Жёлтый барабан, когда был маленьким, очень любил кеды и пожилых собак на самовыгуле – они всегда хорошо слушали, а когда хотели перебить собеседника – вежливо спрашивали. Как собаки спрашивают? Вы странные – голосом: - Уважаемый собеседник, можно вас перебить?
Вот так.
Гулял Жёлтый барабан достаточно осторожно, боялся промочить ноги. У него с младенчества установилась странная связь между промоченными ногами и горлом – как только ноги промокали, горло начинало саднить, першить, а уж затем и кашлять. Что такое кашель для барабана объяснять не надо, это очень плохо и для самого барабана и для окружающих. А ноги промочить в кедах легче лёгкого. А калоши на кеды не надеть – смешно. Даже прозрачные калоши – всё равно смешно. Особенно если кеды красивые, Два мяча, китайские, с одной стороны зелёная ткань, с другой синяя, и прекрасная рифлёная подошва небесного розового цвета.
Но сейчас лето, июль-жара, как здесь ноги промочить? Но дворник Гусли, пропойца, но очень ответственный служака, трепетно относился к газонам, цветникам, лужайкам, альпийским горкам, клумбам, миксбордерам и прочим зелёным насаждениям во дворе городской филармонии, которые сам же и завёл. Вечерком, попив пива, - Какой вред от двух литров пива?, поливал Гусли всё своё благоухающее хозяйство. И пойдя в третий раз за очередными двумя литрами пива, а мы уже знаем, что вреда от двух литров не будет, не выключил воду. А шланг и городской водопровод рады стараться, налили перед филармонией знатную лужу. Можно сказать – море! Синий океан перед филармонией и через разлив во двор - море.
Уткнувшись в экран телефона Жёлтый барабан шёл на утреннюю репетицию, и, зачитавшись рецензией на концерт Нью-Йоркского филармонического оркестра в Венском оперном театре, на всём ходу влетел, а точнее, вплыл в лужу. И сразу даже и не заметил, ибо очень увлекательная была рецензия. А заметил только, когда вахтёрша Билетова громко сказала, обращаясь к портрету Чайковского над служебным входом: – Вы, Пётр Ильич, вот никогда в мокрых кедах по помытому не ходили! Ибо – гений!
Жёлтый барабан не успел смутиться, так как понял – Всё, пропал, заболел. И заболел, но не сразу, а к вечеру.
Репетиция шла своим ходом и тактом, разученный и повторенный Иоганн Штраусс, гремел и сверкал. Перед перерывом вышел импресарио, как он сам себя называл, на самом деле замдиректора филармонии по АХЧ Свистунов, и хорошо поставленным пропитым голосом провещал: – Уважаемый оркестр. Завтрашний концерт будет снимать областное телевидение. Приказ директора - всем быть трезвыми.
И наклонившись к дирижеру, прошептал заговорщицки на всю сцену: – К вам это не относится. И ушёл довольный сам собою и удачно встроенной, заготовленной заранее, панибратской шутке.
Дирижёр Левицкий-Рогаль даже не поморщился. Во-первых, фамилия обязывала, во-вторых, буду недоливать этому свистуну сегодня вечером, пусть воздух глотает.
Ближе к вечеру, когда горло взяло за горло, Жёлтый барабан подошёл к Левицкому-Рогалю: - Роман Дмитриевич, я заболел. Если буду играть, сорву запись. Кроме кашля, у меня ещё и насморк, представляете, какие звуки я буду извлекать?!
- Голубчик, вы же меня за горло берёте!!! Вы же основа нашей перкуссионной группы!!! Вы же бас-барабан!!!
Плеснул коньяку.
- Может позвать Палкина из драмтеатра?!
- Голубчик, они же на гастролях в Царицыне!!!
Плеснул коньяку.
- Я позову Вениамина?
- О, не надо дарить подобную надежду, голубчик!!!
Плеснул коньяку.
- Другого пути не вижу.
Жёлтый барабан решительно поднял трубку телефона и набрал зазубренный номер. Пошли гудки.
- Венечка?
- Кто это?
- Это я, Жёлтый барабан.
- Что с голосом, здравствуй.
- Заболел, поэтому и звоню.
Осёкся, получилось так, что не заболел бы и не позвонил бы.
- Венечка, завтра вечером грандиозный концерт, играем Штраусса, Иоганна, а у меня конфуз, и Палкин на гастролях.
Осёкся второй раз, получается, что Венечка – последний из вариантов.
- Выручи, а?
Покашлял и шмыгнул, Левицкий-Рогаль плеснул себе ещё раз.
- Братишка (а они с Вениамином были двоюродными братьями по мамам), я бы рад, но у меня авто нет, да и как с билетами, да и автобусы прямые к вам отменили, а через Петушково, я и не знаю, что ходит.
От такого быстрого неожиданного согласия (Аллилуйя!), Жёлтый потерялся в мыслях, так как думал только об возможных тщетных уговорах. Трубку схватил Левицкий-Рогаль: – Вениамин Ерофеевич, к восьми утра будьте готовы. Моя машина будет у вас! Бросил трубку, плеснул коньяку.
- В пять утра, за тобой заедет водитель, поедешь сам, чтобы казусов не было. И сними ты эти кеды, что за блажь в сорок лет носить тряпки на ногах!
Плеснул коньяку.
Жёлтый барабан с кружащимися от навалившихся предстоящих событий, литаврами, пошаркал в грим уборную, забрал вещи, термос, партитуру и через аптеку домой. Синий океан за день высох, Свистунов, что-то активно выговаривал Гуслям, а тот внимал, кивал, но думал о заветных только двух литрах пива, чтоб без вреда.
Утром, затянувшись в плед из верблюжьей шерсти, обмотавшись в пояс из собачьей, положив на сгиб руки, чтобы поближе, термос с отваром шиповника, на заднем сиденье, потому что водитель курил, дремал Жёлтый барабан. Дремал и вспоминал удивительные светлые дни учёбы в консерватории, где он и Вениамин, «Братья-акробаты», были гордостью курса. Вениамин, конечно же - гений, ему пророчили не просто блестящее будущее – яркую вечность, а Жёлтый всё брал трудом. После заключительного концерта на пятом курсе, когда овации, цветы, софиты, шампанское, восторги, сменились утренним распределением, состоялся первый тяжёлый разговор.
- Ну, слушай, Жёлтый барабан, чего тебе стоит, всего лишь на год, на год!, поехать в NN? Этот старый козёл, за то, что я его дочку бросил, ссылает меня в эту Тмутаракань, лично ведь гад мои документы из Большого забрал!!! Не поленился!!! Я уже в филармонию NNскую звонил, они тебе рады будут, ты же нарасхват! А я в Большой, ты же понимаешь?! Без трудовой пока, как приходящий репетитор. Ну?..
Тридцать лет в NN пролетели, но Жёлтый барабан был доволен. Играл всё, что давали, а давали всё, семья, жена Маримба, с удивительным чувством ритма, дочка (вся в папу!) – розовый барабанчик, дачка с домиком над рекой.
А Вениамин, профукав всё, по иронии, приземлился в районном центре NNской области, преподавателем в музыкальной школе. Правда пить бросил, лет шесть или семь назад, Жёлтый барабан случайно видел его на шефском концерте, толи в полиции, толи в МЧС. Играл тот всё ещё гениально, наверное, мог и вернуться в большой мир. Жёлтый ему об этом сказал, но вместо ответа получило только телефонный номер: – Звони, если чё.
Райцентр, живший с ранью, пыльный, уютный, весёлый из-за детского велосипедного крика, рукой махнул: – Тама, за углом. Без пяти восемь подъехали, Вениамин с фраком (!) стоял у подъезда трёхэтажной панельки.
Открыл дверь, хотел сесть: – Или чаю пойдём, попьём?
- Нет, спасибо, Веня, у меня отвар есть.
Вышел красивый подросток и очень красивая женщина: – Здравствуйте! Я, Амороза, жена Вениамина.
– Очень приятно, кхэ-кхе-кха, я Жёлтый барабан.
- Завтра, жду вас, вместе с Вениамином, отказа не приму.
- Спасибо, обязательно.
Вениамин сел рядом, примостив фрак и пакеты на переднее сиденье.
- Сын не мой, пасынок, и он немой. Но он мой.
Каким образом, молчание через час переросло в монолог Вени, Жёлтый не помнил, так как был удивлён. Вениамин, его брат, который кроме музыки ничего не знал и не умел, стал чайным сомелье.
- А лучшее моё – это три части чая и часть смородиновых почек. Почки только до 9 мая собираю. Назвал – Чёрные куранты. Понял?! Сам придумал.
И ещё час подобного. Жёлтый в изумлении молчал, даже забыв про горло и насморк.
Приехали, Вениамин с дородностью звезды, медленно, с оттяжкой двинулся к лестнице.
- О, Гусли, как ты, дружище?
- Вениамину Ерофеичу наше почтение! Тружусь на благо.
- Травки твои для купажа – самое то! Спасибо, не бросай это дело.
Поднялись сразу к дирижёру.
- Добрый день.
- Надеюсь, что вечер будет добрым.
Левицкий-Рогаль будучи «после вчерашнего», но приструнённый с утра два раза директором и женой, не был настроен на разговор.
- Пойдёмте на сцену репетировать. С листа, даже для кино, играть не намерен.
Вениамин был неподражаем! С такой непринуждённой лёгкостью вписался в оркестр, с листа, с первой ноты зазвучал, запел, заиграл – точно, как на выпускном концерте. Жёлтый сидел в девятом ряду и плакал – он никогда так не играл.
Прошлись по программе вечера, зааплодировали новичку: – Браво, маэстро!!! Расходились до вечера, обедать, причёски, то да сё. Братья пошли обедать в кафе за углом, «Музыкантам и сотрудникам филармонии скидка 15%».
Жёлтый барабан под впечатлением услышанного, с красным носом и глазами, решил выпить винца красного.
- Тебе не предлагаю, тебе играть.
- А я и не пью, чтобы перед женой и сыном стыдно не было.
Через пару часов они пьяные, подранные, лежали на полу в кассе.
Гусли удивлённо рассказывал Свистунову: – Иду, лежат, мать честная. Приволок сюда, по одному, даже не мычат… Беда.
Свистунов убежал к директору и главному дирижёру, попутно выкрикивая кого-то из профкома.
На следующий день областные теленовости вышли с репортажем из филармонии, где на фоне оркестра возвышался и прекрасно смотрелся Гусли во фраке от гения, с вами была Катерина Гордеева.