Созидайте друг друга благим разумом, любовью и взаимно добрыми примерами»
Из «Писем митрополита Филарета и игуменьи Спасо-Бородинского монастыря Марии
(в миру Маргариты Тучковой)»
Красная машина врезалась в будни старенькой серой парковки подобно яркому воспоминанию в череде ежедневных пробуксовывающих мыслей. Тени прошлого расступились раскачивающимися на ветру липовыми ветвями, пропуская вперед молодую изящную женщину, на вид лет 30. Хлопнув за собой дверцей автомобиля, она, казалось, растягивала время, неспешно натягивая на тонкие пальцы красные кожаные перчатки, давая себе возможность осмотреться вокруг. Внимательный наблюдатель в ее сосредоточенном взгляде скорее подметил бы попытку что-то вспомнить, нежели обычное туристическое любопытство.
Прошмыгнувший вслед за ней из машины мальчик лет 10, худой и как будто истощенный недавней болезнью, вызвал улыбку на ее грустном лице.
- Мама, мама, смотри, какие пушки!
И Николенька (так его, чаще всего, называли домашние) не дождавшись матери, побежал в сторону военной техники. Сын Маргариты, как и все мальчишки, маленькие и большие, любил, при случае, исследовать, а если повезет, полазить по военным машинам.
Шелестя подолом черного атласного платья, кутаясь в любимый дорожный серый плащ, на ходу поправляя выбившиеся из пучка каштановые локоны, она поспешила за сыном.
Этот сентябрь выдался холодным. И, хоть и стояли солнечные дни, но дул пронизывающий ветер, и сырость моментально обволакивала все тело.
- Мам, а почему здесь написано, что пушки изготовлены одна в 1805 году, а другая аж в 1937 ?! Мы же на Бородинское поле приехали?
- На Бородинское!
- А мы в школе проходили, что Бородинская битва была в 1812 году. Может, сюда по ошибке поставили пушку 1937 года?
- Нет, сын, это не ошибка… На этом месте наши солдаты дважды Родину защищали от захватчиков… Вот и пушки с двух боев стоят.
- Мам, а что такое Родина?
- А это, сын, тебе папа расскажет, когда с войны вернется.
- Мамочка, но мы же этих захватчиков в первый раз победили, - не унимался Коля. - Зачем они к нам второй раз пришли? Мы их что, плохо победили что ли?!
- Нет, сын, даже не думай такое… Еще как победили! Сражались наши воины здесь до последнего, насмерть стояли. Все народы Европы тогда с радостью принимали армию Наполеона, кидая ему под ноги свои земли, а с ними же и честь. И только наши воины с ним сразились и освободили тогда не только русскую землю, но и ту же Европу. Только представь, сколько здесь погибло людей… что аж до апреля следующего года местные жители их собирали и хоронили. Кстати, не только своих хоронили, но и захватчикам здесь место нашли, не отдали их на растерзание воронам да диким зверям, которых тогда в местном лесу было предостаточно. Вот и подсчитай сам, сколько на одни захоронения только времени ушло.
- Мамочка, а когда началось это сражение?
- Бородинская битва была в сентябре, 7 сентября.
- А закончилась когда? Неделю? Две недели шла? Или они месяц сражались?
- Ну что ты, Николаш, - с грустной улыбкой отвечала мать, - день, один только день…
Взяв небольшую паузу, Маргарита продолжила:
- Помнишь, мы с тобой и с папой в том году в Ялту на море ездили? Вы еще там с Димкой, другом твоим, познакомились?
Мальчик одобрительно кивнул.
- Так вот здесь (чтоб тебе было понятнее) всего за 15 часов погибло больше людей, чем живет сейчас во всем этом городе!
Мальчик задумался и замолчал, припоминая, или подсчитывая в уме, сколько он там встречал людей на пляжах, на улицах, в магазинах, на экскурсиях. И, как будто, параллельно подсчетам, Николай вдруг оглушил Маргариту новым вопросом:
- Мам, а наш папа тоже герой?
Маргарита вздрогнула, но постаралась скрыть от сына всю боль и отчаяние, которые терзали ее сердце в последнее время, – от Александра, отца Николая, вот уже две недели с момента его ухода на фронт не было никаких известий. А вслед за ним и ее младшему брату повестка пришла. Она каждый день следила за новостями. «Прорвались», «взяли», «отступают», «разбиты» - все эти глаголы то и дело разбрасывала пресса.
- Да, малыш, герой!
- Мама, не называй меня так! Ты же знаешь, что я уже большой.
- Знаю, - с улыбкой подтвердила мать.
- Я тоже хочу стать героем! Как папа…
Женское сердце разрывалось от боли, любви, отчаяния и гордости. Не было в нем только страха.
- Ну все, пойдем! А то мы так и простоим с тобой возле этих пушек. Пойдем поле Бородинское смотреть!
Мать с сыном перешли дорогу и обогнули припаркованные у обочины экскурсионные автобусы. Первое, что бросается в глаза еще с дороги, - это большая стелла в центре поля на возвышенности. К ней они и направились.
- Мам, а это поле самое важное? Поэтому на нем все сражения проходят?
- Да, сынок, важное. Оно совсем близко к Москве находится. Поэтому именно здесь наши воины и в 1812 и в 1941 годах встречали в битвах врага, чтоб к Москве не подпустить. Знаешь, нам еще в школе на уроке истории когда-то рассказывали, что перед походом в Россию Наполеон сказал: «Если я займу Киев, я возьму Россию за ноги, если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову. Но если я войду в Москву, я поражу Россию в самое сердце». Не знаю, сын, так ли это было на самом деле, но фразу эту я тогда хорошо запомнила.
- Мам, а он снова к нам пришел?
- Кто пришел?!
- Ну враг пришел, этот же, которого мы уже побеждали… И здесь снова будет битва?
- Враг пришел, Николаш, да, но 3-ей Бородинской здесь уже, надеюсь, не будет!
- Почему, мам?
- Потому что народ наш может живых не жалеть, но могилы предков своих не позволит топтать (традиция у нас такая еще от древних скифов повелась) – а здесь, сын, вся земля в братских могилах.
Пока они шли к стелле, Коля продолжал засыпать мать вопросами. Детский пытливый ум собирает свой мир по крупинкам. Чем больше узнает, тем шире для него этот мир становится, понятнее, а, значит, безопаснее.
Маргарита задумалась и перестала на некоторое время слышать Колины вопросы. Она вдруг почувствовала, как теперь ожила эта земля, какими вдруг родными сделались эти холмы, покрытые еще зеленой травой, эти золотые деревья вдали, это синее безоблачное небо над головой.
Как-то они на выходные с Сашкой сюда приезжали. Ей тогда быстро наскучило переходить от редута к редуту, зачитывать на гранитных памятниках и плитах все эти бесконечные фамилии погибших и перечни дивизий и полков, которые все равно не запомнишь. Гораздо больше ее душу тронула рассказанная Сашей история любви Маргариты и Александра Тучковых, их удивительная преданность друг другу. «Прям как мы с тобой! - восхищалась отношениями супругов Маргарита. - И имена у них такие же, как у нас!» До рождения сына Тучковы не расставались ни в мирной жизни, ни на полях сражений. А после гибели мужа во время битвы на этом поле, она переехала сюда, чтобы по-прежнему быть с ним рядом. «Жаль, что они так мало, всего 6 лет, прожили вместе, - с грустью вздохнула Маргарита. – Как все-таки отвратительна война». «Зато у нас с тобой вся жизнь впереди! – уверил ее Саша. - И с войнами теперь покончено, в нашей стране уж точно! Особенно после Великой Отечественной! От деда моего, вон, о войне той и слова не выдавить было, а ведь всю войну прошел. Не любил он о ней говорить. Железобетонно молчал. Однажды только, накануне Дня Победы, я случайно увидел, как по морщинистым его щекам ручьями слезы текли, – это все, что так красноречиво и подробно рассказал мне дед о войне. И вот тогда я понял, что дважды такое пережить невозможно». Помолчав немного, Саша продолжил уже с веселыми нотками в голосе, широко улыбаясь: «Не будет войны, любимая! Будем жить с тобой, как говорится, долго и счастливо»! Лишь небольшая пауза отделила Маргариту от новых Сашиных историй, снова пестривших словами: «артиллерия», «танки», «калибры», «ДОТы», «гаубицы»… Как чужды были ей эти слова тогда, и как мгновенно все изменилось теперь, когда в ее семью лютым смерчем, вопреки всему живущему и разумному, вновь ворвалась война.
Мысли Маргариты прервал у стеллы экскурсовод: «Мщение за отечество – был общий обет армии», - декламировал он громко. - Облокотясь на одну из моих пушек, я поник и с глубокогрустным чувством следил великолепную громаду войск наших. Была черная глубокая ночь, как и мысли мои». (По-видимому, экскурсовод зачитывал воспоминания одного из участников Бородинской битвы). «День накануне сражения был необычайно тихим, ясным и спокойным, - продолжал он свой рассказ. - Русское войско уступало Великой армии Наполеона по численности профессиональных опытных военных, но духом оно в этот день было сильно, как никогда, – ведь с ними теперь всеми любимый, «Сам», главнокомандующий Кутузов, и, наконец, больше не надо отступать, как в предыдущие месяцы было с Барклаем, что для русского офицера унизительно, для солдата горько, и для обоих хуже любой битвы. В течение этого дня то там, то тут на поле Бородинском слышались церковные песнопения и молитвы воинов. И вдруг, подобно волне, от полка к полку, с нарастающим воодушевлением, сначала зашептало, потом загремело: «Кутузов! Кутузов!» Спешившись, Михаил Илларионович Кутузов, подошел к иконе Смоленской Божией Матери, благословившей в тот день поле Бородинское, а с ним русскую землю и 132 тысячи ее сынов, готовившихся к предстоящему сражению. После коленопреклонения и молитвы перед святыней полководец встал и, поднявшись на коня, обратился к войску со словами: «Русские!» Затем, после небольшой паузы, чуть понизив голос, уже по-отечески, продолжил: «Братцы! Вам придется защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови. Надеюсь на вас…» Русское раскатистое «Ура!» было единогласным ответом армии. Как вспоминал один из участников сражения: «…все ликовали и славили его, и многие восторженные лица благодарили Господа Бога за этот залог спасения Отечества». Все воины тогда от солдата до генерала предпочитали пасть за Россию, чем отдать ее даром неприятелю.
Ну а мы с вами находимся в самом сердце Бородинского сражения, на Курганной высоте, сейчас более известной как батарея Раевского. Это была важнейшая позиция, взяв которую французская артиллерия могла бы беспрепятственно разбивать сверху русские батареи. 7 сентября 1812 года эту высоту французы брали трижды, и каждый раз она была отбита русскими полками. Только на одной этой позиции неприятель потерял более трех тысяч человек».
«Бородинское сражение было самое грозное из всех моих сражений: французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми...», - эти знаковые слова Наполеона остались, по-видимому, не услышанными его соотечественниками, и русским вновь, на этом же поле, заглянув через столетие, пришлось доказывать свое право быть непобедимыми.
- Мам, - тихонечко взяв за руку мать, позвал ее сын, - можно я пойду вон к тому танку?
Маргарита одобрительно кивнула. Через минуту Коля уже взбирался на знаменитый Т34.
Женщина, глазами устремленная в сторону сына, все еще слушала: «… и не счесть тех доблестных солдат, которые в том бою, казалось, живые и мертвые, кололи француза, верно и бесстрашно идя на смерть за своими генералами: Паскевичем, Васильчиковым, Ермоловым, графом Кутайсовым, Раевским и другими. Не пушки, не орудия, не техника удерживали ту высоту, а русские солдаты, своими штыками, телами, сердцами. «Скажите, а кем были все эти солдаты? Из крепостных или разночинцы?» - задал вопрос один мужчина из экскурсионной группы, видимо, увлекающийся историей. «Дело в том, - отвечал экскурсовод, - что о генералах и полководцах много написано и рассказов, и статей, а о солдатах – почти ничего. Сами генералы были тогда прекрасно образованны, и некоторые из них оставили мемуары. Но в них солдаты представлены больше численностью, общей массой, а не личностно». «А когда у нас о простых солдатах кто-то вообще думал?!» – послышались народные волнения в экскурсионной группе. «Правильно! Никто там сверху не ценит и не бережет их – только и знают свои медали да ордена получать и интересы шкурные не упускать! А что победа по солдатским телам идет – никто и в ус не дует». Всех в группе так задела эта тема, что каждый считал своим долгом высказаться. Как будто и не о Бородинском сражении уже шла речь. Еле удалось остановить народное недовольство.
Маргарита, сердце которой отзывалось на каждое слово экскурсовода, все же, не дослушав рассказ и воспользовавшись народными волнениями, устремилась в сторону сына. Через несколько минут, пройдя по ступеням к танку, она снова услышала как будто не прекращающуюся здесь историю: «…На Бородинском поле можно увидеть небольшое количество сохранившихся укреплений (ДОТы, насыпи, противотанковые траншеи). Эти укрепления, как еще в мирное для местности время, так и под огнем немецких бомбардировок, начиная с августа 1941 года, строились, в основном, местными колхозниками, женщинами, стариками, школьниками, московскими рабочими, метростроевцами, не задействованными на фронте. Укрепления к началу битвы не были готовы, однако их по праву можно назвать недвижимым составом наскоро собранной советской 5 армии, состоящей как из профессионалов, так и из совсем юных выпускников военно-политического училища. Именно этой армии предстояло любой ценой хотя бы на несколько дней удержать профессионально подготовленную, слаженную, прекрасно оснащенную 50 тысячную немецкую армию, стремительно движущуюся полным составом танков, артиллерии, пехоты и авиации на Москву.
13 октября перед началом битвы командарм 5 армии Д.Д. Лелюшенко доложил в Генштаб: «Командир 32-й стрелковой дивизии полковник В.И. Полосухин умело организовал оборону». В ночь на 14 октября – приказ командующего Западным фронтом Г.К. Жукова: «Продолжать упорную оборону на Можайском рубеже». С 15 по 17 октября – бои ведутся в центре Бородинского боя, уже у памятников русским и французам. 16 октября началась эвакуация Москвы. Бородино продолжает выполнять приказ командующего. 18 октября остатки подразделений, защищавшие Бородинское поле, вынуждены отойти и занять новый рубеж. 6 октябрьских дней Бородино вновь через 129 лет, глядя в глаза падшим здесь прадедам, продолжая их историю, стояло насмерть. Стоили ли они чего-то среди 1418 дней пути к победе… Стоила ли эта земля стольких жизней, например, молодых курсантов, из которых в живых осталось всего 120 человек из 600 прибывших на фронт. Они тогда не задавались такими вопросами. Они врастали здесь в землю за Москву, они сами становились этой землей».
Когда экскурсовод начал свой рассказ, Николай быстро потерял интерес к танку и уже внимательно его слушал. Удивительно, как история земли крепко прорастает и отзывается в ее молодых побегах. Достаточно лишь оживить в них память, и эти побеги сами стремятся быть такими же крепкими дубами, как предки, породившие их.
Мать умилялась, глядя на такое прекрасное, светящееся особым светом лицо сына, на его глаза, воодушевленные и бесстрашные… на вытянутое, как по команде, худенькое тельце, на гордо вздернутый подбородок. Жаль, что Саша сейчас этого не видит. Они, хоть и ссорились с ним иногда и бурчали друг на друга, но были одним целым и тем более всегда вместе радовались малейшим духовным изменениям, происходящим в сыне, его взрослению, как это было сейчас.
Солнце клонилось к закату. Маргарита, обратив на это внимание, предложила Коле пойти дальше по Бородинскому полю, потому как перед отъездом ей хотелось еще попасть в монастырь на вечернюю.
Какое-то время они шли молча, пока сын не прервал тишину.
- Мам, скажи, за что они все нас так долго и так сильно ненавидят? – нотки злости и негодования послышались в интонации Коли.
Мать, видя, как быстро злость прорастает в открытом чистом детском сердце, решительно пресекла это:
- Сын, ну ты сам подумай, разве может тебя ненавидеть твоя любимая тетя Мари в Париже?! Да где вы с ней только ни бывали, когда я вас вдвоем оставляла – прям не разлей вода были. А как вы ездили в Диснейлэнд, помнишь?!
- Да, мамочка, мы с ней вместе весь день катались на каруселях. Было так весело. А еще мы ели сладкую вату, - расплываясь в улыбке вспоминал Коля. Это самый мой лучший день в жизни!
- Вооот… А теперь вспомни, как мы с папой тебя иногда на целый месяц летом отправляли к нашим родным на Украине. Разве там тебя твои двоюродные сестры и братья, с которыми ты в войнушки и в прятки играл целыми днями, обижали когда?!
- Нет, мамочка… Я соскучился по ним, по Ивану и Надийке особенно…
- Сын, вот так же почти у всех русских: родные, друзья, любимые и на Украине, и в Германии, и в других странах.
- Тогда почему они хотят нас снова убить?
- Они не хотят, Николаш, ни раньше не хотели, ни сейчас – их просто заставили.
- А разве они не могли отказаться? Разве один человек может заставить так много людей воевать против нас?!
Не было у взрослого больше ответов на такие детские вопросы.
- Пойдем, сын, смотри, какая туча надвигается, да и темно как-то уж совсем становится из-за нее. А нам еще хотя бы к концу службы вон в тот монастырь успеть, - перевела разговор Маргарита, указывая в сторону Спасо-Бородинского монастыря.
Мать тогда не знала, как объяснить своему маленькому сыну, который сейчас так гордо и уверенно шагал по своей земле, любовь к которой они с Сашей ему целенаправленно прививали при любой возможности, что выгода малой кучки людей может стоить жизни целым народам. И что земля русская уже видала не раз такое предательство. И что именно народ этой земли оказывался всегда сильнее чьей-то жажды наживы. И как дорого ему это стоило. Но ничего… придет время, и он сам все узнает, во всем разберется. История многое покрывает и толкует по-своему. Но не скроется ничего от пытливых ищущих правды умов и сердец. Все тайны вскрываются, и для этой искатель найдется. Подрастет вот только немного…
Мать и сын, пребывая каждый в своих мыслях, подошли к Багратионовым флешам, где и находился монастырь, основанный игуменьей Марией (в миру Маргаритой), построенный на месте гибели ее любимого мужа Александра Тучкова.
К слову сказать, Маргарита после сентябрьской битвы ежедневно от восхода солнца до позднего вечера неделю перебирала тела погибших в поисках его останков, молодого, прекрасно образованного светского красавца, смелого любимца солдат генерал-майора Александра Тучкова; но так ничего и не нашла.
- Николаш, на тебе денежку – купи на них свечек – тебе три и мне три, - тихонечко попросила Маргарита, когда они, перекрестившись, вошли в храм, ловко стянув перед этим перчатки и поправив на голове темно-серую шаль с бахромой по канве, украшенную множеством сказочных цветов и белоснежными лилиями.
Мать с малых лет старалась приобщать сына ко всем делам, чтобы и он чувствовал себя нужным, и ей подмога в дальнейшем была. Поэтому просьба Маргариты нисколько не удивила и не смутила Колю - он даже с какой-то гордостью ее выполнил.
Маргарита, аккуратно потесняя людей, стоящих на службе, подвела сына за руку к столу, где горело множество свечей, больше, чем на других подсвечниках.
- Первую свечу, Николаш, - произнесла она шепотом, слегка пригнувшись к уху сына, - давай зажжем для всех тех солдат на небесах, о которых ты сегодня слышал, – пусть они увидят этот свет и придут на помощь нашему папе, нашим солдатам, которые сейчас за Родину воюют.
- Вторую свечу давай зажжем для тех, против кого они воевали и воюют. Пусть наш свет станет для них спасительным маячком во тьме.
- Мам, для врага что ли?! Он же столько наших людей убил… Ты же сама слышала. И папа сейчас с ним воюет. Нет, я не буду!
- Сын, да, воюет. А ты слышал, чтобы папа что-то о ненависти к врагу говорил, когда на войну уходил?!
- Нет.
- То-то же… Он нас шел защищать и нашу правду отстаивать, а не ненависть сеять. Вспомни, чему он тебя учил.
После небольшой паузы мать мягко продолжила.
- Сын, вот у тебя сердце открыто – ты еще можешь и любить, и сострадать, и прощать. А они уже свои на замочки закрыли– вот и приняли тьму за свет, а Дьявола за Бога, да и пошли за ним. Давай поможем им хотя бы сейчас увидеть этот свет.
- Ладно, мам, сделаю, как ты просишь, - уступил Николай матери, зажег свечу и что-то беззвучно губами проговорил.
Колю от его сверстников и мальчишек во дворе отличала нескончаемая сердечная доброта. Он был добр со всеми: и с животными, и с птицами, и с друзьями, и с теми задирами, от которых ему частенько доставалось. Поэтому и сейчас он недолго сопротивлялся доводам матери. Отец, глядя на эту его доброту и, порой, беспомощность, постоянно твердил, повторяя то, чему учил его еще дед: «Бить другого с ненавистью и желанием отомстить – противоестественно человеку. А вот отстаивать свою правду, пусть больно и с кулаками, но с любовью в сердце необходимо, - на то ты и человек». Когда отец говорил ему это, Николенька кивал в ответ, но толком не понимал, как это можно и любить и бить одновременно. Теперь Николай постепенно начинал осознавать смысл тех папиных слов. А с этим осознанием в него как будто вливалась новая неведомая ему прежде сила, способная и добро, и правду отстоять, и других не дать в обиду.
- Мамочка, а куда мы третью свечу поставим? Тоже сюда?
- Нет, давай мы ее поставим тому святому, у которого сейчас хотели бы о чем-то попросить. Я тебе про разных святых рассказывала… К кому бы ты сейчас хотел обратиться?
- К матушке Марии, мам, - недолго думая, ответил Коля. - Ты говорила, она добрая, всех любит и обо всех заботится.
- Да, сынок, так и есть.
Маргарита осмотрелась вокруг и увидела среди ликов и лиц взгляд, ставший для нее в этот момент и надеждой, и опорой, и успокоением. На нее с иконы мирно смотрела Мать, бережно держащая на руках Сына, который, обнимая ее, не то искал защиты, не то сам давал ей утешение.
«Матушка, - зажигая третью свечу, тихонько начал молитву Николай перед иконой Владимирской Божией Матери, - прошу, укрой моего папу своим покрывалом, чтобы ему там без нас было тепло и не страшно».
Маргарита, услышав эти слова ребенка, прижалась своей влажной щекой к щеке сына и обняла его голову, покрытую копной пшеничных волос, так, как будто обнимала и мужа, и всю круглую землю со всем живым на ней, и весь мир. И не было в том мире ни своих, ни чужих, ни врагов, ни героев, а были одни такие, как Коля, бесконечно любимые сыновья одной матери. И так стало хорошо, и тепло и светло на душе… и столько света пролилось тогда сверху в ответ на безмолвную молитву матери.
В этот же день, только на другом уже Бородинском проходил обмен пленными, ранеными, погибшими накануне в жестоких боях. Целый день солдаты пребывали в мире, где снаряды продолжали разрываться, только уже не снаружи, а внутри, оставляя такие же глубокие рытвины, насыпи и железобетонные укрепления, какие 81 год назад уже видела эта земля, которые и сегодня не заросли на Бородинском поле. Когда-нибудь они обязательно зарастут. Надо, видимо, еще немного подождать. А пока… снова Бородино… вечное Бородино… бесконечное, святое… Бородино…