Много солнца рождает много эмоций. Это аксиома. А для кого это теорема, очевидно счастье еще впереди. Эмоции Милли просто зашкаливали. Новый купальник сидел ладненько, подчеркивая достоинства и скрывая недостатки ее фигуры. Она прикупила еще и воздушный пляжный халатик. Когда она шла по пляжу его полы развевались на ветру, словно парус ее путешествия. Она, конечно же, ловила на себе взгляды. И недовольные женские тоже. Но такова жизнь: кто-то ею наслаждается, а кто то ее держит на коротком поводке. Вазочка с мороженым запотела и выглядела весьма свежо и аппетитно яркостью своего содержимого. В повседневной жизни Миллине ела мороженого. Она его просто не хотела. Но отпуск совсем другое дело. Отпуск и мороженое практически синонимы. Она обозревала вазочку с мороженым. Затем ела его не торопясь с видимым удовольствием. Аккуратно вытирала наманикюреным пальчиком уголки губ, боясь оставить там следы отпускного лакомства. Когда вазочка оказалась пуста, а запотевший флер на ней превратился в лужицу под ней, Милли рассчиталась с официантом и даже не взяла сдачу в размере пяти рублей. После этого поступка она казалась сама себе уже просто шикующей гламурной миллионершей. И выйдя из пляжного кафе, очутилась прямо перед ларьком с плавсредствами. Перед ней возвышались надутые круги раскрашенные как надкушенные пончики, царевны—лебеди, лягушки и... вот она розовая мечта гламура— огромный розовый фламинго! Милли не могла отвести от него глаз, хо я были здесь еще и надутые матрасы в виде эскимо. Но розовый фламинго переплюнул их всех вместе взятых.
Милли практически ласково несла это розовое сооружение к морю. Затем не без усилий вскарабкавшись на птицу своей мечты, она нежилась под жарким южным солнцем покачиваемая морскими волнами. Она гордилась собой. И здесь в море верхом на розовом фламинго она твердо решила сегодня вечером пойти на концерт Стаса Михайлова не смотря на четырехтысячную цену билета. Соответствие выбранному имиджу должно быть полным. И вот розовый фламинго уже томится на двуспальной кровати небольшого номера дорогого прибрежного отеля. А тем временем сама Милли наводит марафет и примеряет наряды, выбирая тот который можно будет назвать "разящий наповал"'.
Пройдя все предконцертные досмотры, она очутилась в буфете концертного зала. Свежий вечерний бриз с моря дарил загоревшей за день коже прохладу. Отпуск и шампанское казались Милли вполне совместимыми и она заказала фужер с пузырьками счастья изобретенного некогда предками так симпатичного ей Макрона. И, конечно же, горку свежайшей, искрящейся как драгоценность на атласной подушечке красной икры на белой булочке с маслом. Милли предавалась этому маленькому удовольствию, улыбалась окружающим ее людям. Затем чинно прошествовала на свое место в зале. Кокетливо накинула на плечи новый итальянский палантин памятуя что даже в капроновом платье ты никогда не замерзнешь зимой, если это платье тебе по душе. То же и с палантинами.
Стас Михайлов сладко пел для нее одной, невзирая на полный зал сверкающий и переливающийся. Милли вместе с ним плакала и улыбалась, проживала эпизоды, встречи и расставания. И вспомнила старую советскую песню в которой были такие слова: "вот и встретились два одиночества, развели у дороги костер..." и вот ей уже казалось что эти два одиночества она и поющий на сцене Стас Михайлов. После концерта она, конечно же, прождала вместе с другими поклонницами час у выхода. Протиснулась к франтоватому моднику певцу и протянула ему билет и карандаш для губ вместо ручки. Он посмотрел на карандаш и рассмеялся: "на мои концерты ходят настоящие женщины". Подписал и вернул ей в руки билетик и карандаш. Рука его была сухой и теплой. С большим красивым перстнем на безымянном пальце. И Милли поняла, что именно о такой руке она мечтает всю жизнь. Именно с обладателем такой руки она готова идти по жизни рука об руку.
Она шла от концертного зала в отель по верхней набережной, обуреваемая романтическими мечтами. Пальмы величаво шелестели своими царственными опахалами в вечерней прохладе. Это шелестение сливалось с шумом морского прибоя. Кое-кто еще купался в совершенно черном море в темноте, целостность которой нарушали огни фонарей и прибрежных кафешек. Играла музыка, крики зазывал и людская речь вплетались в дуэт пальмовых листьев и морского прибоя. Вот он оркестр отпускного счастья!
Милли присела за маленький столик на набережной. К ней тут же подошла молоденькая официантка.
- Большой капучино! Сразу же сказала Милли предвосхитив вопрос.
Официантка улыбнулась и отправилась исполнять заказ. У столика материализовался молодой человек в потертых джинсовых шортах с обнаженным загорелым худосочным торсом.
— Доброго вечера мадам! — на старомодный манер обратился к ней парень.
— Мадмуазель, — поправила его Милли.
Официантка принесла большую чашку воздушномолочной пенки на сладком напитке. Парень куда-то отошел и Милли шепотом поинтересовалась у официантки кто он.
— Местный поэт и бездельник. Иногда он приходит сюда с гитарой и старой шляпой. Читает свои стихи и бренчит на гитаре. Но шляпа за день бывает полна. Хотя я бы и копейки не дала,— официантка поспешила к соседнему столику за который усаживалась дородная парочка в откровенных пляжных нарядах.
Поэт вернулся и спросил:
— Могу ли я придать колорит вашему вечеру своими стихами?
Эх, знал бы он, какого колорита придал ее вечеру концерт Стаса Михайлова! Но Милли согласно кивнула. Поэт тут же уселся за столик напротив нее и начал декламировать:
"Любить поэта — стон,
Любить поэта — плачь..."
— Почему так предвзято?— не удержалась Милли, перебив местного лирика.
— Не понял? — парень растерянно смотрел на нее.
— Любить поэта это романтично! А уж любить это прекрасно! И стонать в любви можно только от удовольствия, — Довольная собой Милли отхлебнула большой глоток кофе и вытерла молоко с губ тыльной стороной ладони.
Поэт тяжело вздохнул и сказал, вставая из-за стола:
— Мадам, вы не любили поэта...
— Мадмуазель, — автоматически поправила его Милли и, допив кофе, пошла к отелю.
В холле на рецепции она увидела певца Пьера Нарциса. Он пытался допроситься у дежурной телефон ближайшего ветеринара. Дежурная пренебрежительно положила перед ним справочник "Желтые страницы" и демонстративно отвернулась к монитору компьютера. Милли бросилась к стойке и пристыдила портье.
— Может, я еще сама должна его мартышку лечить?— схамила в ответ девица.
Милли обратилась к Пьеру:
— У вас обезьянка заболела?
—Вы издеваетесь надо мной?! - вскипел артист, — у меня тошнит мою собаку! Или вы расистка?
Милли в ужасе повернулась к дежурной:
— Вы сказали мартышку лечить?
— Я?! Не выдумывайте женщина! — не моргнув глазом, пошла в отказ интриганка.
Милли вновь повернулась к Пьеру:
— Простите ради Бога! Я не дослышала.
Пьер, наконец - то улыбнулся своей широкой белозубой улыбкой, и Милли вытащила телефон. Нарцисс удовольствием позировал, пока она делала селфи с ним. Затем они распрощались и Милли направилась к лифтам мурлыча себе под нос "я ласковый красавец".
На балконе своего номера она считала звезды над черным морем и твердо решила по приезду завести себе собаку.
Звуки гитарных струн мелодично втиснулись в музыкальное пространство приморского летнего вечера. Милли посмотрела вниз и увидела у цветущей магнолии поэта с набережной. Только теперь у него была гитара а на плечи накинута бесцветная футболка. Он смотрел на нее и улыбался ей, глядя вверх. Милли крикнула ему, что сейчас спуститься и ушла с балкона.
Поэт оказался интересным парнем. Рассказывал ей о Пушкине да так интересно, что на сей раз она слушала не перебивая. И ей уже казалось, что она та самая Наталья Гончарова, а перед ней сам Александр Сергеевич. Поэт был так же смугл под жарким южным солнцем. Милли вновь перебила его вопросом:
— Как вас зовут?
Поэт рассмеялся.
— Вы не поверите, но мое имя Александр. Александр Сергеевич.
Милли озадачено смотрела на него, стараясь понять, говорит он правду или шутит.
— А вы Наталья?— радостно спросил поэт.
— Нет. Я Милли.
— Значит, нашу дочь мы назовем Натальей! — подытожил Александр Сергеевич.
— Пока я только решила завести собаку, — бесцеремонно ответила она.
— А поэта?
— Что поэта?— удивились Милли.
— Вы не хотите завести себе личного поэта?
- Александр Сергеевич смотрел на Милли с надеждой.
Милли вздохнула и сказала, что ей пора в номер. Поэт галантно поцеловал ей правую ручку и, бренча на гитаре, удалился в ночь. Этот странный персонаж для Милли был слишком сложен. А в отпуске сложности ей ни к чему. Да и про Пушкина она может прочитать все в библиотеке. Поэтому на следующее утро она радостно фотографировалась в лифте отеля с кучерявым автором песни про съеденный паспорт, который, как оказалось, проживал в номере этажом выше. Купалась, плавала на своем розовом фламинго, выпила фужерчик холодного белого вина под ароматные персики и клубнику.
А вечером в ее жизни опять случился поэт.
Милли не сильно-то этому обрадовалась. Тратить еще один вечер на Пушкина и на его тезку? Она решительно этого не хотела. Если бы еще этот тезка был в образе обожаемого ею Стаса Михайлова! И Милли просто ушла с лоджии в номер. Закрыла дверь и, засунув в уши наушники со сладкоголосым пением кумира, легла на кровать мечтательно разглядывать картину с морским пейзажем и разбитой штормом лодкой. В дверь номера постучали, но в уши Милли лилась песня и она не подошла к двери. А на утро, выходя из номера на завтрак, она обнаружила у дверей огромный букет увядших алых роз. Вялые розы мог купить только ее новый знакомый поэт, так думала Милли, пока ждала лифт в холле. Но завтрак изжил в ее душе и увядшие розы и мысли о поэте. Она накладывала себе кашу, набирала бутерброды и булочки, налила обожаемый ею капучино из автомата со свежемолотым кофе. Не забыла и про абрикосы. Завтрак это начало дня и Милли всегда знала, что как позавтракаешь, так день и проведешь. И она наслаждалась и едой и самим процессом. С интересом разглядывала людей в столовой. Потом она отправилась прямиком в бассейн. Еще с балкона она увидела, что на море шторм. В бассейне народу было не меньше чем в столовой. Она заняла лежак и погрузилась в теплую, но приятную воду бассейна. Рядом с ней резвился в воде седовласый и лысоватый дядька. В какой-то момент вода, очевидно, попала ему в рот и он возмущено обратился к Милли: "Они ее солят что ли?!"
Милли хихикнула и ответила:
— Так она же здесь морская.
Мужичек отрицал очевидное:
— В море она не такая соленая!
Милли поспешила отплыть прочь от недоверчивого субъекта.
Потом ей пришлось беседовать с пожилой дамой, которая возмущалась плавающими на скорости по дорожкам. Затем фитнес — аниматор призывал ее повторять за ним водную зарядку. После обеда Мила отправилась на набережную искать поэта. Шторм бушевал вовсю. Море металось вдоль берега, яростно набрасываясь на прибрежную гальку, бурлило белой пеной и пыталось пленить цементный мол, упирающийся в горизонт. На набережной было безлюдно и ветрено. Шторм обезлюдил пляж, оставив белые пластиковые лежаки в своей первозданности у кромки бушующего в своей непредсказуемости моря. И вот на одном из лежаков она увидела его. Он бренчал на гитаре и что- то напевал себе под нос.
— Привет! — Милли села на соседний лежак. Александр Сергеевич спустил ноги с лежака и сел.
— Привет!
— Я не люблю сухие розы, — сказала Милли.
— А я не люблю запертых дверей, — ответил поэт. И добавил: "Все засыхает, если это было вчера..."
— Я улетаю завтра, — Милли испытующе смотрела на поэта.
— На то и придуманы самолеты, — пожал он плечами.
— Ты не полетишь со мной?
—В никуда?
— Почему? В Уфу. У меня новая просторная квартира и в ней хватит места для двоих.
— Ты же не любишь Пушкина и решила завести собаку?
— Мы можем завести общую собаку.
— А что делать с Пушкиным?
— Он же умер, — Милли лукаво улыбнулась, - или твоя фамилия Пушкин?
По ночам кошачьими голосами кричали чайки. Днем они хватали куски вареной колбасы с поручня лоджии. А потом зарядил дождь. Тропический ливень. Шумный и непрерывный. Он лил всю ночь. Наутро все глазели на радугу над городом, которая, словно разноцветный фонтан, била прямо из моря. И царственно возникло солнце победившее ливень. Море штормило. Оно волновалось из-за перемен столь кардинальных и скорых. Солнце обогреет его и оно успокоится, вновь станет лениво тягучим, как ласковый кот у ног любимой хозяйки. Охранник одиноко сидел у входа на пляж и, казалось, что он стережет морские волны.
В аэропорту Милли просто подбросило вверх, когда она увидела своего кумира в окружении репортеров и охранников. Щегольский наряд и аккуратно подстриженная бородка ос лепили Милли. Она, забыв про вещи, бросилась в его сторону. Протиснулась через образовавшуюся толпу поклонников и папарацци, она оказалась лицом к лицу с высокомерной блондинкой.
- Вы кто? Снисходительно спросила она Милли.
— Я Милли! И я его обожаю!— она зыркнула в сторону певца и только сейчас заметила, что блондинка крепко держит Стаса Михайлова под руку, - А вы кто?
— Жена твоего кумира, деточка, — лед ее голоса вонзился в сознание Милли.
- Не может быть! - воскликнула Милли.
К их разговору уже прислушивался сам певец. В какой-то момент он даже добавил: "И это правда".
- Вот так поворот!- Повернулась к нему Милли, — А я из-за вас поэта на пляже оставила. Лечу домой одна. Вы мне всю личную жизнь разбили!
В аэропорту повисла тишина. Через минуту ее расколол голос ледяной супруги Стаса:
- Вот такие издержки профессии!- и уже на камеру продолжила, - Но мы вместе все это проходим. Я всегда поддерживаю мужа, ведь он народное достояние!
Ледяная блондинка явно переигрывала, но окружающие зааплодировали и процессия, во главе с кумиром, двинулась дальше.
В самолете пассажиров не кормили. И Милли грустила по не пожаренным дома пирожкам. Например, с картошкой. Солнце и белые облака в иллюминаторе ярко обрисовывали серебряное крыло Боинга. Мысль завести собаку ослабела, и она грустила по поэту, оставленному на пляже. Шум моторов самолета заглушил рокот волн и звук гитарных струн.
Июль, 2018 г.