В начале ноября 2004 года приехал отец В и решил двух Наташ и меня одеть в подрясники. Мы, конечно, обрадовались. В тот день была память мученика Уара. Вечером состоялось празднование, на трапезу благословили в честь батюшкиного приезда фрукты и красное вино из Абхазии. Мы выпили по стакану. Потом пошли дежурить в храм.
На следующий день отец В невзначай обронил: «Если будут спрашивать, кто благословил подрясники, говорите, заезжий иеромонах». Мы не придали значения этому, но запомнили. (Потому что обычно отец В брал благословение на подрясник для какой-либо сестры у отца Андрея Ускова, так как на ношение монашеской одежды может благословить только монах. А отец Андрей состоял в тайном постриге.)
Батюшка решил с нами послужить память мц.Параскевы. Я разволновалась, потому что я ещё не регентовала при нём. И наше пение отличалось в корне от пения ин.Татьяны. У меня все сёстры пели дружно и вдохновенно. Получилась малая копия Малоярославецкого хора. Сёстры пели низко грудным голосом. Исоны уже выучили свою мелодию. Где мы не успели выучить греческие песнопения, там пели знаменные с исоном. А гласы заменили на попевки. По моему мнению, было очень прилично для такого состава. Служба прошла как одно мгновение, на волне радости и воодушевления.
Но батюшка, послужив, попросил не торопить его с оценкой и послужить ещё раз только с одноголосым пением. Чтобы он понял, когда он сможет молиться лучше. И память св. мч. Епимаха мы пели в один голос. После этой службы он сказал сёстрам, что мы пели с исоном ужасно, это была театральщина и, мало того, он от нас заразился этим духом и тоже «позировал» всю службу.
Этим он меня выбил из колеи надолго. Особенно удручало, что сёстры теперь не будут слушаться. Но самым странным звоночком в моей голове осталась мысль: батюшка не обрадовался, что я теперь могу не только читать, но петь и регентовать. Я исцелилась от своего недуга, а он не радовался за меня, даже пришёл в раздражение и гнев. Обвинял меня в предательстве и несоответствии моего «духа» его «духу». Я не знала, как ему угодить, и что за «дух» в пении ему нужен.
Я предложила ему сжечь свой паспорт, чтобы доказать свою преданность. Потому что наступила пора его менять, а менять я не собиралась, в нем ведь была сатанинская символика и шестёрки. Отец В жечь не благословил. Голова кипела от непонимания. Я плакала, когда ходила к нему на беседу, и меня застал в слезах отец Михаил Ложков, тоже пришедший к нему поговорить.
Вскоре отец В уехал, а отец Михаил ещё долго меня поддевал на исповеди, что я так не плачу, как на беседе с отцом В. Казалось, что все батюшки хотят только мучений и слёз от меня.
Никогда больше потом я не встречала священников, которые бы так были зациклены на хоре, как отец В. Во всём он видел подвох, предательство, концертный дух. Никто так больше не обращал внимания на моральное подчинение хора священнику. Я с ужасом вспоминаю то время.
И всё-таки через много лет, я поняла, почему отец В так придирался ко мне. Ему было видимо трудно в простоте служить Богу, 16 лет работы в театре давали о себе знать. Он не мог уже не позировать. Он был звукорежиссёром, но впитал в себя все прелести актёрской игры. А театр и молитва – это несовместимые вещи. Он много чего делал на публику, но так, что было незаметно экзальтированным прихожанам и молящимся. Он не мог жить тихо и мирно, обязательно нужно было всех сталкивать между собой, но очень изощрённо, так, что даже никто не догадывался. А уж обвинять меня в своем «позёрстве» на службе – это было кульминацией его лукавства. Здесь он навешивал на меня свои страсти, свою, полную приключений, прошлую жизнь.
http://proza.ru/2022/11/24/1770
Фото из интернета.