Глава 10. Мяндаш-пырре - златорогий олень

               
Я вышла на улицу, прищурилась от яркого света, вдохнула северный, прохладный воздух. Солнце висело, как блестящая люстра, над крышами пятиэтажек. Прихрамывая, не обращая внимания на боль, я гуляла по тенистой, незаметной дороге. Я трогала  руками гору, поглаживала ее шершавое, неуступчивое тело, карабкалась,  подобно северной цепкой березке, вверх по каменной  тропе.   
Я присела на каменный выступ, чтобы не дергать больную ногу. Северный город прижимался пятиэтажками к склону,  припадал асфальтированной  дорогой к подножию Умптека, прислушивался чутко и трепетно к дыханию горы,  щурился под лучами золотистого солнца, отогревался после долгой  полярной ночи и после суровой северной зимы.
Мудрая гора укутывала снегами сухие скрипучие плечи,  постукивала каменными спицами, как древняя бабушка, и  вязала над городом  кружевные предания,  напевая под шорохи ветра  долгую, длинную северную песню.
 
                .     .     .               
               
«Из-за Каменского, из-за Имандры, ·из нутра матерой земли бежит Мяндаш - дикий олень. Мяндаш-пырре имя ему...  Мяндаш-пырре - начало жизни в краю. От края до края земли, от начала не наших пределов Мяндаш-пырре бежит. Путь его - солнца путь, туда ему бег.
Мяндаш-пырре летит, златорогий олень! Белый, как снег, он бежит из-за Лимандров далеких, из-за Норвегии, летит прямо к Каменскому Нижнему озеру. Замарались копыта - и не понравилась ему эта земля, невзлюбилась вода. На Сыйвынь побежал. Стал на камень крутой. Здесь! Отсюда видна высокая Кейва, сытные земли· Оаймкеджпоалла… Встал и подумал. Думы, раздумья. Мой ум разнимают…
Мяндаш-пырре… не знаю - куда же мне путь? Цокнул копытом о гладкие камни, легким скоком, играя копытцами, вновь побежал. Хрустят его ноги, шелестят ему кормные травы и белые ягели. Мяндаш-пырре бежит, Мяндаш-пырре идет.
Оаймкеджпоалла-холмы под его ноги растут. Летний Наволок приходит под ноги ero. · Понравились сопочки эти, и на Летнюю землю пришел он. В родниках копыта омыл. И ел тут, и  кормился, и отдыхал… свой рог золотой уронил.
 И сказал: эта кегора - Мяндаша тундра. Вершинам этих холмов - рог Мяндаша, рог головной... И встрепенулся».
Как песня саама звенели вершины Умптека, переливались в небесной капризной лазури  лепестки каменного цветка.  И сверкал под лучами северного солнца сказочный рог Мяндаша-пырре, оленя-оборотня Мяндаша, сына нойды-шаманки Кодь-Акки. Дикарка-старуха Кодь-Акка обернулась важенкой однажды и зачала сына Мяндаша, сына-обортня, от оленя…  Мяндаш-пырре обернулся оленем и убежал в тундру…
И бегают  по тундре дети Мяндаша-пырре, оборотня-оленя Мяндаша, звонкими копытцами по камушкам, по кочкам и  по белому ягелю ступают…
Саамские  сказки лежат  на вершинах Умптека, и в Лавозерских тундрах, и на реке Поной, и под белым покровом ягеля, и вдоль  берега Белого моря.  Тайные тропы Кольского полустрова окутаны чарами старухи-шаманки Кодь-Акки.  Северные ветры,  искусные скульпторы,   свистят алмазными пилами, стучат золотыми молоточками,  высекают  каменные образы людей.   Поднимаются над горизонтом каменные великаны. Застыли навечно у реки Поной в изломе горных пород.  Массивные мощные глыбы, две головы старика и старухи, смотрят пустыми  глазницами на восток.  Широкие монгольские лица, мощные скулы, толстые каменные ноздри высекает неистовый ветер -  талантливый скульптор! А если и  не ветер это  вовсе? То кто  же художник? Кто создавал тысячи лет нерукотворные шедевры? Кто сотворил, кто  вылепил из холодного камня живые человеческие лица?