Первые трудности
Рано утром с заставы подошла машина, мы с рюкзаками без промедления забрались в кузов и поехали в Богачёвку, небольшой посёлок с геологами. После обеда с гор в посёлок спустился проводник. Перед тем как отправиться в дорогу, он придирчиво осмотрел наше снаряжение, предложил оставить лишние вещи. А именно: купленный выходной костюм, туфли и всё, что связано с повседневной жизнью в городских условиях. Также он посоветовал оставить у геологов Тощего. Я наотрез отказался.– Тогда придётся тебе всю дорогу нести его на себе, – сказал проводник. – Если ты уверен, что у тебя хватит сил, то бери с собой. На вопрос: «А сколько километров до метеостанции?» – он уклончиво ответил:– Я два раза останавливался, чтобы попить чай. Тогда я не знал, что расстояние здесь измеряется не в километрах, а в том, как человек подготовлен преодолевать крутые склоны гор, часами идти, по щиколотку утопая в вулканическом пепле, пробираться сквозь густые заросли кедрового стланика. В общем, с этого момента у меня начиналась новая жизнь, которую я выбрал по доброй воле, как человек, жаждущий необычных приключений и романтики. Мы с Анатолием с рюкзаками за спиной были больше похожи на пауков, разница лишь в том, что те более подвижны. Поблагодарив молодую пару геологов за оказанное гостеприимство, мы вышли на улицу. Я обратил внимание, что проводник без ружья, и меня это насторожило.– Валентин (так звали нашего проводника), ты не забыл ружьё? – поинтересовался я. – Нет, – спокойно ответил он. – Лишний вес в дороге ни к чему.– А как мы будем отбиваться от медведей, волков?– Вот наш охранник, – погладил он большого пса, сопровождавшего его. – Бутуз – наша защита. Конечно, голова собаки с массивными челюстями и выступающими клыками внушала уважение, но не настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности, зная то, что все встречающиеся на пути хищники жаждут тебя съесть. Я именно так себе представлял долгую и небезопасную дорогу, в которую мы отправились. Через несколько часов я стал испытывать жажду, во рту пересохло и очень хотелось пить. Но источника воды не было и, по всей вероятности, ещё долго не будет. – Валентин, – обратился я к проводнику, – у тебя нет фляжки с водой?– Тебя что, жажда мучает?– Да, – ответил я. Он, не останавливаясь, достал из кармана завёрнутый в чистый платок кусочек поваренной соли и подал мне:– Положи под язык, и жажда пройдёт. Последовав его совету, я вскоре почувствовал облегчение, забыв про воду. Где-то к вечеру завершился наш достаточно утомительный путь по Железнодорожному плато. Валентин взмахом руки указал на сопку, которую необходимо преодолеть.– Вот там отдохнём и попьём чай, но прежде мы должны спуститься, – он посмотрел на круто уходящий вниз распадок глубиной в несколько сот метров. Там, в густых зарослях кедрового стланика, еле заметной змейкой протекала берущая своё начало река Лиственничная. – Спускаться будем по очереди, я – первый, а вы после моей команды, когда махну рукой. Валентин, подтолкнув Бутуза, прыгнул на склон круто уходящей вниз скалистой осыпи. Всё как будто ожило и пришло в движение. Лавина щебня увлекла их и словно на плечах принесла к подножию. Вскочив на ноги, проводник с собакой поспешили укрыться от летящих вслед камней. Когда всё успокоилось, он махнул рукой. Последовав его примеру, мы благополучно скатились и стояли у подножия вулкана Шмидта. Покорить почти три тысячи метров нам предстояло до ночных сумерек. Это восхождение было не таким простым, каким казалось в первый момент. Подъём по крутому каменистому склону довольно-таки напряжённое и утомительное занятие. Требовалась лёгкость в движении, у нашего проводника это получалось. Он шёл легкой поступью, словно парил над камнями. У нас же всё было иначе. Тяжёлые рюкзаки не позволяли с легкостью передвигаться. Как выразился Валентин, мы шли “с пробуксовкой”, на что уходило много сил и времени. В силу этих причин, засветло не поднявшись до перевала, встретили ночь на склоне вулкана. Для подстраховки, чтобы во сне не скатиться вниз, я за пояс привязал себя к карликовой берёзке и, посадив за пазуху Тощего, в полудрёме ожидал рассвета. Иногда, нарушая ночную тишину, сверху срывался камень, увлекая за собой более мелкие, шумно скатывался вниз, и снова всё затихало. Где-то стороной прошёл медведь, Бутуз, дремавший у ног проводника, на какое-то мгновение насторожил уши. А Тощий, высунув мордочку из расстёгнутой на груди рубахи, покрутил головой и тонким голоском издал звук, отдалённо напоминающий собачий вой. Я погладил его, одновременно затолкнув под рубаху, он успокоился. Как только забрезжил рассвет, Валентин поднял нас, и мы, как бы отдохнувшие, продолжили восхождение.
С вершины сопки Шмидта я, забыв про усталость, восторженно смотрел на лучи восходящего солнца и открывшуюся панораму, окутываемую пугающим покрывалом неизвестности. Появившаяся в моей судьбе, новая и необычная природа, с этого момента, вошла в мою жизнь, определяя дальнейшее поведение. Прямо передо мной возвышался величественный, самый правильный, самый высокий вулкан заповедника: Кроноцкий. Казалось, достаточно протянуть руку, и ты коснёшься волнистого течения застывшей лавы, уходящей на дно Кроноцкого озера. По его берегам были разбросаны дымящие вулканы: Гамчен, Крашенинникова, Кизимет, через каждые тридцать минут извергающий в небо огонь, и Великан, выбрасывающий столб горячей воды. Я стоял и смотрел на завораживающую, и красивую картину природы. Никогда, нигде не видел я что-либо подобное. В этот момент мне казалось, что не существует на свете искусства, способного передать эту красоту. В это же время Анатолий, присев на камень, безразлично глядел на вулканы, прильнувшие к подножию Кроноцкой сопки, на озеро, берегами уходящее в болотистую тундру, вечную мерзлоту и ледник, распростершийся под нашими ногами.– Во мне это зрелище вызывает тоску, я разочарован и раскаиваюсь в том, что сам, добровольно, позволил себя отдать в мрачную по своей сути действительность. А ведь при распределении были места на Кавказ и в Крым, – Анатолий делился с нами горечью своей ошибки. Глубоко вздохнув и скользнув по мне грустным взглядом, он опустил голову. Мне показалось, в его блеснувших глазах застыли слезы. Я видел на его лице неподдельную усталость и отчаяние, с которым ему трудно было справиться. В этот момент я искренне пожалел своего товарища. После короткой остановки мы продолжили путь по сопке Шмидта. Пройдя Кропоткинский ледник, покрытый слоем вулканического пепла, очень сильно уставшие, спускались по распадку в долину Кроноцкого озера. Впереди идущий проводник остановился и, повернувшись к нам, указал на медведя. Метров пятидесяти от нас в кустах багульника медведь, сдирая с земли ягель, искал что-то под кочкой. Он попытался лапой бережно опрокинуть её, но безуспешно. Выражая свое недовольство тихим рычанием, он постоял без движения, оценивая обстановку, и, приподнявшись на задние лапы, всей своей массой резко опустился, примяв кочку передними лапами. После этого без усилий перевернул раздавленную кочку, извлёк из-под неё оглушённую мышку-полёвку. Громко причмокивая, словно смакуя, он лакомился. Валентин негромко прокомментировал:– Медведь мышкует, для него мыши и бурундуки – это что-то наподобие шоколадных конфет. Бутуз тоже внимательно следил за зверем. Переступая на одном месте, словно в танце, он ждал команду. Валентин погладил пса и, жестом руки указав в сторону медведя, тихо произнёс: «Взять!» Пес, сорвавшись с места, с громким лаем напал на медведя, пытаясь укусить за задние лапы, и один раз ему удалось это сделать. Крупный медведь, как подметил Валентин, весом не менее пятисот килограммов, так резво кинулся бежать от назойливой собаки, что Бутуз еле успевал за ним. Отогнав подальше от нас медведя, собака вернулась, и мы, ступая по мягкой звериной тропе, вышли на косогор. Ощущение опасности, охватившее меня, после встречи с медведем, не покидало до тех пор, пока не услышал где-то под землёй плавно нарастающий завораживающий жуткий гул. Земля под ногами закачалась, и, разорвав вечную мерзлоту сквозь образовавшуюся в земле трещину, вырвался двухметровый водяной столб, сопровождаемый оглушительным звуком. Стена очень холодной, прозрачной воды длиной в двенадцать шагов, перегородила нам путь. Миновав препятствие, густо разросшиеся кедровые кусты, мы спустились, в пойму реки Лиственничной. Валентин, по заметным только ему приметам, нашел тропу, ведущую через болото к метеостанции, расположенной на берегу реки. Утопая в трясине по колено, мы, соблюдая дистанцию, медленно продвигались вперёд, пока не достигли ручья, преградившего нам дорогу. Через него было переброшено несколько жердей, представлявших собой безопасный переход. На берегу ручья лежал сачок.– Вы что, бабочек здесь ловите? – удивлённо спросил я. Валентин усмехнулся. – Тебя сачок навёл на такую мысль? Нет, всё гораздо проще, – ответил он. – Зимой форель ловим. Когда из озера приходит на икромёт, ее в ручье набивается очень много, хоть руками лови. Приходишь и черпаешь сколько надо для обеда.– А что вы с ней делаете? – поинтересовался я. – На сковороде жарим, очень вкусная рыба, – ответил Валентин. – Вообще этот ручей предпочитают не только форель, но и чёрные лебеди. Они залетают сюда осенью, привлекая со всей округи лисиц и белоголовых орланов беркутов.– А эта как называется? – указал я Валентину на плавающую в ручье рыбу. – Голец, его здесь много, но он по вкусу уступает форели, и мы его не ловим. Единственное на что он пригоден, так это на приваду. Зимой соболь хорошо идёт на него. Пока мы с Валентином разговаривали, Анатолий затаив дыхание, застыв на месте, на какое-то время, потеряв дар речи, не сводил глаз с пушистого зверька, с богатым мехом. Зверек, забравшись на макушку каменной березы (береза Эрмана) смотрел на нас, живо реагируя, на каждое наше движение, сопровождая рычанием и тявканьем напоминающим стрекотание. – Это что за зверёк? – полушёпотом спросил он Валентина.– Баргузинский соболь, его здесь много, по-моему, больше, чем кошек в городе. – И что, его можно поймать? – Ну, лови, если сможешь, только что с ним будешь делать?– Так это же такое богатство! – мечтательно произнёс Анатолий. Я никогда не видел своего друга в таком возбуждённом состоянии. До сего времени его уставшее лицо выражало полное безразличие к окружающей природе. А сейчас, Анатолий, взбодренный увиденным соболем, с оживленным интересом посматривал, на всё, что его окружало.– А мне что-то начинает здесь нравиться, – откровенно улыбаясь, заговорил Анатолий. – И даже болотная грязь, хлюпающая под сапогами, стала звучать как музыка.– Может дело не в болоте, а в этом? – я кивнул на соболя. – Может быть, – уклоняясь от прямого ответа, произнёс он. Его тормошили проснувшиеся мысли о том, как с большей выгодой для себя использовать эти условия.– Ох, куда тебя понесло, а я думал, что ты безнадёжно малахольный, – с прозвучавшей ноткой разочарования подметил вслух наш проводник.