***
Ключ несколько раз провернули в замочной скважине, и дверь с жалобным скрипом отворилась. В маленькую квартиру, которую правильнее было бы назвать каморкой, вместе с порывом ветра ввалился человек в заснеженной одежде. Он плюхнулся на единственный табурет и с наслаждением вытянул закоченевшие от холода ноги. Мышцы икр гудели от долгой ходьбы, а живот сводило судорогой от голода. Дома человек оказался вовремя, ведь пройди ещё несколько минут, и он запросто мог бы свалиться в обморок посреди улицы.
Усталым взглядом он обвёл скромное убранство своего жилища и вздохнул. Нет, не от кричащей отовсюду бедности, а от того, что никто не ждал его с работы, разве что кроме рисунков, начатых и уже готовых, ворохом сваленных на большой письменный стол.
Он был художником, работ которого никто не понимал. Был одиноким неудачником, влачившим жалкое существование. Был мечтателем, что не терял надежды продать свои картины, будто это помогло бы самоутвердиться в этом мире.
Художник рисовал поздним вечером. Иногда всю ночь напролёт, пока из темноты не вылезали тени и не тянули к нему длинные руки. А утром всегда уходил из дома, лелея в сердце надежду, что судьба будет более милостива к нему. Но, увы, всё оставалось по-прежнему. С обеда и до самого наступления темноты он пытался продать картины на Косом переулке, там, где десятки и сотни подобных ему делали тоже самое. Иногда кто-то из прохожих задерживал взгляд на картинах Художника. Но всегда это было лишь временное помешательство, заинтересованность на лице быстро сменялась смущённой улыбкой, и несостоявшийся покупатель спешил, как можно скорей скрыться с глаз.
У Художника была работа, настоящая работа (с раннего утра и до обеда), но за которую платили гроши. Их хватало только на еду, на оплату жилья, бумагу и краски. На более оплачиваемую работу не брали: он был хромым с детства и у него не было образования.
Но этой декабрьской ночью, когда за окном хрипела вьюга и температура воздуха опускалась всё ниже и ниже, жизнь Художника изменилась.
***
Он лежал в постели и не мог заснуть. Сотни мыслей ползали в его голове и жалили, как злющие осенние осы. Из-за этих мыслей Художник сегодня не смог рисовать, рука не могла больше удерживать кисть или карандаш, и рисование казалось бесполезной тратой времени, не приносящей ничего: ни денег, ни морального удовлетворения. Да, и вся его жизнь представлялась теперь глупой, пустой историей одного неудачника. И он подумал, что тихий голос, прозвучавший в ночи, почудился, что это всего лишь галлюцинация его уставшего разума.
Но спустя мгновение он услышал вновь:
— Не стоит унывать, мой мэтр…
Художник подскочил в постели, включил ночник и испуганно огляделся по сторонам. Никого.
— Ты не можешь увидеть меня, мой мэтр, — прошептал голос, и хихикнув, игриво добавил, — пока я этого не захочу.
— Кто ты? — прохрипел Художник.
— Я даже не знаю, как представиться тебе, но всё же – называй меня Музой!
— Х-м…— только и смог произнести Художник, — я сплю? Или я болен?
Раздался смех – звонкий, как тысяча бубенцов.
— Ты не спишь, и ты не болен…— ответила Муза, — просто этой ночью твоя жизнь изменится.
— Но как? — прошептал Художник.
— Доверься мне, мой мэтр…
И после этих слов всё вокруг начало меняться. Дом преображался на глазах и больше не казался удручающе бедным: начатые рисунки на столе засветились, маня подойти ближе; мольберт замерцал, зовя к себе. Художник, как в тумане, как в горячечном бреду поднялся на ноги. Кто-то взял его за руку, и он почувствовал необыкновенный прилив сил, почувствовал вдохновение, которого прежде никогда не испытывал.
***
Художник проснулся поздно. В окно светило яркое морозное солнце. Стрелки на старых часах приближалось к часу после полудни. Воскресный день – его единственный выходной перевалил за свою вторую половину. Обычно в этот день он старался, как можно раньше оказаться на Косом переулке и занять более выгодное местечко. Но этим декабрьским днём всё пошло не так, как обычно.
— Чёрт, — пробормотал с досадой Художник и тут же обомлел – на мольберте он увидел картину, которую закончил ночью.
Медленно, боясь вспугнуть робкий мираж, он приблизился к мольберту. Зажмурился, распахнул глаза – ничего не изменилось, ничего не исчезло. Он протянул руку к холсту. Краски уже высохли и поражали своей глубиной. И не верилось, что всё это сотворил он: корабль плыл по бесконечным волнам океана; на палубе, взявшись за руки стояли двое – мужчина и женщина, и больше никого; солнце уходило за горизонт и алым маревом окрашивало небо. На секунду Художнику показалось, что и он сам на этом корабле, переместился туда, как по волшебству.
— Невероятно! Этого не может быть, — воскликнул Художник.
— Вовсе нет, мой мэтр! Это всё нарисовал ты, — услышал он вчерашний голос – нежный женский голос Музы.
Художник пошатнулся и осел на пол. На мгновение он решил, что ночные события просто ему привиделись, но голос развеял этот миф и вернул в реальность.
— А теперь поднимайся на ноги и неси свою картину на Косой переулок и увидишь, что в этот раз удача будет на твоей стороне.
***
На Косом переулке было как никогда много народу: все толкались, кричали на разные голоса, зазывая потенциальных покупателей. С трудом Художник смог найти себе местечко, в уголке, в самом что ни на есть неудачном месте. И весь день переминался с ноги на ногу, а в голове всё шуршали слова Музы – «на этот раз удача будет на твоей стороне…»
Вечерело. Мороз крепчал. Переулок пустел. Со всех сторон наползали серые сумерки, погружая всё вокруг в полумрак. Художник хотел возвращаться домой, как вдруг над ним нависла огромная тень.
Художник вздрогнул и поднял глаза. Высокий Человек-в-чёрном-пальто остановился у его картины. В серых глазах незнакомца горел жадный интерес и даже алчность. Он не замечал Художника, всё его внимание было приковано к картине, где плыл, покачиваясь на волнах парусник. Человек-в-чёрном-пальто ухмылялся, хмыкал, покачивая головой, и наконец сказал:
— Покупаю…
У Художника перехватило дыхание.
— Это не шедевр, но что-то в этой картине есть…
Человек выудил из глубокого кармана пальто кошелёк и вложил в руку Художника несколько золотых монет:
— Этого достаточно?
Художник растерялся, не силах произнести и слова, и только кивнул.
— Не бросайте, у вас определённо есть талант, — сказал на прощание Человек-в-чёрном-пальто, и зажав приобретённую картину под мышкой, пошагал прочь.
Художник долго смотрел ему вслед, до тех пор, пока Человека-в-чёрном-пальто не сожрала вступившая в свои права зимняя ночь.
И только потом взглянул на деньги…
Сердце заколотилось о рёбра – деньги за картину превышали его трёхмесячную зарплату. Художник сглотнул подступивший к горлу ком – Этого не может быть! И заплакал. А через несколько минут утёр слёзы счастья и поспешил домой.
По дороге он заскочил в винную лавку и купил бутылку французского, которую прежде себе позволял лишь на Рождество, но первую проданную картину было просто необходимо отметить.
В морозном небе сияли сотни крошечных звёзд. Жёлтая, как сыр луна улыбалась Художнику.
***
После первого же бокала вина он почувствовал лёгкое головокружение. По телу медленно растеклась приятная слабость. Сердце закололо от радости – наконец-то кому-то понравилась его работа. Художник налил второй бокал:
— Ну что, за тебя, кем бы ты не была! — слегка пригубил, поставил на стол и уткнулся взглядом в окно, за которым раскинулась долгая зимняя ночь. В чернильной синеве неба горели сотни крошечных огоньков, снег переливался, как новогодняя гирлянда и в тиши ночи поскрипывал разгулявшийся мороз…
Муза проявила себя неожиданно. От звонкого смеха Художник вздрогнул и едва не опрокинул полупустой бокал. Она же продолжала хохотать, будто услышала очень смешную шутку.
Художник вскочил на ноги, вглядываясь в самые тёмные уголки комнаты, где могла бы притаиться таинственная незнакомка, ворвавшаяся в его жизнь. Но никого не было. Она всё так же оставалась невидима взгляду. Он опустился обратно на стул.
— Ну, где же ты…— прошептал тихо-тихо. В этот ночной час увидеть её было его заветным желанием. Наверно, ещё большим, чем достичь успехов в искусстве.
— Когда-нибудь ты увидишь меня, но этот день ещё не пришёл, — промурлыкала Муза, словно прочитав мысли, и Художник почувствовал нежное прикосновение к своей щеке.
Он судорожно выдохнул. Невидимые прохладные пальчики скользнули ниже, под рубашку. Художник ощутил лёгкое дыхание на своей шее. Её пальчики замерли на груди, там, где должно быть его сердце.
— Но ты должен помнить, мой мэтр, — в нежном голоске Музы проскользнули железные нотки, — я не буду делить тебя ни с кем.
— Я не понимаю…— прохрипел Художник, чувствуя, как острые коготки врезаются в кожу.
Бокал с вином опрокинулся. И бордовая, как венозная кровь жидкость закапала со стола на пол…
— А теперь, — голос Музы вновь стал нежным, а прикосновения ласковыми, — настал черёд следующей картины.
И вновь Художник почувствовал, как всё его существо наполняет желание творить…
***
На этот раз это было небо – зимняя синева ночи в сотнях крошечных звёзд, с полной луной, изборождённой кратерами.
Художник долго глядел на картину и только ближе к утру добавил к красоте ночного неба крошечную химеру с окровавленными крыльями, приближающуюся к луне.
Нахмурился. Картина притягивала и в тоже время отталкивала. Звёзды казались сказочными и далёкими, нереальными, луна – жутким огромным лицом монстра, а несчастная химера напоминала его самого, рвущегося к мечте. На мгновение Художнику захотелось сорвать холст и разорвать в клочья, уничтожить свою странную фантазию. И рука его уже потянулась к работе, но в последнюю секунду он остановился. Глянул на часы, стрелки подбирались к половине пятого.
Художник оделся и покинул своё жилище, хоть и было ещё слишком рано. Просто ему необходимо было глотнуть свежего воздуха, проветрить чумную голову.
***
Художник медленно брёл по бульвару. Под ногами поскрипывал снег. Мороз обжигал лицо. Темноту освещали тусклые фонари, грозящие вот-вот погаснуть. И никого в этот ранний час. Ни припозднившегося пьянчужки, ни бездомного.
До начала работы оставалось чуть больше часа. Возникала мысль не ходить вовсе, оставить работу в прошлом, прийти домой и рухнуть в кровать – забыться сном до тех пор, пока вновь не настанет ночь. Но он отметал подальше навязчивые мысли, слишком уж шатка и не уверена была его первая победа, а будущее и вовсе казалась мутным пятном, в котором звучал только голос Музы, что поселилась с ним под одной крышей.
Всё утро, вплоть до самого обеда, Художника не покидало ощущение, что кто-то пристально наблюдает за ним, следит за каждым шагом.
***
Он вернулся домой чуть раньше обычного. Не снимая верхней одежды, несколько часов простоял у своей новой картины. А потом в порыве противоречивых чувств схватил её и выскочил из дома. Быстро, насколько позволяла искалеченная нога, Художник шёл к Косому переулку. Но вскоре остановился в старом парке, прислонился спиной к дереву и задумался. Голые ветви деревьев шумели над головой, свистел поднявшийся колючий ветер. И никого вокруг. В этом парке всегда было малолюдно и тихо.
— Не сегодня…— прошептал Художник вязкой тишине. Бросил картину около одной из занесённой снегом скамеек и побрёл прочь.
Погружённый в свои мысли, он не сразу услышал, как кто-то окрикивает его.
— Постойте же, постойте, — невысокий полноватый человек бежал за ним.
Художник замер на месте, гадая что же нужно от него этому человеку.
— Это ваша…картина? — спросил запыхавшийся незнакомец. Его яркие синие глаза блестели на бледном лице с раскрасневшимися щеками.
— Да, но…
— Это великолепно! Я прежде ничего подобного не видел, — перебил его незнакомец и затараторил, — у меня есть студия, где я организую выставки картин неизвестных талантливых художников. Я был бы рад если, и ваша картина поучаствовала в следующей выставке, — и замолчал, ожидая ответа.
На долю минуты Художник онемел. А потом, собравшись с мыслями, хрипловато прошептал:
— Конечно, я только за…
— Я рад, — полноватый незнакомец сунул в руку Художника листок с адресом, — приходите на выставку в субботу в четыре дня, это в квартале от Косого переулка.
— Я приду…
— Буду рад видеть вас, — полноватый человек широко улыбнулся и протянул руку Художнику, — если есть ещё готовые картины, то можете прихватить и их.
Художник пожал протянутую руку и на душе у него стало легко, как никогда прежде. Домой он пришёл счастливый, напевая весёлую мелодию. Муза звонко рассмеялась, едва он переступил порог дома.
***
Ночью ему привиделся странный сон. Там, во сне, он видел самого себя, рисующего очередную картину. Комнату заливал серебристый лунный свет. Часы на стене отбивали три ночи. Громко стучал ветер в окно. Кажется, наступила весна. Он слышал, как капает с крыши. А может, это была всего лишь временная оттепель. Он не знал…
Художник рисовал портрет. Бросал короткие взгляды на позирующую, и на лбу выступали мелкие капельки пота. Он волновался так сильно, как никогда прежде. Кисть дрожала в его руке, но мазки выходили чёткими и уверенными. Он рисовал свой шедевр – самую главную картину в своей жизни. Рисовал саму Музу.
Художник подкрался ближе, чтобы хоть краем глаза углядеть её облик. Но яркий свет не давал. Свет, который шёл от неё. Прикрыл глаза ладонями. Сделал шаг назад. Едва не столкнулся с самим собой.
— Ещё слишком рано, мой мэтр, — услышал он знакомый голос. Нежный, с лёгкой хрипотцой – голос Музы.
Художник огляделся по сторонам. Вся комната была уставлена картинами. Но он не мог рассмотреть ни одну из них. Свет, слепящий и слишком яркий, больно резал по глазам, выжимал слёзы.
— Рано, — повторила фигура, колдующая у мольберта.
Художник обернулся и встретился с глазами самого себя. Синими глазами, из уголков которых сочилась кровь…
Он закричал. Заметался на кровати, сбивая простынь. Скатился на пол и сильно приложился затылком о дощатый пол.
С трудом разлепил глаза. Комнату заливал лунный свет, совсем как во сне. Часы на стене отбивали три ночи. Вот только никакой оттепели, за окном завывала метель – зима вовсю хозяйничала в городе.
Мольберт манил своей невинной чистотой. Художник почувствовал зуд в руках, хотелось немедленно взяться за кисти и вытеснить эту пустоту с чистого холста, наполнить образами, мелькающими в голове. С трудом он поднялся на ноги. В ушах звенело, на затылке токала боль. Пошатываясь, приблизился к мольберту. Всего несколько секунд ушло, чтобы наполнить палитру красками, но эти ничтожные мгновения показались целой вечностью.
Художник макнул кисточку в алую краску и замер в замешательстве. Густая капля упала на пол и растеклась кровавой кляксой. И Художник почувствовал страх перед образом, что посетил его сознание.
— Ничего не бойся, мой мэтр, — прошептала Муза у самого его уха, так что от её дыхания затрепетали волосы, а по шее пробежалась холодная щекотка.
Художник мазнул кистью по белому холсту. Сердце заколотилось в груди от смешанного чувства волнения, страха и вдохновения.
— Никогда ничего не бойся, мой мэтр…
Он рисовал почти до самого рассвета, пока от усталости не подкосились ноги… Он свалился на пол и, прежде чем его глаза подёрнулись пеленой сна, увидел тень, отделившуюся от стены.
***
В субботу Художник пришёл по указанному адресу. До открытия выставки оставалось чуть менее четверти часа. Но волнение уже охватило всех присутствующих авторов картин.
Художник тоже нервничал, руки его заметно дрожали, так, что пришлось спрятать их в карманы.
— Не волнуйтесь, мой друг, — организатор выставки (тот самый невысокий незнакомец с улицы) похлопал его по плечу, — вы очень талантливы. Сегодня вас ждёт успех.
Художник неуверенно кивнул и пробормотал тихое «спасибо». Организатор выставки и в тоже время владелец этого небольшого зала обходил всех художников и говорил им ободряющие слова. Он производил впечатление хорошего человека, у которого для каждого найдётся доброе слово. Поэтому Художник воспринял его похвалу, как вежливую поддержку.
Наконец-то часы подобрались к шести и выставку открыли. Зал начал наполняться людьми. И за какие-то полчаса стало очень шумно и душно в маленьком помещении, где были выставлены десятки картин. Потенциальные покупатели ходили от полотна к полотну, бурно обсуждали работы, критиковали, хвалили.
Художнику стало не по себе. В какой-то миг захотелось скрыться от любопытствующих глаз нет-нет да скользящих по нему. Он уже сделал несколько шагов к выходу, как вдруг услышал:
— Я хочу видеть автора этой работы! Это великолепно…
— Я тоже.
Художник обернулся. Около полотна, над которым он работал ночью, после того как ему приснился странный сон, столпились люди. Он смутился и замер в нерешительности. Но спустя мгновение всё же подошёл.
Организатор представил его. Художник засмущался, и только слабо улыбался, разглядывая свою картину – красивую и пугающую одновременно. И неужели это всё нарисовал он? Калека-неудачник, влачивший жалкое существование? И почему Муза заговорила именно с ним? И что будет дальше? Какова плата за свалившийся, словно снежный ком на голову, успех? Много вопросов... А пока он просто стоял и смущённо улыбался людям, которым понравилась его картина.
***
Жизнь Художника изменилась. С работы он ушёл и почти дни и ночи напролёт рисовал картины. Самые разные – от простых пейзажей до завораживающих сюжетных картин. Рисовал всё, что приходило в голову, всё, что нашёптывала ему Муза. Его картины покупали и примерно через год он смог съехать с маленькой каморки в уютный домик. У него появился агент, неплохие накопления и можно было больше не беспокоиться о завтрашнем дне. И впервые за долгие годы он почувствовал себя счастливым.
У Художника появились женщины. Хороший костюм и уверенность в себе скрыли его хромоту. Или, быть может, его пассии старательно игнорировали этот дефект. Этим вопросом он не заморачивался. Просто водил их в рестораны, покупал цветы, пытался сразить своим остроумием. Подобные встречи заканчивались примерно одинаковым сценарием – недолгие ухаживания, постель, а потом неминуемый разрыв. И инициатором разрывов был он. Чего-то не хватало в этих ухоженных дамочках, все они были будто сотканы из пустоты. Или, быть может, он сам был пустым?
Жизнь била ключом, ярким и сверкающим. Выставки, интересные знакомства, изысканные лакомства и выдержанные вина, дорогие вещи и женщины. Муза говорила с ним всё тише, смех её звучал всё реже, и вот однажды она замолчала…
Художник застыл с кистью в руках у мольберта, ожидая что вот-вот Муза рассмеётся и спросит, чего ж он медлит. Но в комнате повисла тишина. Мёртвая тишина, в которой нет ничего, только лишь пустота.
Он тихонько позвал Музу. Но она не ответила.
Лишь в окно постучался ветер, да гулко отбивали секунды настенные часы. Художник вздохнул и приступил к работе.
***
В ту ночь он закончил картину и её купили, как и все предыдущие. Жизнь потекла в привычном русле. Художник писал картины, общался с людьми, посещал выставки и аукционы, встречался с женщинами. Но внутри него заскреблась тревога, будто бы из жизни исчезло нечто очень важное, часть его самого. По ночам, в одиночестве он звал Музу. Но она по-прежнему молчала. А потом Художник успокоился и вовсе решил, что всё это придумал – что Музы никогда не было и нет.
Шли годы. Он жил и писал картины. Работы выходили из-под его кисти хорошими, красивыми, их покупали, они нравились людям. Вот только будто бы вся жизнь вытекла из полотен, так же, как и пропало пьянящее чувство вдохновения, когда он брался за кисти. Искусство превратилось в работу, в обыденность, в рутину.
И вот уже седина тронула его волосы, а по ночам начала мучить бессонница. По долгу он лежал в ночной тиши в холодной постели, вглядывался в темноту и ждал. Ждал сам не зная чего. Быть может, прихода Музы или же и вовсе чёрной леди с косой.
***
Она вернулась зимней ночью в декабре, когда хрипела вьюга, а за окном крепчал мороз. Это была такая же ночь, как и тогда, много лет назад – стихия бушевала, снег сравнял небо и землю. Она тихо позвала его. Художник сел в постели, не веря своим ушам – это галлюцинация, это не может быть она. Но нет, это и в самом деле была Муза.
— Мой мэтр, — позвала вновь Муза. Слева мелькнула тень.
Сердце Художника заколотилось о рёбра. Больно и волнительно. Рука потянулась к ночнику.
— Не надо света, мой мэтр.
— Я скучал… — прошептал еле слышно Художник. И хоть желание включить свет было велико, он убрал руку от ночника.
— А я думала, что ты забыл обо мне, мой мэтр.
— Я всегда помнил о тебе…
— И уверял самого себя, что я только твоё воображение?
— Но я так и не смог себя в этом убедить… И посмотри…мои картины это всего лишь пустышки в красивой обёртке, без тебя они мертвы, как и мёртв я…
Повисло молчание. Художник почувствовал, как холодок лизнул шею, а в следующую секунду, как некто взял его за руку.
— Пришло время… — прошептала Муза ему на ухо.
— Время?
— Время создавать свой шедевр…
Яркий свет озарил тёмную комнату. На мгновение Художник зажмурился.
— Ничего не бойся, мой мэтр! Ну же взгляни на меня, ты же так этого хотел!
И Художник открыл глаза…
***
От Музы исходил слепящий свет, от которого слезились глаза. Она стояла перед Художником нагая с длинными золотистыми волосами, что струились волнами по обнажённым плечам, по груди.
У Художника перехватило дыхание, и он смущённо отвёл взгляд в сторону.
— Ну же, мой мэтр, — приказала она нежным с лёгкой хрипотцой голосом, и он не посмел её ослушаться.
Художник посмотрел в её глаза. И весь мир будто перестал существовать, сузился до крошечных размеров, быть может, до спичечного коробка. Во всей вселенной остались только он, она и краски.
Из уголков глаз Художника текли кровавые слёзы, когда он рисовал шедевр всей своей жизни, рисовал саму Музу…
Конец. Октябрь 2022 г.