Что-то блеснуло в руке сына и скрылось в кулачке. Зная страсть восьмилетнего Елисея к интересным штучкам, порой самым неожиданным, мать встревоженно спросила:
- Ну-ка, ну-ка, что там у тебя?
Еля сделал вид, что не расслышал, но приём не сработал, от матери было не отвертеться, и кулак был раскрыт. На ладошке лежало лезвие.
- Это откуда? – Спросила мать.
- Из точилки, - чуть слышно ответил Елисей.
- Ты сломал её?
Мальчишка кивнул.
- В кармане носишь? – Продолжала мать допрос.
Еля снова кивнул.
- Ты ведь пораниться мог! А потом карманы проверять перед стиркой забываешь, попала бы эта дрянь в машинку и сломала бы её. Да мало ль что могло ещё случиться из-за твоих штучек. Давай сюда свою дребедень!
Елисей нехотя выложил лезвие на стол. Шестилетний Гордей внимательно переводил взгляд с брата на мать. Видимо, пытаясь помочь старшему брату, решил объяснить маме для чего было нужно лезвие:
- А Еля зато цветы вырезал этим.
У матери зашевелились неприятные подозрения:
- Где вырезал?
- На двери, - уточнил Гордей. Еля тихо выскользнул из столовой.
- На какой?
- В туалете, - уточнил младший.
Мать кинулась в туалет. Мелькнул вопрос: как же я сама не увидела? Тут же и ответила на него: не смотрела, вот и не видела. На уровне мальчишечьего роста на двери красовались глубокие царапины, мало напоминающие цветы. Внутри заныло: новая дорогая импортная дверь недавнего ремонта!
- Что же это такое?! – Расстроенно воскликнула мать и бросилась в мальчишечью комнату. Гордей метнулся за ней.
Елисей, понурившись, сидел на кровати.
- Где ещё со своей точилкой нашкодил? Рассказывай сам, что испортил кроме двери!
- Холодильник, - еле слышно сказал Еля.
- Холодильник?! – Ахнула мать и побежала в кухню. Ребро холодильника, по которому прошлось лезвие, было безобразно ободрано и лезло на глаза.
- Ну-ка, вредитель, - крикнула она сыну, - иди сюда! Чего прячешься?
- Я не прячусь, - тихо сказал Елисей, встав у дверного косяка.
- Вот зачем тебе это было нужно? – Почти кричала мать, показывая на страдалец-холодильник.
Елисей молчал, не зная, как объяснить матери, что очень хотелось попробовать лезвием чего-нибудь поделать. А мать, чуть не плача, разглядывала недавно купленный холодильник-красавец стараясь понять, как добавленную сыном «красоту» убрать. Затем, повернувшись к сыну, сердито припёрла его очередным вопросом:
- Признавайся, что ещё испортил!
Опустив голову, Еля обречённо и тихо произнёс:
- Цветы.
Мать повернулась в сторону подоконника и осела. Её любимые цветы, цветения которых она с таким трудом добивалась, так радовалась этому, они красовались на её страничке в интернете. А теперь стояли обрубки. Она повернула лицо к сыну, в глазах стояли слёзы и упавшим голосом спросила:
- Чем тебе цветы-то помешали?
Елька молчал. Ведь, не поймёт она, если рассказать, что интересно же попробовать лезвие и на дереве, и на металле, и на цветах, ещё и на стене. Может, там не увидит.
Мать встала, долго смотрела в окно. Между нею и притихшим Елей бродил Гордей, пытаясь понять насколько всё страшно. Не нравилось ему, что у мамы в глазах слёзы, и она очень расстроена, не нравилось, что у брата вид побитого щенка и его было жалко. Мальчишка подходил то к одному, то к другому, стараясь заглянуть каждому в глаза, где непременно должны быть ответы.
- Так, сын, за каждую порчу получишь ремнём. Ущерб семье нанёс четыре раза, значит, и ремнём получишь четыре раза. Всё! – сердито отчеканила мать.
- Щас? – Растерянно спросил Еля.
У Гордея в глазах стоял ужас. Такого в их семье ещё не бывало.
- А теперь с глаз моих долой! Оба.
Мальчишки молча тихо вышли из комнаты.
Господи, что я делаю?! Не хватало рукоприкладства! Сроду детей не били. Дожила. Нет. Надо как-то отгребать от этого. А как отгребать, если ремень уже пообещала? И без наказания нельзя. Она машинально чего-то передвигала на кухонном столе. Потом села, закрыла глаза. Для начала успокойся, скомандовала она себе. В мальчишечьей комнате было непривычно тихо. Мозг клюнула мысль: как бы ещё чего не случилось.
Мать быстро вошла в детскую. Мальчишки молча сидели рядом понурившись.
- Значит, так. Выбирай: или ремень, или возмещение ущерба.
На неё уставились две пары глаз снизу вверх.
- А как это возмещение ущерба? – с надеждой в голосе спросил Еля.
- У тебя есть свои деньги, вот и расплачивайся ими. За каждый ущерб, а их четыре, с тебя по 250 рублей. В итоге тысяча.
- А что ты с ними сделаешь? – Спросил Гордей.
- Как что? Порезы с двери убрать, надо мастера приглашать, а мастер без оплаты работать не будет. Ему надо будет заплатить. С холодильником тоже решать надо, не жить же в безобразии. И цветы новые купить надо вместо порезанных, а ещё про сломанную точилку не забудьте, - отчеканила мать и вышла из комнаты.
Позже, проходя мимо мальчишечьей комнаты, она видела, как Еля держал на коленках коробочку, считая подаренные бабушками деньги. Гордей молча сидел рядом с братом.
Пытаясь успокоиться, мать хлопотала у плиты, когда Гордей тронул её за руку:
- Мама, а можно я Еле свои 500 рублей отдам?
- А чего ты меня спрашиваешь? Деньги твои, ты и решай, что с ними делать, - пряча улыбку, ответила мать.
Через несколько минут мальчишки вошли в столовую.
- Вот! – Сказал Еля и положил смятые купюры на стол.
Мать ничего не ответила и не посмотрела в их сторону. Потоптавшись у стола, братья ушли к себе. Проходя мимо, она видела, как снова оба молча сидели рядом.