После того, как со мной случилось Никогда, я оказалась в Пустоте.
До этого я совсем не знала, что такое Никогда. И что такое Пустота тоже — не знала. Слышала только, что такое бывает. Так писали в книгах и пели в песнях. Так говорили те, кто это испытал. А я — слушала. И тут же забывала. Пожимала плечами и шла дальше, во всё влюбляясь и всему смеясь — беспечная, беззаботная, жизнерадостная, юная…
А потом оно случилось. Никогда. Никогда — словно удар по лицу наотмашь, словно внезапно перекрытый воздух. Резкое удушье. Осколок в груди. Оглушение. Шок. Паралич. Никогда.
До этого, конечно, у меня было ещё кое-что. У меня был ты. Моя радость, моя душа, моя звёздная августовская ночь, мой мятежный черноокий ветер, моё холодное северное море. Я узнала тебя сразу же, как только мы встретились на рубеже моих внутренних эпох. Узнала — и вынула из груди своё сердце. Мы с тобой шли, взявшись за руки, через страшный мистический Лес, и я несла своё сердце, освещая им наш путь, словно факелом. Шла — и не боялась. Не боялась — потому что знала, чувствовала, слышала, что рядом со мной идёшь ты. Ты — со своим космосом в провалах чёрных зрачков. Ты — со своим ледяным океаном, штормящим в груди. Ты — со своими исполинскими крыльями. Ты… Ты.
Но вот Лес расступился, и мы оказались на краю высокой ночной скалы, у подножия которой бились о камень волны древнего Океана.
Ты сказал мне, что тебе пора лететь.
Тебе пора лететь. Тебе — пора. А я? А как же я?.. Как же я — со своим кровоточащим сердцем, вынутым из груди? Как же я — со своей невыплеснутой нежностью, ненакормленной страстью, с жаждой, что обречена навеки остаться неутолённой? Как же я — маленькая, глупая, испуганная птица, хромая на оба крыла? Как же я — бездомная, бесприютная, не знающая правил, по которым живут в этом непонятном мире, не умеющая за себя постоять? Как же я — одна? Как же я — без тебя? Как же?
Но тебе пора лететь. Таково твоё решение — и таков мой приговор. Ты неумолим. Ты не сжалишься. Ты не помилуешь меня. Ты не передумаешь — и уж точно не вернёшься. Никогда не вернёшься ко мне.
Я падаю перед тобой на колени, вцепившись пальцами в чёрное оперенье, и умоляю не улетать. Или взять меня с собой. Ну возьми, возьми же. Ну, или хотя бы это сердце, хотя бы это проклятое сердце возьми, забери… Что мне с ним делать? Что мне делать с моим сердцем? Возьми, оно не моё, оно мне не нужно, оно тебе, оно для тебя, всю мою жизнь оно билось в клетке моей груди только лишь для тебя… Возьми его, возьми это несчастное сердце, изболевшееся по тебе, возьми!
Но ты не можешь остаться. Ты не берёшь меня с собой. И сердце моё тоже — не берёшь.
Я оглядываюсь вокруг, отчаянными глазами ища поддержки, но мы совершенно одни на границе миров. Я смотрю на Хтонический Лес — но он лишь скрипит скрюченными иссохшими ветвями, похожими на кости мёртвых. Я смотрю на чёрные волны — но они лишь скалятся, алкая добычи. Я смотрю на небо, как на последнюю надежду — но и оно глядит на меня угрожающе…
Ты улетаешь. Я умираю. А дальше — Пустота. Дальше я ничего не помню. Ничего — кроме того, как очнулась посреди этой пустынной бесконечности.
Как я оказалась здесь? Как оказалась в этой Пустоте? И что мне с ней делать, с Пустотой? Куда идти?
Здесь, в Пустоте, всё белым-бело, как будто необозримое пространство навеки замело снегом. Здесь нет ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Здесь есть только я со своим сердцем. Только глупая я со своим глупым сердцем. С тех пор, как со мной случилось Никогда, я так тут и стою — в шоке, в ступоре, словно оглушённая, не в силах опомниться и прийти в себя. Так и стою, сжимая в руке пламенный комочек — моё сердце. Оно пульсирует, вырывается из ладони, возмущённо бьётся и трепещет, как маленькая птичка, загнанная в клетку. Горячая алая кровь течёт по моим пальцам, прожигая кожу огнём вечно голодной страсти.
Я делаю первый надломленно-неустойчивый, неуверенный шаг по воздуху… Второй, третий… Оглядываюсь: за мной тянется дорожка кровавых следов, зависшая в невесомой белизне странного пространства Пустоты. Смотрю на свои руки — они иссечены ветвями Хтонического Леса; перевожу взгляд вверх — надо мной качается огромный маятник; гляжу по сторонам — мимо пролетают песочные часы, поломанные циферблаты и зеркала в тяжёлых позолоченных рамах, подхваченные Ветром Времени; краем глаза вижу отражение белоснежных крыльев и собственных затравленных взглядов в серебристо-голубом стекле…
Так я и иду — в Пустоте. В Пустоту. В Никогда. Глупая я. Со своим глупым сердцем.