо затараторила рыжая, – это мои орехи! Косолапый, ты слышал?!
– Послушай, кроха, здесь хватит нам обоим, – важно заявил я и, усевшись на задние лапы, наклонил ближайшую ветку. С аппетитом разгрыз орех, второй, искоса поглядывая на свою нечаянную попутчицу. Та даже задохнулась от возмущения, но, ничего не сказав, вдруг ринулась наверх – стала сдирать орехи и бросать их вниз. Должно быть, поняла, что чем больше болтает, тем меньше ей достанется.
Когда голод утих, навалилась усталость, веки потяжелели, и мне срочно пришлось лезть в самые дебри кустарника. Я немного повозился, поёрзал, пока не устроился. Вот так, надо поспать: может, просто всё это дурной сон. А завтра меня разбудит на работу будильник. С этими мыслями я провалился в сон.
Разбудил меня не будильник, а звонок в дверь. Голова была тяжёлой, глаза болели от яркого солнечного света, пробивавшегося в окно. Настойчивые трели звонка пробирали меня до самой глубины, звук отдавался в висках страшной болью. С трудом поднявшись, я побрёл в коридор. Он показался мне бесконечным, перед глазами всё плыло, из-за резкой боли слёзы потекли из глаз. Наконец добравшись до двери, я попытался спросить – кто там, но в горле всё пересохло, а в глазок мне ничего не было видно то ли из-за того кавардака, что творился со мной, то ли из-за того, что на лестничной клетке было почему-то темно. Я попытался задуматься, но в дверь продолжали трезвонить. А произнести хоть слово у меня так и не вышло, как я ни пытался. Руки плохо слушались меня, но я всё же открыл дверь. И опешил! Передо мной стояли братья, которых я вчера встретил на детской площадке. Удивительно, но их я видел хорошо, а остальное, что окружало нас, – плохо, расплывчато. Первая мысль, мелькнувшая у меня, была: а как же они до звонка дотянулись?!
– Я Берпышку подсадил, так и дотянулись, – ответил мне один из мальчишек на мой невысказанный вопрос. Никак не получалось проморгаться, слёзы продолжали течь, причём даже немного сильнее, да и боль в глазах стала уже нестерпимой, но парнишек я видел хорошо.
– Дядя Ром, наклонись, – я как в омут засмотрелся в глаза второго паренька и, сам того не желая, медленно опустился на корточки. Берпышка протянул руку к моему лицу и коснулся закрывшихся глаз. Я почувствовал прикосновение нежных детских ладоней, но при этом ощущалось какая-то шероховатость – не неприятная, а успокаивающая, добрая… А ещё мне почудилось, что моего лица коснулся мех или шерсть. Захотелось посмотреть, но глаза не открывались. С каждым мгновением боль исчезала, успокаивалась голова, и даже жажда отступила.
– Дядя Ром, помоги нам! – хором потребовали мальчишки.
– Может, зайдёте, что стоять на пороге? Мне надо умыться, одеться, да и позавтракать не помешает, – во рту я едва ощутил сладковатый привкус орехов. Мотнул головой, отгоняя наваждение.
Мальчишки помялись, переглянулись:
– Ну, если только недолго.
– Да, надо быстрее.
– Только возьмите с собой, дядь Ром, деньги, – затарахтели пацанята.
– А деньги-то вам зачем? – спросил я их, а сам между делом попытался вспомнить, каким таким образом смог оказаться в постели, понятия при этом не имея, как сюда попал.
Ребята деловито зашли в коридор и, закрыв за ними дверь, я спросил:
– И вообще, как вы меня нашли?
– Так по запаху, – даже удивился тот, которого звали Бертышкой.
– Идите на кухню. Прямо по коридору до конца и направо, – подумалось, что, раз ребята смогли как-то меня найти, то уж где право, где лево, не могут не знать.
Остановившись у маленькой комнаты, посмотрел вслед чудным мальчишкам. «Медвежата, – мелькнуло в голове почему-то, – как есть медвежата». Те, так же деловито пихаясь и крутя головами, с интересом разглядывали каждую мелочь, периодически приподнимая головы и замирая, словно принюхиваясь. Я зашёл в комнату. Быстро натянул джинсы, заправил в них рубашку с коротким рукавом. Где же все мои носки?! А, вот они, никогда ничего не могу найти после посещения моей обители сестрой, которая любит навести свой порядок. Бегом направился в ванную, бросив мальчишкам:
– Чаю или сока хотите? Если что – сок в холодильнике, электрический чайник на столе.
– Угу, – донеслось с кухни.
Когда я зашёл на кухню, то даже растерялся. Ребятки уплетали за обе щеки единственное, что было в моём холодильнике, – варенье, которое привезла мне сестра (мои любимое – земляничное), а еще они вскрыли упаковку с печеньем. И всё это происходило с тихим урчанием, ворчанием и чавканьем. Они услышали, как я вошёл, и замерли, глядя на меня своими тёмными глазищами.
– Дядь Ром, пойдём, что ли? – опять хором спросили они. Мне осталось лишь пожать плечами и кивнуть им.
Удивительное пекло для сентябрьского месяца. Я нацепил солнечные очки на нос, но особой разницы не почувствовал. Да и боль стала возвращаться, снова туман застил глаза. Правда, пока не так сильно. А этим сорванцам хоть бы что! Топают и разглядывают всё вокруг, как будто впервые здесь. И вроде как даже играют по ходу дела, но не забывают оглядываться: проверяют, значит, не убежал ли. Да куда, собственно, я денусь!? Когда они рядом, мне становится как-то спокойнее.
– Дядь Ром, опять?
– Не понял... – я попытался разглядеть глаза Бертышки (чудные всё-таки у них имена), но сквозь очки увидел какое-то наваждение в виде звериной морды. Надо бы к окулисту сходить, или к психологу, что ли...
– Голова болит, – не спросил, а заключил мальчик.
– Ну, возможно... А вы, собственно, не хотите мне объяснить, что всё-таки происходит со мной, кто и откуда вы? И почему вы забрались далеко от дома без родителей? – (Интересно, а почему я решил, что они далеко от дома!?)
– Пока не хотим, – безапелляционно заявил Бертышка, подойдя почти вплотную ко мне.
– Дядь Ром, наклонись, а? – Берпышка встал рядом с братом и с беспокойством посмотрел на меня.
Я, как и в прошлый раз, присел на корточки и закрыл глаза. Только в этот раз оба мальчика дотронулись до меня. Я этого не видел, но почувствовал, как с двух сторон к моему лицу протянулись их ладони. И вновь, как и тогда, но уже вдвоём, своими нежно-шершавыми ладошками они стали медленно водить по моему лицу, затем прикоснулись к вискам, и боль стала уходить.
– Теперь долго болеть не будет, – хором заключили мальчишки, – пойдём.
Старый облезлый бетонный забор с ржавыми воротами и ненавистной тугой калиткой возник перед нами внезапно. Мне даже стало не по себе: как же я пропустил его, не заметил?
– Спасибо, дядь Ром, – вновь хором сказали ребята. Они оба подошли ко мне и уткнулись в меня лбами. Я растерялся и непроизвольно положил руки на их мохнатые головы.
– Да не за что, мужики.
И снова мне пришлось в два приёма приоткрыть эту железную дверь, чтобы мальчишки смогли туда пролезть. Я сразу же ощутил беспокойство: вспомнился вчерашний то ли сон, то ли бред. Я попробовал проследить, куда же пошли братья, но они как растворились. Меня так и подмывало полезть следом, но вчерашние события (не знаю, как назвать всё произошедшее...) останавливали меня. Пересилив себя, я развернулся и пошёл куда глаза глядят, потому как домой идти совершенно не хотелось, а куда пойти – ума приложить не мог. Сколько я так шёл – не знаю, из моих размышлений меня выдернул вопрос, заданный сварливым голосом:
– Ну и куды идёшь-то? – на меня смотрели возмущённые глаза старушки-одуванчика. – Не видишь, что ли: бизнес у мене здеся.
Я посмотрел вниз и чуть не вскрикнул. На маленькой коробке из-под обуви лежали расфасованные по пакетикам лесные орехи. Меня качнуло в сторону, и, если бы не бабушка-бизнесменша, которая на удивление сильными для своего возраста пальцами схватила меня за руку, я как пить дать упал бы.
– Что, милок, нехорошо? А ты присядь, – засуетилась она и чуть не насильно усадила меня на раскладную табуретку, – на-ка, попей, болезный, чайку с мятой и чабрецом. Оно полезно, да и жажду утолишь.
– Спасибо, бабушка, – всё, что смог выдавить я из себя. Чай оказался ароматным, не похожим на всё, что я пил, начиная с последней поездки к Байкалу.
Посмотрев вокруг и убедившись, что эти орехи мне не мерещатся, я встал, ещё раз поблагодарил старушку и почти бегом направился в сторону дома, ощущая на себе пристальный взгляд моей нечаянной знакомой. Спокойствие вернулось ко мне только тогда, когда за моей спиной захлопнулась дверь квартиры. Но даже теперь разные мысли обуревали меня. Раздевшись, я залез под душ и долго стоял под прохладными струями воды, чувствуя, как липкий страх от происходящего и усталость утекают вместе с ними. Как следует растеревшись полотенцем, я собрался было поужинать, но от метаний по кухне меня отвлёк телефонный звонок:
– На связи.
– Ромка, чем занят? – голос Витьки не узнать было сложно: он был хриплый и скрипучий, похожий на голос артиста Ливанова. За что мы и прозвали его Холмсом.
– Да вот, только что душ принял, собираюсь ужинать.
– Как всегда, закалялся?
– А то... – хмыкнул я.
– Закаляайсяаа, если хочешь менингииит, – как обычно, пропел на свой лад Витёк. – Подожди, какой ужин? Хотя нет, нормально: ужин в одиннадцать утра – это нормально. Не забудь зубы на ночь почистить.
– Для тебя утро, а для меня давно день… – Я замер: – Что ты сказал!? Сейчас одиннадцать утра?!!
– Если будешь зависать, что твой комп – будет в столице полдень, – под Кириллова провещал друг.
– Ладно, чего хотел? – Я уже пытался быстрее от него отвязаться, твёрдо про себя решив: вернусь к воротам.
– Ром, ты можешь сделать мир добрее, – начал, как всегда издалека, мой занудливый друг, – когда совершишь сей благостный поступок, тебе откроется...
– Значит так, Вить. У меня нет времени. Если тебе что-то нужно, через десять минут будь у подъезда.
– Ты же собирался ужинать, – съехидничал тот.
– Будешь подкалывать – вообще слушать не буду.
– Осознал, уяснил, понял и уже выдвигаюсь к подъезду.
Его ещё сейчас не хватало… Я на скорую руку заставил себя съесть два бутерброда с сыром, запил соком, оделся и выбежал из квартиры. Едва за мной захлопнулась дверь, мне пришло в голову, что хорошо бы было собраться в дорогу. Но ощущение уходящего времени гнало меня. Выскочив на улицу, я нос к носу столкнулся с неугомонным Витькой.
– Быстро же ты добрался!
– Да мне собраться – только подпоясаться, – ухмыльнулся друг.
– Пойдём, по дороге расскажешь, чего тебе надо. – Мы быстрым шагом направились в сторону загадочных ворот.
Продолжение
http://proza.ru/2022/08/21/1702
Рисунки Светланы Дугиной