По туго натянутому пергаменту луж, барабанными палочками струй дождя вечер отбивает свой собственный ритм:
- Тыц-ты-дыц! Тыц-ты-дыц! Тыц-ты-дыц!
Так, с оттяжкой, с отсрочкой, звучат вагоны пассажирского состава в ночи. Утомлённый дорогой, он играет на струнах рельс единственное, что смог разучить за годы километров. Пробегая холодными пальцами колёс по клавишам шпал, разбивая подушечки в кровь, он теснит локтями подножек водоворот воронки времени, оставляя в тамбуре малое место для надежды, что всё задуманное сбудется. Когда-нибудь...
Но вагонам мало одной надежды, и они, словно дети, толкают друг друга, проверяя сцепку, хнычут, и, набирая скорость, тянут за руки и ноют противными голосами, повторяя свой извечный вопрос:
- Когда? Когда? Когда?
Так же надоедлив и дождь. С невинным, невозмутимым видом, брызжет своею хладной кровью на виду, взывая к сочувствию, а сам ранит безвинных крадучись, скрытно, но то болезненно не менее от того и обидно более чем.
- Тыц-ты-дыц! Тыц-ты-дыц! Тыц-ты-дыц! - Промокший насквозь музыкант швыряет горстями ненужные уже никому мурашки озноба, что сжимали некогда кожу левой щеки от предвкушения интереса к жизни, ко всему, что она могла дать... да так и недодала.
Капли дождя... Земля принимает на себя каждый из ударов,- по-отдельности и все скопом, -чтобы не быть уличённой в том, что стояла в стороне, безучастна к судьбе и не сделала ничего, дабы умалить тяготы страданий живущих на ней.