Часть 20 Искусство семейного воспитания
Стр 144
Задания
«Почему ты решаешь эту задачу? Кому она нужна?» Ты уже час бьешься над решением
одной алгебраической задачи. Злишься, что не получается. Ясно, что допускаешь какую-то
ошибку. Но я не могу тебе помочь хотя бы по той простой причине, что не знаю эту новую
программу или забыл материал тридцатилетней давности. Главная же причина в том, что я в
принципе против того, чтобы вместо тебя выполнять упражнения, решать задачи, чертить,
рисовать, диктовать, писать сочинения, и все это называется родительской помощью своему
ребенку – ученику.
Однако я попытаюсь помочь тебе в другом, в том, чтобы ты осознал суть своего
учения, закрепил в себе мотивы познания, превратил эти скучные виды деятельности в
творческие.
«Кому нужна она, эта твоя задача?»
«Не мне, разумеется!»
«Значит, твоему учителю математики? Удивительно, неужели он сам не смог бы
решить ее? Зачем мучить своих учеников?» В конце нашей короткой беседы я сказал тебе:
«Эту задачу и подобные ей задачи, которые даны в ваших учебниках математики, уже
решали в прошлые годы несколько миллионов учащихся, и все они приходили к одному и
тому же ответу. Их сегодня будут решать несколько миллионов твоих сверстников во всей
нашей стране, а в будущие годы ими займутся другие миллионы. И все они придут к тем же
ответам. Наука математики этими вашими поисками в решении задач из учебников ничуть
не продвинулась вперед. Но зато движутся вперед дети. Через такие познания они сами
открывают двери разных наук, они входят в них, входят в трудовую жизнь и двигают ее».
Далее мы заговорили о том, какие могли бы быть последствия, если бы во всех
учебниках, не только математики, но и других, все задания, задачи, упражнения были бы тут
же решены и детям оставалось бы просто списать их и читать своим учителям. Ты смеялся:
«Какая чушь!»
«Так вот, задачи эти специально придуманы для того, чтобы ты бился над ними и
двигал себя вперед. Давай сделаем еще и так. Ты же знаешь, я не умею решать современные
ваши задачи. Научи меня этим решениям, я буду твоим послушным учеником. В неделю раза
два ты проведешь мне урок по уже пройденным темам и задашь домашние задания».
Так я стал твоим учеником. Сперва ты отнесся к этому с недоверием, но спустя
несколько уроков ты убедился, с каким интересом и усердием я слушал тебя, задавал
вопросы, выполнял задания. Ты начал давать мне и контрольные (и я наотрез отказывался
получать отметки: «Зачем они мне. Я и так учусь!»), а затем предложил обучать меня
географии и ботанике: «Они такие интересные!»
Мы нашли там другие способы учения и познания.
Если это был урок географии, мы путешествовали по странам и континентам, писали
дневники наших путешествий, добывали знания и пополняли впечатления с помощью
справочников, энциклопедий, словарей, специальной литературы, бесед с людьми,
побывавшими в разных странах. Мы путешествовали по карте, на которой передвигали наши
флажки и проводили линии нашего следования.
Если это была ботаника, то мы собирали гербарии в нашей окрестности, наблюдали за
растениями, ставили домашние опыты над ними. Чертили и раскрашивали фломастерами
клетки, спорили об их свойствах и прибегали к источникам, чтобы доказать свою точку
зрения и правоту.
Я, как твой ученик, стремился усвоить все, о чем ты мне рассказывал и что объяснял,
выполнял твои задания честно, однако проявлял и самостоятельную активность и являлся
«на уроки» с кучей дополнительной информации и вопросов.
Конфликт
Ты начал готовить доклады по разным темам и шел на уроки с этими докладами.
Некоторые учителя давали тебе возможность читать их на уроках, и это стимулировало твои
познавательные поиски. Хотя были и конфликты, которые чуть было не заставили тебя
отказаться от такого способа готовить домашние задания. Вот один из них.
На уроке родной литературы учительница дала задание – подготовить пересказ
содержания стихотворения об Арсене, народном герое (образец народного творчества). И,
как полагалось, мы приступили к изучению этого стихотворения, очень интересного,
эмоционального. Мы увлеклись им, и хотя оно длинное, выучили наизусть. Одновременно,
рассматривая разные его издания, мы обнаружили, что текст в учебнике расходится с
текстом в разных изданиях. Тебе не понравились сокращения и переделки, которым
подвергли стихотворение составители школьного учебника. Установив эти расхождения, ты
подготовил доклад со своими обоснованными доводами и пошел в школу.
А там случилось такое.
Учительница вызвала тебя отвечать. Ты начал высказывать свои соображения и готов
был читать стихотворение полностью, без сокращений и переделок, но тебя остановили.
«Это ты о чем? Я задала вам пересказ стихотворения своими словами, а ты говоришь
совсем о другом? И зачем нам эти исследования?»
«Мне было жаль портить стихотворение, и я выучил его наизусть, без сокращений.
По-моему, его не надо было сокращать и переделывать!»
«Постой! Постой! Какое тебе дело, как авторы учебника обработали стихотворение? И
кто тебя просил опережать меня – учить его наизусть? Скажи честно: ты выполнил задание
или нет?»
И хотя пересказать содержание было не таким уж трудным делом, ты проявил дерзость:
«Нет. Так я не выучил и учить не буду... Я предпочитаю знать его наизусть полностью!»
Учительница рассердилась не на шутку. Двойка была поставлена в журнал и в дневник.
Меня вызвали в школу. Разговор состоялся в кабинете директора. Я объяснил учительнице
наш способ подготовки домашних заданий.
Она категорически протестовала против того, чтобы ее ученики занимались не своим
делом. Но директор, солидный седой человек, известный своими творческими поисками,
спокойно сказал: «Софья Константиновна, может быть, вы все-таки подумаете о таком
способе выполнения домашних заданий?»
Это я говорю тебе сейчас, спустя шесть лет. Но тогда, вернувшись из школы, я обвинял
тебя в дерзости на уроке и просил извиниться перед учительницей.
«Ты будешь готовить свои доклады так же, как и раньше. Будешь читать их на уроках
или внеклассных занятиях. Но проявлять дерзость перед кем бы то ни было, в особенности
перед учителями, ты не имеешь права!»
Так, пытаясь тебе облегчить тяжесть домашних заданий, я добился этого лишь
частично.
Что здесь было главным?
Думаю, изменение вида деятельности. Вместо того чтобы довольствоваться ролью
наблюдателя, слушателя, зрителя, исполнителя, ты переходил на более важные формы
деятельности – созидания и преобразования. Ты не просто усваивал знания, но добывал и
открывал их, присваивал их, овладевал ими. В процессе такой деятельности ты
преобразовывался сам, менялись твои отношения и позиции.
Деятельность... Как много значит она для становления человека! Но не всякая
деятельность, а такая, в которую вовлекаются сердце, руки, мысли и чувства человека и
направляются к тому, чтобы строить, совершенствовать, преобразовывать, открывать.
Деятельность не созерцательная, а созидательная.
Будь моя воля, я бы запретил выпускать для детей игрушки, которые надо заводить или
включать в электрическую сеть, а затем смотреть, как они двигаются, перемещаются. Я бы
позаботился, чтобы конструкторы разрабатывали, а фабрики выпускали только такие
игрушки, которые можно будет разбирать, собирать, опять разбирать, переделывать,
перестраивать, комбинировать и находить новые варианты. Будь моя воля, я бы мало водил
детей в кино, редко включал бы им телевизор; показывал бы им только такие фильмы и
передачи, которые призывали бы их к сопереживанию, действию, созиданию и
преобразованию. Зато дал бы им ведро с краской и щетку, чтобы красить заборы, дал бы
молоток и гвозди – делать скамейки, дал бы чертежи и детали, чтобы строить самолеты и
ракеты, дал бы им интереснейшие задачи, которые надо было бы решать посредством поиска
необходимых знаний.
Будь моя воля, я бы поставил вопрос: почему некоторые школьные учебники не
разговаривают с детьми дружески, не радуют их, не призывают, не помогают, а только
пассивно отражают знания и ограничивают их лишь заучиванием содержимого в них?
Меньше созерцательной деятельности, больше созидательной – вот какой принцип
клал бы я в основу устройства нашего педагогического государства.
Проголосовали бы дети за такую воспитательную систему?
Во мне говорит вера в детей, «устремленных в будущее», – они этого и ждут от нас.
Сказки
Мы читали и рассказывали тебе сказки каждый день, каждый вечер перед сном.
Твое упорство в просьбе рассказывать тебе сказки (к этому в дальнейшем
присоединилась твоя сестренка) заставило меня заняться их сочинением. Сперва я сочинял
их стихийно, но вскоре подумал, что надо ввести в них какой-то порядок, то есть
рассказывать не обо всем, а о нравственных началах твоей личности. И хорошо, что всплыли
тогда в моей памяти имена десяти братьев, которых моя бабушка в моем раннем детстве
пересчитывала по пальцам. «Это Обито!» – говорила она, сгибая мой мизинец на левой руке.
«Это – Робито, это – Джимшито, это – Хозито!» Счет на левой руке заканчивался большим
пальцем: «Это – Заал!» А затем бабушка продолжала считать пальцы на правой руке,
начиная опять с мизинца и заканчивая большим пальцем: «Это – Зураб, это – Данапици, это –
Дагургени, это – Бацки, а это – Пирдаубанели!»
Я не помню, связывала ли она эти имена с каким-либо сказочным содержанием, но я
решил их сделать героями моих сказок, подружить тебя с ними и вместе с ними ввести тебя в
сказочный мир. Главным героем этого мира я сделал тебя.
Раз вечером, когда ты и твоя сестренка уже приготовились ко сну и удобно устроились
в своих кроватках, я начал осуществлять свою пока еще не вполне ясную идею.
«Жил-был один мальчик, звали его Паата, и была у него маленькая сестренка, и звали
ее Ниной. И были у них бабушка, мама и папа. И жили они в вечно солнечном городе
Тбилиси».
Вы оба сразу запротестовали: «Это не сказка. Это правда. Расскажи нам сказку!»
«Я и рассказываю сказку. Потерпите, пожалуйста. Мама, папа и бабушка очень любили
своих детей».
Опять протесты: «Это же правда. Это про нас, а нам нужна сказка!»
«Сейчас и начнется сказка. Раз в полночь, когда Паата спал глубоким сном, пришел к
нему Обито. Он еле взобрался к нему на кровать и подполз к его уху. Ухо было прикрыто
густой прядью курчавых волос, и Обито чуть было не запутался в ней. Он достал свою саблю
и стал отсекать каждый волосок, который мешал ему добраться до уха спавшего крепким
сном мальчика».
«Это в моих-то волосах запутался Обито? Не может быть!.. Кто этот Обито?»
«Конечно, не может быть. Ты ведь хотел сказку? Вот я и рассказываю ее. А Обито –
один из десяти братьев, самый старший, ростом в мизинец. Так продолжать мне или нет?»
«Да-да... Обито добрался до уха...»
«Он сунул голову в ухо Пааты и прошептал: „Паата, надень, пожалуйста, свою куртку,
бери свою саблю и пошли помогать Прометею похитить огонь у богов“ —„Почему именно
эту куртку, я же не люблю ее надевать?“ – „Она волшебная. И, пожалуйста, поскорей, нас
ждет крылатый конь“. Вмиг мальчик был уже готов. „Куда ты?“ – спросила его сестренка,
которая проснулась в это время. Паата всегда доверял ей свои тайны. „Я спешу помочь
Прометею похитить огонь у богов. Вернусь скоро. Будь послушной“ – „А ты будь
осторожен!“ Паата посадил Обито в передний карман своей куртки, вскочил на своего
крылатого коня и полетел помогать Прометею. Обито показывал ему дорогу среди облаков.
В это время люди молили Прометея вернуть им огонь, который отняли у них
несправедливые боги. Бесстрашный Прометей горячо любил людей. „Я похищу у них огонь
для вас! Вы же не можете жить без огня!“ Прометей двинулся к самой высокой горе –
Олимп, где несправедливые боги пировали вокруг огня. „Видишь огонь и этих богов?“ –
сказал Обито Паате. Они теперь летели уже под облаками. Сверху им было хорошо видно,
как пировали несправедливые боги. Под Олимпом же, в темной долине, люди мерзли без
огня. „Нам надо спуститься к богам, только так, чтобы они не заметили нас сразу. А затем
надо придумать что-нибудь такое, чтобы боги погнались за нами. Они забудут об огне, и
тогда Прометей сможет сразу его похитить и вернуть людям“. Паата и Обито спустились на
тот склон Олимпа, который меньше всего был освещен огнем. Крылатого коня они оставили
в пещере и начали обсуждать, как привлечь внимание несправедливых богов, пир которых
напоминал им грохот грома. „Давай подкрадемся к богам и неожиданно подымем шум,
станем дразнить их!“ – сказал Паата. Обито понравился план Пааты. Они начали карабкаться
через скалу. Было очень трудно. Поцарапали руки, разодрали колени, но ни Паата, ни Обито
не обращали внимания на мучительные боли. Поднявшись на вершину Олимпа, они встали
на ноги и что было мочи закричали, перекрыв грохот богов: „Боги, ваша несправедливость
будет свергнута людьми!“ „Кто они такие?“ – удивились боги. Они все мигом встали и
бросились на Паату и Обито. Паата схватил Обито, посадил в передний карман своей
волшебной куртки и побежал вниз. Боги – за ним. В это время на вершину Олимпа поднялся
Прометей. Он схватил огонь и закричал богам: „Боги, я похищаю у вас огонь! Помните,
люди свергнут вашу несправедливость!“ Боги растерялись. А когда пришли в себя,
погнались за Прометеем, но было поздно. Прометей примчался к людям, освещая себе
дорогу похищенным у богов огнем. Люди с восторгом встретили своего героя. „Мне в этом
трудном деле помог храбрый маленький мальчик Паата, который незамедлительно
примчался, как только мой помощник Обито сообщил ему о беде людской. Паата еще много
раз будет трудиться для людей! А теперь пусть вернется он в свою кровать и заснет крепким
сном“».
«А я? Я тоже хочу помочь людям!» – сказала Нинулька, как только я закончил сказку.
«В следующий раз, может быть, Паата возьмет тебя тоже, и ты поможешь ему
справиться с другими делами!» – говорю я Нинульке. Ты доволен сказкой.
На другой день перед сном я рассказываю другую сказку: о том, как ты вместе с
Робито, вторым братом Обито, ростом с безымянный пальчик, освобождаешь Прометея.
На третий день тебя забирает Джимшито, чтобы доставить на корабле продукты и
лекарства людям, потерпевшим кораблекрушение и оказавшимся на необитаемом острове.
Джимшито, третий брат Обито, ростом со средний палец.
На четвертый день тебе приходится сажать волшебные яблоки, исцеляющие недуги
людей. Рядом с тобой трудится Хозито, четвертый брат Обито, ростом с указательный палец.
На пятый день Заал, пятый брат Обито, ростом с мизинец правой руки, проверяет твою
выносливость.
На шестой день... и т. д. и т. п.
Рассказывая свои сказки, я часто переходил к прямому обращению к тебе: «Тебе стало
жалко птичку. „Как я могу исцелить тебя?“ – спросил ты. А она ответила...»; «Ты не захотел
поступить так, потому что понимал, как это нечестно. И ты подумал: „Человек всегда должен
быть честным!“»; «Ты разозлился не на шутку»; «„Как вы смеете обижать маленького! Он же
беспомощный!“ И хотя силы были неравны, ты бросился защищать слабого от злых сил...»;
«„Чем мне обрадовать добрую старушку соседку, прожившую такую сложную и полезную
для людей жизнь?“ – подумал ты. Ты начал каждый день заходить к ней, помогать в
домашних делах, приносить хлеб и молоко из магазина...»
Эти мои сказки ты слушал, когда тебе было 7–8 лет. Затем сказки ты начал сочинять
сам и рассказывать их по вечерам перед сном сестренке.
Как вы, мамы и папы, насчет сказок? Умеете ли сочинять сказки для ваших детей,
воспитывать их сказками? Мои наблюдения говорят о том, что дети остро ощущают дефицит
сказок. Нет, речь идет не о том, что сказок мало, хотя хорошие сказки нужны все больше и
больше. А о том, что многие мамы и папы не стремятся окружить детей сказками. Почему?
Если кто считает, что прогресс науки и техники делает ненужными сказки в жизни детей, это
не верно. Это просто заблуждение. Пусть летят самолеты и ракеты, но как они могут
заменить ребенку волшебный летающий ковер? Пусть в каждом доме стоит цветной
телевизор, но как его можно сравнить с волшебным зеркальцем, взглянув в которое можно
увидеть весь мир?
«Воспитывать детей сказками?» – спросите вы. Да, сказками. То есть не только
сказками, но и сказками тоже. Сказки нужны детям как воздух, потому что через сказки,
умные, мудрые, с невероятными и обычными событиями, фантастическими и обычными
героями, они постигают правду жизни. Сказки помогают нам воспитывать в детях доброту
души и мужество, радость жизни и честность, надежду и целеустремленность. Сказки
предотвращают детей от тщеславия, эгоизма, трусости. Да не только предотвращают, но и
направляют их на борьбу против человеческих пороков. Сказки кристаллизуют душу ребенка
и очищают душу взрослого.
Если кто из мам и пап не считает сказки нужными в воспитании своего ребенка, своих
детей, то это проявление... невежества (простите, пожалуйста, тысячу раз, но не смог
выразиться иначе!) в искусстве воспитания.
Дети не должны отключаться от мира сказок, и этот мир должны создавать им
взрослые, мамы и папы, бабушки и дедушки.
Нет времени рассказывать сказки детям? Надо найти, обязательно надо найти.
Особенно по вечерам, когда ребенок ложится спать, – вот тогда надо сесть рядом с его
кроваткой, выключить свет и добрым голосом доброго волшебника нашептывать мудрую,
оптимистическую сказку.
Не умеете рассказывать сказки? Что ж, надо учиться, это нетрудно. Ребенок не требует
от вас стать артистами, художественными чтецами. Тут нет сложной науки рассказывать
ребенку сказки. Просто смягчите ваш голос, вложите в него ваше эмоциональное отношение
к героям сказки, расскажите сказку медленно и шепотом, и, уверяю вас, вы станете для
вашего ребенка самым лучшим сказочником.
Не знаете сказок? Не может быть! Так читайте их и затем пересказывайте детям. Сказок
не хватает, но их очень много. Ищите, и вы найдете их на каждом шагу. Не стесняйтесь
узнавать сказки от товарищей, от соседей. Объясните друзьям, соседям, знакомым, зачем и
какие сказки вам нужны, и люди с радостью поделятся с вами своими сказками.
Так собирать сказки трудно? Тогда попытайтесь сочинять их сами. Может быть,
удастся? Обидно, что каждая мама, каждый папа не одарен способностью Андерсена и
братьев Гримм. Но сказки, которые вы попытаетесь сочинять для ваших детей, тоже увлекут
их, только надо вложить в них жизненную правду и наполнить их оптимизмом.
Содержание ваших сказок? Ищите его в воспоминаниях вашего детства, ищите в вашей
повседневной работе, в ваших отношениях к людям; сделайте героями ваших сказок образы
добрых людей, с которыми вы общаетесь, которых вы знаете. Расскажите детям о
действительности как о сказке. И они не будут давать вам покоя: «Расскажи сказку... еще...
еще!» И все это в переводе на язык педагогики будет означать: «Я нуждаюсь в твоем
воспитании. Воспитай меня, пожалуйста!»
Мужской разговор
Мужской разговор...
Как Мужчина с Мужчиной...
Мужской разговор между отцом и сыном...
Он ведется у нас давно, и я не хочу, чтобы он когда-либо закончился.
Я не хочу этого, может быть, потому, что по мере твоего взросления я все больше
чувствую, как такой разговор с тобой становится жизненно важным для меня. И твои
возрастные особенности, меняющиеся из года в год, и мои, оказывается, тоже меняющиеся
возрастные свойства определяют суть наших мужских разговоров. Ступенчатое изменение
этой сути происходило по мере того, как ты взрослел и становился юношей, а я входил в лета
и все больше рассуждал о философии жизни.
Раз, находясь на одной из средних ступеней развития наших взаимоотношений, я вдруг
захотел пофилософствовать с тобой. Поднимаясь пешком на девятый этаж, мы
приостановились на площадке сделать передышку, и я задал тебе загадку.
«Послушай! У меня есть состояние, только я не знаю, большое или малое. Оно
постоянно терпит убытки, только я не знаю, большие или малые. Я верю, что они приносят
людям пользу, только не знаю, большую или малую. О чем я это тебе толкую?»
Ты тогда сказал: «Твое состояние – это твоя жизнь. Ты трудишься и этим приносишь
людям пользу. Это же просто!»
«Дело не в этом. Загадка заключается в том, чтобы разгадать: почему я задал ее тебе?»
В дальнейшем мы много говорили о проблемах назначения человека в жизни, о том,
кто кого творит: человек – жизнь или жизнь человека, или же они оба творят друг друга. И
философия, которую мы вырабатывали вместе и принимали за основу нашей деятельности,
одновременно служила отправным пунктом наших мужских разговоров. Я возвращаюсь к
этому мужскому разговору, игравшему в нашей жизни немаловажную роль.
Что такое мужской разговор? Почему он мне так нужен?
Я не могу высказаться похвально в адрес составителей разных словарей – толковых,
крылатых слов, синонимов, фразеологизмов и т. д. и т. п., которые так безмолвно обошли это
прекрасное и разумное сочетание двух слов – «мужской разговор».
О каком разговоре можно сказать, что он самый честный?
О мужском разговоре. Он возникает на стерилизованной почве чувства долга и
осознанной необходимости помочь Человеку увидеть вещи такими, какие они есть.
О каком разговоре можно сказать, что он сугубо личностный?
О мужском разговоре. Он очищает от сорняков недоразумений и сплетен чувство
дружбы, кристаллизует взаимоотношения, устраняет помехи.
О каком разговоре можно сказать, что он жизненно важный?
Опять-таки о мужском разговоре. Это разговор решительный, принципиальный. Он
проходит через незримые нити, соединяющие сердца и устанавливающие прямые отношения
между людьми. Потому он сложный и, может быть, болезненный.
Мужской разговор – это разговор равных при «закрытых дверях», без коммюнике, без
огласки. Он возникает преднамеренно, заранее прокрутившись в голове несколько десятков
раз и пройдя инкубационный период.
Он не терпит чужого вмешательства. Не терпит лицемерия и лжи.
Мужской разговор – это не куча строгих и императивных наставлений. Это не брань,
ссора, крики, ущемление самолюбия.
Мужской разговор – это не посвящение в тайны с уговорами хранить их всю жизнь. Он
не сделка и не заговор против других.
Мужской разговор – это очищение души и нравственное возвышение над самим собой.
Раскрытие тайн и извлечение из них способов самосовершенствования. Просмотр прочности
уз взаимоотношений.
Мы не любим возвращаться к сути уже состоявшегося мужского разговора, не
стремимся напоминать о нем друг другу. Но считаем своим долгом извлекать из
состоявшегося мужского разговора выводы для своей деятельности, следовать уговорам,
заключенным в нем.
Такое у меня сложилось представление о наших мужских разговорах.
Я приступил к таким разговорам с тобой, может быть, еще с той поры, когда ты мог
отвечать мне только своим единственным многозначительным словом «ага».
Имею ли я право разглашать тайну наших мужских разговоров, говорить об их
эволюции, коль скоро они касались наших личных отношений и нашего общего
согласованного отношения к окружающим?
На это я не имею права без твоего согласия. И поэтому, с твоего разрешения, расскажу
только о тех наших мужских разговорах, о которых мы договорились.
Один из таких ранних разговоров, который мне так запомнился, состоялся у нас, когда
ты был в четвертом классе. Это пора, когда авторитет взрослых в глазах подростков идет на
убыль. Они часто не подчиняются взрослым, бунтуют, ведут себя самовольно.
Ты, разумеется, не был исключением. И вот, будучи на таком уровне развития, ты
нагрубил маме: стал кричать на нее из-за того, что она не пустила тебя поиграть во двор. Я
решил не вмешиваться. Взволнованная мама плакала. Я тоже нахмурился, не сказав тебе ни
слова.
После этого конфликта прошло несколько дней. Все осталось позади, все было забыто
и мамой, и тобой. Но за эти дни я обдумывал, что тебе сказать, чтобы наш мужской разговор
состоялся.
«Давай пойдем в парк!» Ты развлекался дома и не хотел идти.
«Послушай, у меня к тебе мужской разговор!» – сказал я тебе на ухо и очень серьезно.
«О чем?» Ты насторожился.
«Не могу сказать дома. Давай лучше выйдем на улицу!»
Ты уже знал, что наш мужской разговор – дело серьезное. Я замечал: ты гордился тем,
что у нас бывали подобные мужские разговоры; после них ты заметно взрослел: брал на себя
обязанности заботиться о родных, близких.
Был конец зимы. Приближался твой день рождения. Мы шли по улице молча, не
решаясь начать разговор.
«Послушай, сколько на днях тебе исполнится?»
«Десять!»
«Да, надеюсь, в твоем возрасте ты сможешь меня понять. Можно быть с тобой
откровенным?»
«Да!»
Мы вошли в парк. Сели на скамейку. Я смотрел тебе в глаза и пытался говорить
голосом, который нашел бы в тебе сочувствие. Говорил с тобой, как говорят с другом, ища
поддержку, совет и помощь.
«Десять лет тому назад я влюбился в одну девушку. Очень влюбился. Я обещал тогда
ей, что если она выйдет за меня замуж, я всегда буду ее любить и защищать. Не дам никому
в обиду. Ты же понимаешь, что значит дать слово любимой девушке!»
Я даю тебе возможность осмыслить мои слова и поверить в мою искренность. Потому
говорю медленно, подчеркиваю каждую фразу:
«Скажи, пожалуйста, что бы ты сказал о человеке, нарушившем свою клятву?»
«Он будет плохим человеком... Нечестным человеком... Трусом».
«Верно. Я согласен с тобой. А как ты думаешь, что могла бы подумать женщина о
своем муже, изменившем свою клятву?»
«Она, наверное, разлюбила бы его!»
«Так вот, я обещал твоей маме, которая для меня самый близкий друг и которую я
очень люблю, сдержать свою клятву. Что бы ты об этом сказал?»
«Надо обязательно сдержать клятву. Иначе будет нечестно с твоей стороны».
«Всякий, кто будет обижать ее, будет иметь дело со мной. Не так ли?»
Ты соглашаешься.
«А теперь я не знаю, как мне быть с сыном, который обидел дорогую мне женщину.
Тебе скоро десять лет. Ты должен посоветовать мне. Могу ли я оставить ненаказанным
любого, кто бы он ни был, обижающего мою спутницу жизни? Могу ли я принять какие бы
то ни было оправдания от сына, нагрубившего маме? Отвечай, пожалуйста, на это!»
Ты помолчал.
«Я больше не буду... Но ты можешь наказать меня!» «Я тебя наказывать не стану. Ты
сам себя можешь наказать. Но я говорю тебе, как мужчина мужчине: не смей обижать
дорогого мне человека. Больше я этого не допущу... А лучше, если ты поможешь мне
защитить маму, Нинульку и бабушку... Беречь их и заботиться о них. Раньше я был в семье
один мужчина, теперь нас двое... Пошли домой. Больше у нас такого разговора не должно
быть».
Обратно мы шли молча. На улице увидели женщину, продававшую букетики ранних
подснежников. Мы купили по одному букетику маме, бабушке и Нинульке. Ты преподнес им
цветы и поцеловал каждую в щеку.
К этому мужскому разговору мы действительно больше не возвращались. Мы оба
помогали друг другу, чтобы больше об этом не говорить.
Впрочем, нет.
Совсем недавно произошло обратное. Я собрался перейти на другую работу. Мама
противилась. На этой почве мы поссорились (разумеется, весьма вежливо). Мама очень
переживала все это. Атмосфера в семье стала напряженной. Я запирался в своей комнате и не
хотел говорить ни с кем. Так длилось несколько дней.
«Можно?» Ты заходишь в мою комнату: «Хочу взять книгу».
Но книгу ты находишь не сразу: в действительности тебе нужна не книга, а разговор со
мной. Ты хочешь сам завести мужской разговор. Я это почувствовал сразу по тому, как у
тебя книги валились из рук.
«Я хочу тебе что-то сказать!» Ты дышишь глубоко, волнуешься. Я не отвечаю.
«Это мой мужской разговор с тобой... Ты долго будешь обижать маму? Она же права!»
«А в чем она права? На что она обижается?»
«А я скажу прямо. Она хочет, чтобы ты преодолел трудности на работе, а не бежал от
них. Она, конечно, права. Я согласен с мамой. Тебе лучше всего встать сейчас же, пойти к
маме и извиниться. Оставь эту затею с новой работой».
Я был рад.
Ты снял с меня камень. Конечно, я зря собирался оставить своих друзей по работе.
Пусть трудности. Ну и что? Разве не я сам учил тебя не бояться трудностей?
Я смотрел на тебя и радовался. У меня сын. Он заводит со мной мужской разговор.
Значит, он становится мне другом и товарищем.
Сын мой – друг и товарищ мой!
«Хорошо... Я согласен!»
Встаю и собираюсь принести свои извинения всем: и маме, и бабушке, и сестренке, и
тебе тоже. Хочу извиниться за то, что в нашей маленькой квартире за последние три-четыре
дня из-за меня чуть не остановилось время.
Ты меня предупреждаешь: «Послушай, папа, я не хочу, чтобы ты и впредь обижал
маму. Я прошу тебя!»
Мой сын – мой друг и товарищ!
«Хорошо, сынок! Так и будет!»
Наши мужские разговоры, которые мы вели не так уж часто, сдружили нас. Раньше я
пытался познать тебя в основном через себя. Но ты помог мне, эти мужские разговоры при
«закрытых дверях» помогли мне увидеть тебя непосредственно, увидеть таким, каким ты
становился на разных этапах как личность.
Мужские разговоры приучили нас доверять друг другу, быть откровенными и
правдивыми. Они помогли мне глубже познать самого себя, свое положение в кругу наших
общений и свою ответственность перед обществом.
И если я не смог здесь более полно раскрыть развивающуюся суть наших мужских
разговоров, то это по той простой причине, что не имею права разглашать ее. Это мы во
многом раскрылись и доверились друг другу, и пусть каждый отец попытается понять нас
таким же путем, познав суть мужских разговоров в дружбе со своим сыном.