зубная боль

               
Я тебе, друже, о своих бедах и пакостях возвещу немного. Я сибир¬ские беды хощу воспомянути, истину возвещать буду.
Как-то жёнушка моя миленькая послала меня в смертоносное место – соседнее поселение к зубному врачу – избавить меня от зубной боли.
«Нечево, – говорит, – тебе в ызбе делать с больным зубом, яко червь быдто на глазах исчезаешь».
Снарядив себя, как того требовала погода, в меховой костюм, да шубу сверху надев, чтоб естество своё уберечь от мороза, и управив себя в снегоход, выехал. Мало времени ехал. И как только доехал до места, тамо меня совершенное зло и постигло.
Вошедши в больницу, что на кладбище стоит для удобства, сразу увидевся с доктором. По лицу моему грешному он понял, что привело к нему.
От пухоты мя рот к уху повернуло. Вошедши в кабинет, он указал сесть на кресло.
- Шубу снимать? – вопрошал я, глядючи в его очи.
- Так садись.
Надев на себя как быдто бы белый халат, говорит:
- Что, Мифодий, анестезирующее лекарство притащив?
- Нет, – отвещаю.
- Вы все такие, – укорил меня доктор, – норовите у государства умык¬нуть что-нибудь. Затем наклонился, достал из тумбочки кружку, бу¬тылку спирта и огурец. Я же рассуждаю:
- Что всё видимое значит? Он говорит:
- Коли докучать будешь без лекарства, буду томить плоть твою. Потом, научил ево дьявол, налив полную кружку спирта, подаёт мне.
- Бери пей, – говорит.
Хорошо, умом своим помышляю:
- Благодать во устах твоих.
- Знаешь как пить спирт?
- Обижаешь, доктор.
Набрав полную грудь воздуха и презрев выдох, я наполнил полную гортань спиртом, и когда, сжав зубы, испустив ево, он, покинув гор¬тань, пошёл внутрь, и сразу же согрелося сердце моё во мне.
Доктор же тем временем тоже успел замахнуть внутрь полкружки спирта. Лице ево покраснело и расползлось в блаженной улыбке.
- Ну щё, Мифодий, начнём лечиться? – говорил с веселием он.
Растянув мои руки, на подлокотники положил, ремнями их пристег¬нув для надёжности. Ноги мои, поджав быдто чепью, верёвкой к крес¬лу привязал. Отошед назад и о чём-то помыслив, к моему ужасу, мне лямку на шею накинул, яко из гроба восставшему, и пристягнул мя к спинке кресла. Потом удовлетворительно потёр руки.
- Не скучно ли тебе, Мифодий? И ужассеся мой дух во мне, отнял у меня свободу, до смерти же меня мучить будет.
Став на своё место, приподнялся мало, и, сделав два перста рогуль¬кой, в рот мне вставил. Второй рукой, взяв пинцет из стакана, встрях¬нув от спирта, засунул себе под мышку и вытер для стерильности.
- Начнём зуб тащить. Я, открыв очи, увидел, как он, положив пин¬цет, вместо персты вставляет мне в рот деревянную рогульку, быдто в щучью пасть. А когда, подняв руку, он инструмент с полки брал, чтобы зуб драть, я увидел ево протёртую подмышку и пучок рыжих волос, торчащих из дырки халата. Он в том месте пинцет стерилизовал.
И ужассеся дух во мне, увы, увы, души моей бедной.
- Лучше бы мне в сибирской тайге со зверьми живучи конец приня¬тии, нежели ныне сидеть пристёгнутым в его кабинете.
Как же он меня мучил скальпелем, пока расседлав зуб от кожи. Сам-то, бедненький, уморился, с его носа мою харю пот, быдто дождь, всё время орошал. А ещё, напрягшись и одной рукой упёршись в мой лоб, другой щипцами зуб потащил. А я всё помышляю – когда изба¬вишь меня от боли?
Пот вытерев рукавом с носа, вопрошает доктор: «Ну что, Мифодя, зуб раскалывать будем, зыбкий он у тебя стал, а не тащится».
Когда севши на табуретку отдохнуть, он для крепости тела спирту налил себе, то усомнился ум мой: да, что конец-то сему будет? Не сладко мне придётся, когда зуб мой ломать начнёт.
Перекурив, отдышавшись, он ринулся с места ко мне, опять за зуб ухватился, потащил его. Быдто злой человек, ногой упёрся в ме живот и драл зуб руками. Ох и мучил меня часа полтора.
И я был удавлен им и два часа лежал, яко бездушен, руки и ноги мои были отёкши.
Взяв меня еле живого, показывает зуб:
- Не тот, – говорит, – вытащил, ошибка вышла. Этот здоров.
- А что, больной драть ещё будем?
Спрашиваю, а сам подумываю, что же я скажу жёнушке своей о раз¬граблении моих зубов? Окоянный, не захотел лености ради сам посмотреть больной зуб!
Чтобы я не осерчал на него, он вторую бутылку спирта достал. И чтобы злое корение не исторгнуть, я быдто водицу вылил вторую круж¬ку внутрь, сразу почувствовав, как злое горение во мне угасло, а сподо¬била мя вечная благия, слёзы от очей моих испущая. И я не велю себе мстити за его досаду своим праведным гневом.
Я кружкой спирта быдто пережёг огнём и перебил кнутьём боль души моей.
И я возрадовся, а дух пытливый мой нудит.
- Что делать будешь?
Доктор же, возведя очи свои на мя, вздохня, говорит:
- Не прогневойся, Мифодий, бесчинства творить не помышляю, а вот сверлить зуб надо.
Лечить его надобе, но буде болезненное терпение, да блаженно вос¬приятие твоё, когда нерв вытаскивать буду. Отнюдь, я не хочу омрачить твою душу, но у меня имеются не все ингредиенты для пломбирования зубов, но цемент есть. Решай сам.
- Простите, доктор, а цемент не у Серёги-водомера брал?
- У него, – утвердительно качнул головой он.
- Тогда согласен, пломбируйте. На этом цементе репер крепко дер¬жится, сам за него лодку весной привязывал.
Доктор много возился со мной, быдто черти над попом, а я лежал в забытии полчаса и больши. А как оживе, то почувствовав боли адовы, быдто от изгнания пересилилися в ино место.
Мати же моя, после ево сверления вся душа моя истощилася, думал, отъехала к Богу. С полчаса не дышал, наклоняясь, прижав руки, сидя.
А придя в чувства, ещё думаю, за что доктор на меня лает. Он же отвещал, что я себя вёл так, быдто путь моего спасения состоял в том, чтобы ударить ево.
- А что, доктор, у тебя передний зуб здесь кто-то выбил?
- Да, да, Мифодий, так благодарят за лечение.
- А синяки под глазами и харя ногтями порвана? Он отмахнулся:
- Это другая история.