Взяв свою супругу за руку, Аристов спросил, испытующе глядя Норе прямо в глаза:
– Душа моя, это чё это вы там затеяли с Бертой?
– Не понимаю, о чём ты? – супруга изобразила максимальное недоумение.
– Мне всё известно, а ты в паровозики надумала играть?
– Скажешь, наконец, в чём дело?
– Личное дело Персефоны смотрела – смотрела, в Винтаж 2000 летала – летала, после этого там труп нашли.
– Старую подругу решила проведать. Да что такое? Нельзя навестить однокурсницу? А как ты узнал? Ага, это она донесла! Так и знала, что нельзя доверять.
– Следователь доложил в рапорте. Ты хоть понимаешь в какое дело вляпалась! Зыбин теперь с меня живого не слезет!
– Это, чё это? – насупилась Нора на всякий случай, она пока не знала какую линию поведения выбрать: истерику со слезами или горькое раскаяние. Бурное примирение обязательно: дело, чувствуется, и взаправду серьёзное, если Аристов так громко пыхтит, но вот в каком оформлении – вопрос?
– Поясок брала – брала. У тебя что, своих нет, идиотка! На нём и повесился хоккеист! Рассказывай, кому отдала? Впрочем можешь молчать: догадаться не трудно, но вот зачем? Что за глупость куриная? Берта тебя на раз съест и не подавиться ни разу! Сейчас упрётся, как докажешь, что действовала в её воле?
– А я подстраховалась. Ты что думаешь, я дура набитая, а вот и нет. Я сразу подумала, что она мухлевать начнёт. Уж очень складно у неё всё получалось: подбросить поясок хоккеисту, чтобы академик ревновать начал. А старый хрыч обязательно начнёт пылить. Я читала доносы этой твоей Персефоны. Разве без любви можно так издеваться над человеком? Да никогда! Тут старческий маразм помноженный на научную степень! Вот мы и решили ей отомстить.
– И что ты сделала?
– Я туда нитку вставила, чёрную. У тебя в ящике стола валялась. Пусть теперь доказывает, что не брала! А ниточка то там! Не отвертишся.
– Подожди, я чего-то не понимаю? – растерянно произнёс Сергей Харитонович.
– Всё просто: я взяла пояс без чёрной нитки, взяла – взяла, а Берта – с чёрной ниткой. Чудная такая нитка с красным бантиком. Я сначала подумала, что у тебя завелась любовница, но потом посмотрела в микроскоп, а там номер во всю нить, длинный такий. Откуда она у тебя?
– Из марсианского посольства прислали в знак неразрывной дружбы. Вечно у них подарки со значением, – ответил Сергей Харитонович, с жалостью глядя на жену.
– Только одного не понимаю, почему это докажет, что она её держала в руках? – схватившись за голову, будто у него болели зубы, спросил генерал.
– А чего здесь непонятного?
– ?
– Ну сам подумай, как я туда эту нитку затолкаю? Я не умею.
Аристов оживился, ещё не веря в счастливую звезду.
– ?
– Герману отдала. Он всё и сделал. Так отлично, будто всю жизнь этим занимался.
Зубы вновь свело, захотелось водки, нет – спирта и неразведённого по возможности, грамм пятьдесят, а лучше сто!
– У нас спирт есть в доме?
– Холодный?
– Так есть или нет? – со злостью спросил генерал. – У нас есть вообще что-нибудь в доме настоящее, кроме тебя?
– То есть не одобряешь? – с упрёком глядя на своего генерала, спросила сопливая девица и замолчала, отвернувшись к окну.
Бедный начальник всемогущего ВТО, у которого в подчинении находились все полицейские планеты Земля не знал, что делать. Убит племянник императора при помощи карбиновой нити, которую по глупости затолкала в верёвку его жена. И ведь не отвертишься: с цифирками ниточка! Неспроста Зыбин там крутиться, вынюхивает, вынюхивает, следователя тормошит. Требовалось немедленно что-то предпринять, но что?
– Это всё или есть ещё подарки?
– По глазам вижу, что недоволен. А напрасно, у меня фотокарточка есть.
– Что за фотокарточка? – усталым голосом спросил Аристов.
– Вот смотри.
С обиженным видом Нора достала из-за баночек с приправами голограмму, на которой она передавала пояс Берте.
– Герман сделал.
– У вас здесь настоящий заговор, – с облегчением выдохнул Аристов.
– Берта сказала, что тебе понравится, если «Молотобойцы» проиграют, поэтому Архангел должен пропустить игру.
– Так и сказала?
– Ага, а потом это нелепая смерть. Глупость какая-то! Ведь правда?
– Это точно, форменная, – с готовностью согласился генерал.
***
(За день до смерти Архангела)
В комнате пахло бразильским кофе Арабика с мускусными нотками галапагосских островов. Сквозь радужные искорки декоративной плазмы Берта дружески улыбнулась Норе:
– Показывай свою добычу. Я даже не поверила, когда ты сказала, что выпросила пояс. Великий космос, какая ты молодец! Лучше и придумать трудно! Это могла сделать только ты! У меня, да что я говорю, ты сама знаешь, никогда бы так не получилось. И что она?
– Ничего не поняла. Отдала как милая. Мне её даже жалко стало. Я ей пояс от Лагерфельда отослала взамен. Ну ты помнишь, абсолютно бездарная вещь, не понимаю, чего им так все восторгались. В прошлом году только о нём и говорили.
– Имя, что не понятного. Не жалко было?
– Скажешь тоже! Для лучшей подруги можно пожертвовать..
– Осталось совсем чуть-чуть. Твоему бурундуку почту доставили?
– Вот ты мне скажи, чего ему ещё не хватает? Омоложение сделала, а он себе марсианку завёл.
– Это почему?
– А ты посмотри на эту гадость.
Сбегав в кабинет Аристова, Нора принесла распечатанный конверт, в котором лежал свёрнутый колечком чёрный волос, аккуратно перевязанный красным бантиком.
– Да странная вещь.
– И не говори. Я в микроскоп посмотрела, на нём номер, длинный такой. Он что себе искусственную женщину завёл?
– Да ладно! А что в записке?
– «В знак вечной любви». Даже и не знаю, что и подумать! Марсианки они же длинные такие и тощие, как саксаул, а он у меня совсем барсук.
– Знаешь что, давай затолкаем в пояс. Пусть голову себе поломает. Дело наверняка к нему на стол ляжет, а там волосок знакомый. Вот он и покрутиться.
– Ты думаешь? Странная идея. А на меня подумает?
– Ну и хорошо. Вот ты ему всё и выложишь. Что это за подарки ему такие любовницы шлют?
– И всё же я не хочу.
– А ты Бормана попроси. Вот смеху-то будет, когда твой узнает, кто ему волосок от любимой подсуботил.
– И чё дальше? Нет, подруга, я тебя знаю, опять что-то опасное придумала, – засомневалась Нора.
– Ну хорошо, хорошо. Я тебя понимаю. Если боишься, то вот, сделай фотокарточку, как отдаёшь пояс мне. Покажешь настоящую виновницу, если прижмёт. Прикинешься дурой, он и простит. Что в первый раз, что ли?
– Тогда ладно. А ты ничего не боишься?
– Дорогая, а чего нам бояться? Дальше стратосферы не сошлют. Перестань, я обо всём подумала. В марсианской академии у меня лучшая аттестация была по дымовой завесе. Так что, всё будет полный ажур с бубенцами.
– С какими бубенцами?
– Сама не знаю, Зыбин любит так говорить…
...
Наконец удалось освободить академика из весьма коварного захвата полицейского. Зыбин от волнения даже неприлично всхлипнул, глотая слюну, когда поставил танталовую фигурку на шершавую титановую полочку рядом с блестящим пузом монаха. После приватного разговора с Плещеевым у него в мозгу переменилась картина мира кардинально и навсегда, в известных пределах, конечно. Великий подвиг учёного показывал всю ничтожность его жизни, его мелких устремлений, против грандиозных планов по защите жителей империи от жуков. Мощь интеллекта академика полностью подчинила себе все его прежнии установки. Идеалы, которым он бездумно поклонялся, стали ничтожными, крохотными такими, словно испуганные жители инопланетного поселения перед бомбёжкой имперскими вакуумными бомбами.
«Да-с! Как я раньше до всего этого не додумался? Ведь всё было более чем очевидно: Берта не хочет делать себе эту вредную операцию. А я настаивал, вместо того, чтобы просто дать наркотик. Идиот! Она бы ничего бы и не узнала на утро. Договариваться придумал. Гуманист, ядрёный квас в стебель! Это ведь надо какой крюшон заварился, а всему виной мой бесконечный эгоизм и дремучесть! Конечно, она должна была воспротивиться, а как иначе? Ей вовсе ни к чему, чтобы кто-то чужой копался у неё в голове. А вот сделал бы все незаметно, и ничего такого не было.
Да-с, а хоккеиста жалко, ну да ничего. В конечном счёте, с Берты и взятки гладки, ведь она по честному просила сжечь в плазме проклятый пояс. Чувствовала, что от него смертью пахнет. Тут ничего не скажешь. Дым и пламень всё исправили бы. Но, как говориться: Благими намерениями путь в трангулятор выстлан. Так-то.
Надо будет распорядится, чтобы Мара Филипповна не беспокоила академика пустыми придирками насчёт энергии. Если всё получиться, то через пару десятков лет империя получит неутомимых гвардейцев, обуздавших венерианских жуков. А кормится будут в Мезозое динозаврами, и проблема решена! Чего проще! Нужно только каждому вживить портативный трансгулятор. Далеко не улетит, он с ним, как собачка, будет на привязи: покормился и пожалуйте обратно на службу. Отличный рапорт получиться для императора!» – Альберт Иванович Зыбин довольно крякнул:
– Вот вам и гермафродиты деланные!
***
В стаканчике из двойного железа с воздушной прослойкой, чтобы не обжигаться, дымился крепкий турецкий кофе. Рядом покрылась каплями влаги рюмка с обжигающе холодным спиртом. Феоктист Петрович с умилением посмотрел на этиловый яд.
«Запить бы надо чем, а то горло сожгу» – подумал он с неудовольствием.
– Не бережёте вы себя Феоктист Петрович. Может соку апельсинового дать? – с сочувствием предложил хозяин кофейни.
– Нет, Вячеслав, не тот случай. Я ведь почти раскрыл дело, и тут по голове дали. А против лома, сам знаешь, револьвер бесполезен. Не перешибёшь!
– Как я вас понимаю. Знаете, товарищ Семарг опять новую игрушку придумал. Вон посмотрите, – бармен показал на беговую дорожку у широкого окна, за которым неспешно плыли нежно-белые облака. – Представляете, пробежишь пять километров и сто грамм бесплатно. Садист!
– И что, пользуется спросом?
– А то как же. Кто не хочет бесплатно выпить?
– Так у вас и так всё по карточкам?
– Ну и что? А план-то надо как-то выполнять?
– Ага, план…
***
Только с помощью Персефоны удалось отодвинуть клавесин от балконной двери. Даже узники страсти на картине с улыбающимся Бахусом, оставили свои чувственные занятия, чтобы поддержать аплодисментами усилия Семарга.
Проиграв вступление Рождественской оратории И. С. Баха, Семарг со значением посмотрел на Персефону. Взмахнув широкими крыльями арктического стерха, она взлетела на банкетку, специально для этого случая покрытую кожей мезозойского динозавра с золотистыми гербами империи арнов. Из динамиков и звуководов, расположенных во всех общественных местах высотки Винтаж 2000, раздалось великолепное сопрано земной женщины, превращенной мечтой академика в ангела с чёрными крыльями.
Звук летел, не встречая преград. Прихожане в храме Всех Святых благоговейно молились, боясь неосторожным движением нарушить ангельскую песню, воспевающую рождение Великого Космоса. Сквозь блестящие отверстия дуршлага Макаронного бога исторгались наружу, многократно усиленные божественные звуки, перекрывая запахи спагетти и пармезана. Академик Плещеев приник ухом к звуковому, он из принципа не ходил на воскресные музыкальные вечера в бункер, хотя его каждый раз приглашали. По сморщенным щекам лились слёзы. Академик плакал…
Ария Персефоны https://youtube/eaoU9P6JRhI