Как-то на одной операции, высоко в горах, мне было предложено курнуть косячок, случайно завалялась у товарища пластина в кармане.
Я ответил ему:
"Мне сейчас и так очень плохо и физически, и морально, так что любое вещество меня просто добьет, организм не примет еще и это издевательство, мозг не выдержит"
На что мой товарищ сказал:
"Вот и я также думаю, но решил спросить у тебя, а то мне как-то не по себе от мыслей моих, вроде и курнул бы, что бы на душе полегчало , но боюсь, что хуже будет, да и в плену можно легко оказаться, с башкой отключенной зельем"
Все-таки там, в горах, в деле, так сказать, мы были взрослыми, мы были мужчинами. А вот в "тишине" мы опять превращались в обычных восемнадцатилетних пацанов. И становились подверженными влиянию некоторых "орлов" местного значения.
Ну что тут такого? Ходить по ржавым минам, или погиб кто, или ранен тяжело, так это все рутина, это все обыденно, это здесь, в Афгане, с каждым может произойти. Выбора у нас не было. Получил приказ и пошёл. На настоящий подвиг, возможно, не каждый способен. Да и подвиги в бою, часто просто оставались за кадром.
А вот бухнуть, или курнуть - это поступок поистине "героический", а если еще при этом и утворить что-либо неподобающее, тут уж настоящий пацан и об этом знать будут все и уважать будут. Тем более, что провернуть все это действо, надо под носом у командования. Поистине поступок, "настоящий", "мужской". Ну и плюс к тому уверенность в безопасности. Что и приводило часто к трагическому финалу. Какая безопасность? Это только в башке бестолковой она. Да и не умели мы по настоящему ни пить, ни курить. Уж если человек постоянно употребляет, так его поведение ровное, без скачков и не полезет он на рожон никогда. Это еще одно из доказательств, что мы не были ни наркоманами, ни алкашами, А после нечастых употреблений, башку срывало напрочь, и море по колено.
Был я уже "дедушка советской армии". У кого-то из ребят день рождения. Отмечали мы его на восемнадцатом ОП. Все было отлично и весело. В качестве горячительного напитка присутствовал вполне хороший самогон. Гости-исключительно дембеля и деды. Немного нас было, человек восемь по-моему, остальные на заданиях (секрет, колона, усиление постов пехоты). В общем пару кружек я употребил, очень сильно захмелел и меня отвели спать. Спал я до развода. К разводу меня разбудили . Я конечно же сопротивлялся и говорил, что-то вроде, да я прибор ложил на всех и вся, я дедушка советской армии и не мешайте мне отдыхать. Но потом подошел наш старшина, прапорщик Балашов, он знал, что мы выпивали и сказал:
"Дима, не выноси никому мозг, вставай и иди на развод, а то комбат тебе популярно объяснит какой ты дедушка и думаю, тебе это сильно не понравится"
В общем меня практически силой и пинками поставили в строй. Стоял я в задней шеренге и почти " всю дорогу" икал. После развода, меня начало тошнить. Рвало очень сильно, чуть ли не вместе с внутренностями. Все это время надо мной стоял, мой прапорщик. Когда я немного успокоился, Балашов , каким-то почти отеческим тоном ( мне тогда так показалось) произнес слова. Я помню эти слова до сих пор и тон его кстати тоже.
- Мля, дитя ты еще, совсем дитя, молоко тебе через тряпочку пить, а не самогон-
Не заложил он меня ни кому из офицеров Да и я как-то сразу успокоился, не потянуло меня на "подвиги".
Правда, на следующий день, мой прапор, поговорил со мной. Поговорил довольно жёстко и доходчиво. Но это были не нотации, а разговор настоящего взрослого, мудрого, старшего товарища. Спасибо ему. Выводы я сделал, хотя и не сразу, но его слова запомнил.
Так вот, о чем я хочу сказать. Да, и выпивали, и покуривали. Но, ведь было это только в часы безделья и чувства относительной безопасности. Все-таки, наверное, нельзя оставлять солдата без дела, пускай хоть траву красит, ну или в нашем случае рисует ее. Не было почти травы у нас на Саланге. Все больше горы, да скалы голые.
Хотя пару слов хочу сказать и в оправдание.Вы даже представить себе не сможете, на сколько свободно можно было достать и чарз, и героин у нас на маршруте. Да и самогонный аппарат у нас был свой, но пьянства не было, как и наркомании. И никто, именно никто, и никогда, не употреблял никакой гадости на боевой операции, на сопровождении колоны, в засаде и т.д. Я отвечаю за свои слова. Конечно же с полной уверенностью, я могу сказать лишь о людях, которых я знал лично, о бойцах, которые были рядом со мной.