Немного солнца в холодной воде. 5. 1

Ольга Кайдалова
ЧАСТЬ 5
Глава 1
- Но что же всё-таки произошло?
Они были у него в парижской квартире, она только что приехала, 3 дня он ждал её, не имея никаких новостей. Она приехала, у неё был заблудившийся и одновременно притихший вид, словно у кого-то, кто только что получил удар. Она едва поставила чемодан у входа, повесила пальто на спинку стула, приехала без предупреждения и, казалось, вот-вот уедет обратно. Она даже не осмотрела квартиру, что было немного странно, потому что ей всё-таки предстояло в ней жить с ним, и потому что это решение, которое они приняли вместе на следующий день после праздника в Лиможе, было наполнено энтузиазмом и мудростью. Жиль не знал, что это счастье могло быть подпорчено этой беспощадной и нежной мудростью, которая состоит в том, чтобы подчиняться тому, чему следует подчиняться. Но, тем не менее, она отослала его от себя из чувства благопристойности и только через 3 дня, когда он наполовину сошёл с ума от беспокойства, она неожиданно приехала. Он держал её за руки, усадил в кресло, налил её выпить, но она молчала.
- Ответь же, что случилось?
- Да ничего, - ответила она словно с раздражением. – Я поговорила с Франсуа, увиделась с братом, он проводил меня на поезд, у меня не было времени тебя предупредить, я взяла такси – у меня был адрес…
- Но если бы меня не было дома…
- Ты сказал мне, что будешь меня ждать.
И что-то во взгляде Натали, воспоминание о жестоких моментах, без сомнения, помогло ему смутно почувствовать это нервное ожидание, которое она испытала. Наконец, она бросила целую жизнь, а он ограничился лишь скукой. Он не собирался сравнивать: между тем, чтобы читать старые газеты и говорить мужу о том, что больше не любишь его, есть разница. Он наклонился и поцеловал её в щёку.
- Как он отреагировал?
Она удивлённо посмотрела на него:
- А зачем тебе это знать? Ты никогда не интересовался им, когда я жила с ним, не так ли? Но то, как я его бросила…
- Я хотел узнать… не было ли это слишком больно… для тебя…
- Для меня… - сказала она, - я бросила его ради человека, которого люблю. Он остался один. Видишь…
Жилю внезапно пришла на ум циничная мысль. Брошенный муж стесняет больше, чем неброшенный, выражаясь сентиментальным языком. Натали немного дрожала, он почувствовал ледяной холод её пальцев в своих ладонях и поймал себя на смущающей мысли о том, что хотел бы, чтобы она плакала, чтобы всё рассказала, чтобы излила душу или бросилась бы в его объятья в порыве той чувственности, которую вызывает зачастую жестокость к кому-то другому. Но эта продрогшая, целомудренная, немая женщина была ему невыносима.
- Ты боишься, - сказал он. – Тебе больно. Пойдём, я покажу тебе квартиру.
В несвойственном для себя порыве он «приготовил» квартиру для неё. Консьержка прибралась, он купил чаю, множество цветов, печенье и новую пластинку. Лампочки заменил муж консьержки, холодильник заработал вновь. Короче говоря, он не ожидал ничего плохого. Или скорее он представлял себе в форме театрального представления обильные слёзы и прочие перипетии. Он не ожидал этой спокойной отрешённости.
Она поднялась и машинально последовала за ним. Вообще-то, смотреть было практически нечего, кроме кухни, спальни и маленькой ванной, отделанной деревом (артистическое новшество Элоизы). Она смотрела по сторонам с рассеянным и вежливым видом. Никто не мог бы предположить по её виду, что она будет спать в этой кровати, вешать одежду в этот шкаф – никто, даже сам Жиль. Его охватила паника. А если она не смогла? А если она приехала только за тем, чтобы сказать ему (потому что не в её характере было писать или звонить), если она приехала на поезде только для того, чтобы сказать ему, что не будет с ним жить? И внезапно и купленные цветы, и большая разобранная кровать, и сентябрь, и приближающаяся зима, и сама жизнь показались Жилю ненавистными, невыносимыми. Он обнял её, повернулся к ней:
- Тебе нравится?
- Ну да, - ответила она. – Очень мило. 
Это «очень мило» добило его. Её молчание, отсутствие жестов, ледяные руки, её взгляд… Натали больше его не любила. Эти 3 дня напряжённого ожидания, которые он испытал, эти три дня брошенных на пол газет, когда он клал телефонную трубку сразу после того, как снимал, были предостерегающими. Он ещё раз останется один, она его бросит. Он отвернулся от неё, подошёл к окну. Сгущался вечер, лето ещё царствовало на улицах. Он был один.
- Жиль, - позвала она.
Он обернулся. Она лежала на кровати, сняв туфли. Нет, она не уйдёт сразу же, она проведёт с ним вечер, ночь со «своим любимым», как она его называла, и скажет ему обо всём утром, уходя. Она, без сомнения, была ему верна, но есть вещи, которых не себя не лишают. Он чувствовал гнев, охвативший его, отошёл от окна, сел на край кровати. Она была красива, усталая и рассеянная, словно с пренебрежением смотрела на него. И он её любил.
- Ты меня звала?
Она с удивлением посмотрела на него, протянула к нему руку. Он схватил её и сжал:
- Ты предлагаешь мне последнюю ночь?
Она легко поднялась. Он продолжал:
- А утром ты объяснишь мне, что это было слишком жестоко по отношению к Франсуа, и уйдёшь. Так?
Он надеялся, что смутит её, назвав ей эту шокирующую правду, смутит её своей интуицией. Но она лишь внимательно смотрела на него удивлёнными глазами, и внезапно эти глаза наполнились слезами, но лицо было неподвижно, и он понял, что ошибся. Он упал на кровать рядом с ней, переполненный облегчением и стыдом, и зарылся лицом в её плечо. Он больше не мог говорить. А она прошептала:
- Боже мой, Жиль, как ты эгоистичен…
- Я так испугался, - сказал он. – Три дня. А потом – сегодняшний день… Ты никогда меня не бросишь?
Наступило молчание. Затем раздался привычный голос Натали: наполовину нежный, наполовину шутливый:
- Нет, - сказала она. – По крайней мере, если ты этого не захочешь.
- Я бы этого не вынес, - сказал он. – Я только сейчас это понял.
Он не двигался. Он заново вдыхал аромат её духов, этот запах ассоциировался у него с деревней, со свежей травой и с пустой спальней под крышей. Ему казалось странным, почти кощунственным вдыхать его здесь, в этой городской комнате, через которую прошло столько женщин, в которой раньше жила Элоиза. Комната, которая была теперь разделена надвое плечом Натали, казалась изменившейся. Он был здесь незнакомцем, и эта испуганная женщина – тоже. Они преспокойно могли бы поселиться в гостинице, как неудачливые любовники, о которых поёт Пиаф. Но они были вместе, были у себя дома. Откуда на него нашло это смятение? Что-то сжимало ему горло, но это точно была не паника последних дней, и не гнев, и не печаль, это было какое-то более глубокое незнакомое чувство или, скорее, предчувствие.
Он прижался к ней, прошептал нежные слова, слабо застонал. Рука Натали лежала на его затылке, она чуть слышно дышала, и он понял, что она спит. Он встал, открыл бутылку шампанского, взятого из холодильника, налил себе большой бокал и вернулся к кровати. Лицо Натали было доверчивым, усталым, нежным. Внезапно он поднял над ней свой бокал и поклялся себе никогда не причинять ей зла,  затем отпил большой глоток. Это сразу же напомнило ему пол-литра пива, которые он пил в этой же манере в кафе при разговоре с Жаном, когда признался ему, что любит эту женщину. С тех пор прошёл месяц. Больше похоже на 10 лет. Сейчас она была у него, он выиграл. Он невольно улыбнулся. Улыбнулся над собственной слепотой, над собственным упрямством, над своим чувством ответственности, над своими безумствами, над своими победами.