Отца Тихона отправили в Николо-Яровню не одного, а с Раисой Егоровной. Здесь была явно какая-то тайна, потому что она восприняла весть о его отправлении в женский монастырь, как воспринимают весть о чьей-то гибели. Она почернела от расстройства. И я думала, не случилось бы с ней чего. Очень глубоко переживала. Но когда отец А благословил ей ехать с отцом Тихоном, она ожила и запорхала как бабочка.
А нам благословили срочно переселяться в Дорогобуж. Первые поехали ин.Елена с ин.Анной. Они прожили там неделю. Потом мон.София с мон.Алевтиной. А потом послали нас с НаташейМ. Дорогобуж – это было очень тяжкое испытание для нас. И мы прожили там дольше всех. Дом был запущен в плане чистоты и гигиены. Воды и канализации там не было. Туалет был на улице, несмотря на то, что вокруг – центр города, многоэтажки, автовокзал, рынок и многое другое. Пришлось отмывать все рабочие поверхности столов, плиту, посуду, микроволновку от жира. Окна, полы, шкафы, занавески – всё подверглось мытью, перестановке и рационализации.
Всё пережитое в Дорогобуже описать невозможно. Перечислю кратко, с чем пришлось столкнуться. Во-первых, приходили бездомные люди. Их требовалось чем-либо кормить и давать работу. Например, привезти воды или покосить газон вокруг храма. Двое из этих людей умерли в первую же зиму. А потом и другие продолжали умирать. Кто замёрз, кто угорел, а кто умер от голода или отравления денатуратом. Мне было их очень жаль. Раиса Егоровна была хозяйкой в своём храме и активной горожанкой в своём городе. Её знали все, и ей было легче помогать людям. А мы пока поняли, что к чему, много воды утекло.
Второе – это Тайфун, кавказская овчарка. Он принимал не всех. Только Раису и батюшек. И Раиса Егоровна предупреждала, что он может неожиданно укусить. Его нужно было кормить три раза в день и на ночь выпускать из вольера, чтоб он гулял по территории храма. А на день загонять. Он мог и не послушать, хоть обкричись. Но то ли из-за чёрной одежды как у батюшек, то ли по каким-то еще признакам Тайфун привык к нам и даже давал лечить уши.
Третье, с чем пришлось столкнуться, - это крысы. Они буквально плясали у нас перед глазами. Мы покупали разные средства борьбы. Клей нам показался очень жестоким средством. А отрава загоняла крысу в подпол, и она там гнила неделями и месяцами, источая такой смрад, что во рту становилось горько. Мон.Алевтине крыса легла на шею ночью и спала, пока мать Алевтина её не толкнула рукой. Крыса укусила её за палец до крови. Мать Алевтина сказала, что больше не поедет в Дорогобуж. А мы с Наташей не теряли надежды избавиться от них, хотя это было наивностью, через забор от нас находился городской рынок.
Однажды крыса залезла под крыльцо. К нам пришла Светка, внучка Раисы Егоровны, наша ровесница, и помогла нам её побрызгать из перцового баллончика. Крыса сошла с ума и, ужасно крича, побежала к Тайфуну. Он её поймал и порвал. Вечером мы с Наташей решили чаем отпраздновать освобождение от крысы. И тут прямо в двух метрах перед нами села на хвост новая чёрная крыса и долго смотрела на наше чаепитие, пока мы её не заметили. Та была серая, а эта черная! На нас напал мистический ужас, что она пришла мстить за подругу. Потом приходили ещё рыжие, а в печке мы нашли гнездо из газеты с дохлыми крысятами, серо-чёрными.
Страшнее всего нам было по ночам, когда они устраивали скачки по потолку, как слоны. А поутру мы находили крысиный помёт во всех углах комнат. В общем, это нашествие было не для слабонервных. А Раиса Егоровна делала вид, что нас не понимает и говорила по телефону, что крыс у неё сроду не было в доме, ни одной!
Четвёртым нашим испытанием была Антонина Сергеевна, невысокая культурная дамочка пенсионного возраста, очень дотошная и временами занудная. Она работала почти каждый день за ящиком в храме. Мы должны были её впустить с утра, покормить в обед и часам к четырём выпустить. Она всю жизнь проработала в детском саду. И дослужилась до заведующей. Отношение у неё было ко всем как к несмышлёным детишкам. Она всегда проверяла, что мы делаем, спрашивала, как спали, что ели и так далее. Как-то раз она сделала замечание, чтобы мы не покупали картошку, это баловство, мы в храме должны воздерживаться. Дома – пожалуйста! А здесь – будьте добры, экономьте! Мы спросили о картошке мон.Софию, и строгая мать София задала риторический вопрос: где же у нас дом? В храме! Антонина Сергеевна хотела нас повоспитывать, забывая, что у нас дома нет, что картошка – это не баловство, а самая нищенская еда. И что в конце концов нам доверяют кассу, а значит, она у нас в послушании, а не мы у неё.
У меня ещё как назло возникли проблемы с ухом. Одно ухо оглохло и воспалилось. Игуменский дом весь уехал в тот момент отдыхать в Черногорию. Когда приехал отец Герасим на выходных, то благословил Игорю Чердакову везти меня к лору в Сафоново. Чердаков отвёз меня с радостью. Он вообще был всегда навеселе, общаясь с нами. Но тут он удивил меня, когда я в кабинете у врача попросила его выйти за дверь. Он же мне не папа и не муж, чтоб смотреть, как мне моют уши. Но он остался, словно не понимая моих слов. Я очень разозлилась в душе, поняв его трюк, что он хочет увидеть меня без платка. Но устраивать скандал было не комильфо в такой момент. Я смирилась, а Чердаков стоял, торжествующе пялясь на меня. Я подумала, что у него не всё в порядке. Мне промыли уши и отпустили.
В то лето были намечены строительно-ремонтные работы по обшивке храма блок хаусом. Рабочих поселили на колокольне. Нас никто не учил, как с ними обходиться, чем кормить. Мы понимали, что наша еда для них слишком постная. Пару раз мы добавили им сосиски к обычному обеду. Им показалось маловато, но они смиренно молчали и бегали в магазин за курочкой-гриль, возвращаясь порой ночью через забор.
http://proza.ru/2022/12/12/429
Фото из личного архива.