Белинский, прочитав "3 пальмы" Лермонтова, впал в неописуемый восторг, и не в силах держать этот восторг в себе, накинул себе пальто на плечи, впопыхах нахлобучил цилиндр на свою голову, и выскочил на улицу, ища с кем бы разделить свои чувства. Первым под руку попался Грановский:
-- Читали вы "Три пальмы"?
-- Да, -- вяло ответил Грановский.
-- Ну и?
Небольшая пауза, чтобы подавить зевок.
-- Весьма посредственная вещь.
"Что мне было делать, пишет Белинский одному из своих друзей, я повернулся и пошел прочь: говорить было не о чем". Странные эти люди -- русские интеллигенты: из-за каких-то стишат, пусть и очень хороших, иметь недоразумения с другом.
Белинского называли "неистовым Виссарионом" за его бескомпромиссность и бесстрашие в критике. Умер он в 1848 г и долго болел чахоткой перед тем. Каждый день он ходил к Московскому вокзалу строившейся тогда Московско-Питерской железной дороги. Часто там его видели многие знакомые. "Вот хожу сюда, -- передает его слова Достоевский, -- смотрю как продвигается стройка. Хочу, чтобы и наша Русь была [не помню точных слов, но типа "развитой, а не деревянной"]". "Рисовки в нем не было, -- продолжает Достоевский, -- не таков он был человек, чтобы пускать понты". И Достоевский и Белинский были тогда молодыми людьми (Белинский не дожил до 37) и просто удивительно, что их могло волновать. Мы же слишком погружены в свою повседневность -- а кому сейчас легко -- чтобы замечать великие перемены нашего времени. Было ли легче Белинскому, который больной чахоткой снимал сырой полуподвал, где у соседей дохли канарейки от нездорового климата в комнатах. Но не у Белинского, который ради птичек регулярно проветривал комнаты.
В свое время литература бурно вошла в русскую действительность и стала неотъемлемой ее частью. "Евгения Онегина", так, продавали за 25 р. Как, справедливо замечала булгаринская "Северная пчела" -- "это цена приличного редингота или шинели". На что Плетнев отвечал: "Без редингота или шинели русский человек может прожить, без 'Онегина' -- нет". Или вот еще из письма провинциала Смирдину: "Ты спрашиваешь, любезный друг, как я нахожу статьи Белинского, ежели он редко их подписывает? Имя Белинского здесь и как он пишет известно здесь каждому сколько-нибудь мыслящему юноше". И чуть далее в том же письме: "Если нужно взять на должность действительно честного доктора, честного следователя -- ищите их среди тех, кто читает Белинского". Таково было тогда моральное воздействие литературы на общество. А сейчас русскому человеку наплевать на литературу, что, впрочем, благотворно на моральном климате не сказалось.
Известно, что Белинский долго не принимал Некрасова как поэта. Но человеком наш критик был горячим, увлекающимся, и часто менял свое мнение, не по конъюнктурным соображениям, а исключительно по внутреннему голосу. Когда Белинский прочел в рукописи стихотворение "В дороге", оно, по свидетельству Панаева, привело его в полный восторг: "У Белинского засверкали глаза, он бросился к Некрасову, обнял его и сказал чуть не со слезами на глазах: "Да знаете ли вы, что вы поэт - и поэт истинный?.."
Ну нельзя же так буквально и эмоционально относится к литературе. Прочитав разговор хозяйки корчмы с собравшимися у нее бродягами, улики против Григория и бегство его через окно, Белинский выронил книгу из рук, чуть не сломал стул, на котором сидел, и восторженно закричал: "Да это живые: я видел, я вижу, как он бросился в окно!"
Белинский был очень увлекающимся человеком. Даже где-то без берегов. Гончаров пишет в своих мемуарах, как однажды он сказал мечтательно, жаль у меня нет миллиона, я бы отдал его на социализм. Кому отдал, на какое конкретное дело? А ведь отдал бы, предложи ему, пишет Гончаров