На Вербное воскресенье отец В снова посетил нас в Левоче. Это был его праздник, день иерейской хиротонии. Мы отпраздновали тихо эту дату. Первый тост сказала мать Татьяна, как сестра, лучше всех чувствующая дух батюшки: «Батюшка! Господня земля и исполнение ея вселенная и вси живущии на ней!» (Этим возгласом священники благословляют землю в конце отпевания и посыпают ей тело покойника.) Все молчали, понимая, что это сказано о предстоящей разлуке и Абхазии. Батюшка слегка побледнел. Как-то уж слишком загробно прозвучал этот тост. Все стукнулись бокалами в тишине и выпили. Потом как всегда на таких праздничных трапезах были грустные песни и разговоры о вечном.
На Страстной Седмице отец Михаил благословил отца В послужить, если он захочет. Отец В с хором ин.Татьяны служил в Левоче, а мы с отцом Михаилом ездили в Хвойную. Как-то, вернувшись, мы застали в Левоче что-то невообразимое. Батюшка в дверях трапезной крепко ругался на сестёр, обзывая их шлюхами и другими унизительными оскорблениями. Он говорил: «Для проститутки кто гладит, тот и хозяин!» Предрекал, что мы будем «пузатые ходить». Потом звучали ревнивые догадки о нашей продажности отцу Михаилу, и о нашей забывчивости: «С глаз долой - из сердца вон!» Когда мы появились впятером своим выездным хором, собрание уже расходилось, и мы услышали только последние фразы, возможно, вырванные из контекста. Сёстры в ужасе нам намекнули, что это не передать словами. И раз мы не слышали, значит, нам не нужно. Мы смирились.
Мы не знали, как будем служить Пасху. Отец Михаил неожиданно благословил отцу В поделить храмы на двоих. Отцу В ехать в Хвойную со всеми сёстрами, а потом в Минцы. А сам отец Михаил хотел служить со своими матушкой и дочкой в Левоче и после тоже сокращенным чином в Миголощах. Тут возник вопрос: кому регентовать с отцом В?
Мать Татьяна очень хотела, я это видела. Я ей отдала эту честь, потому что это её батюшка, она с ним прослужила столько лет. Батюшка сделал вид, что ему всё равно. А с исоном я обещала ей помочь. И всю службу я металась к исонам и помогала им найти их ноту. Ин.Татьяне нужно было всего лишь петь свою партию с закрытыми глазами и не заснуть.
Мать Татьяна потом сказала, что она еле выдержала мою суету. Она с царственным видом делала одолжение нам, управляя сестрами. И с исоном ей петь не понравилось. Зато батюшка был от службы в восторге. Ему очень понравился напев «Волною морскою». И всё остальное тоже. Он сказал, что был как будто на небесах. И тогда мать Татьяна сменила маску на добрую. После короткого богослужения в Минцах батюшка был уже еле жив. И удивлялся, как отец Михаил может служить один по четыре пасхальных службы.
Я пошла к отцу В на разговор. Не помню, с каким вопросом. Он был на своей волне и, между прочим, намекнул, что мать Татьяна нам не нужна, и он её хочет от нас забрать. Я попыталась его убедить, что мы её искренне уважаем, но нас смущает её личная к нам неприязнь. Мы её ничем не обижали. Он сказал, что она несчастная и больная, постоянный пациент психиатра. И её съедают своей завистью ин.Елена и ин.Екатерина. Я спросила: «А как же Аннушка?» Он ответил: «Аннушка – это Сметана Ивановна, сама что ли не знаешь?» Я спросила, оставит ли он её, если все сёстры будут «за». Он с сомнением посмотрел на меня. Я удалилась.
Внизу на первом этаже я нашла свой хор в сборе и рассказала им о нашем разговоре. Сёстры сказали, что они за то, чтоб ин.Татьяна осталась с нами. Мы поднялись наверх, к батюшкиной келье. В коридоре на диванчике сидели инокини Елена и Екатерина. Мы на них даже не посмотрели. И своей небольшой делегацией решительно двинулись в дверь. Батюшка посмотрел на нас расширенными глазами и был явно шокирован, что мы не серая масса, а разумные сёстры. В несколько минут каждая ему высказалась за мать Татьяну очень убедительно и добродушно. Батюшка такого от нас совсем не ожидал. И теперь точно не смог противиться нашей просьбе. А может даже испугался, что мы не такое уж быдло, каким он нас представлял. Решено было мать Татьяну оставить, а забрать мон.Марию (маму ин.Варвары) на время для решения каких-то дел. Я до сих пор не могу поверить, как он смог меня так загипнотизировать, чтобы я еще просила его оставить с нами мать Татьяну.
Когда об этом узнала ин.Татьяна, она устроила настоящую истерику. Она залегла в келье лицом в подушку и рыдала во весь голос, выкрикивая между всхлипами: «Вы мне никто не нужны! Оставьте меня в покое! Ни одна из вас мне не нужна! Я не хочу оставаться с вами! Зачем просили? Отстаньте от меня!» Её успокаивала мать Мария. Но что толку? Столько эгоизма и самовлюблённости я в ней не подозревала до этого.
Ин.Татьяне прощалось очень много. Ни одной сестре не простилась бы подобная истерика. Меня глубоко задели её слова. Я поверила, что мы ей не нужны. У нее явно было нарциссическое расстройство личности. Она не считала за людей никого из нас. Ей хотелось быть поближе к начальству. Она даже ради приличия этого не скрывала.
Отец В позвал меня поговорить, мы сели с ним в его машине возле храма. Он высказал мне всё, что думал обо мне. По его словам, он относился ко мне «нежнее всех сестер». А я не поняла и не хотела принимать таких слов в свою душу. Я тактично сказала ему, что отношение всегда видно, а я ничего кроме злости и желчи в свой адрес не видела. Он был очень жесток по отношению ко мне. Я больше поверю, что он так относится к ин.Татьяне, ин.Елене и другим. Но он отрицал. Он продолжал настаивать на своих благих намерениях относительно меня и пожелал мне исправляться и каяться. Я видела, что он очень обижен, несмотря на почти десятимесячный срок обиды. Все равно чувствовалось, что прежнего его доброго отношения не будет, он заметает следы. Тогда в Юсупове я поступила крайне неосторожно, обозвав его «грязным мужиком».
Во вторник Светлой Седмицы батюшка служил, ин.Татьяна регентовала, а в среду было отпевание по пасхальному чину. Рабу Божию звали Надежда, и преставилась она на Пасху. Батюшка сказал в проповеди, что это очень достойная смерть на Пасху и, наверное, она была очень доброй и хорошей души человек. И велел вытащить набор косметики из гроба. Родные сопротивлялись, говоря, что это последняя воля покойной. Но батюшка не разрешил.
После этого мы последний раз посидели в трапезной, провожая отца В. Потом он нас всех благословил, каждому что-то говоря. Мне лишь сурово промолвил, что надо исправляться. Потом сказал краткую напутственную речь, в которой указывал, как дальше жить, не предавать друг друга, подставлять плечо, жалеть друг друга и прощать. И всегда держаться вместе. Это было самое главное благословение. Выглядело, как будто он с нами прощается навсегда. Но мы привыкли, к тому, что он мог уехать надолго. Сел сам за руль и рванул, поднимая за собой клубы пыли. У многих сжалось сердце от такой манеры ездить.
Все побрели по послушаниям. Мне было плоховато. Началась тахикардия, и не хватало воздуха. Я спала несколько суток по два-три часа. Мать Наталия померила мне давление. Оказалось 145 на 100 и высокий пульс. Она прописала мне выпить корвалола и полежать.
http://proza.ru/2022/11/26/740
Фото из интернета. Село Минцы, церковь.