Глава 4
Впервые за 2 месяца работы у него появилось желание пропустить стаканчик в баре, в одиночестве, прежде чем вернуться домой. Он был очень доволен собой: он был молод, его любили и ждали где-то. Парижские кафе были безднами для одиноких мужчин, но трамплинами для счастливых любовников. Он даже сделал некоторые комплименты барменше, полистал вечернюю газету. Он даже не спрашивал себя, почему не возвращается домой немедленно, он был просто признателен Натали за эту идиотскую отсрочку: он может побыть немного свободным и счастливым. Никогда не можешь быть свободен, если находишься в связи с кем-то. А что касается счастья, то это самая большая свобода в мире. Он много работал сегодня, а вечером должен был ужинать с Фермоном, Жаном и Натали. Он не знал ещё, придёт ли Фермон со своей женой. Вероятно, нет, потому что Жиль и Жан были приглашены с любовницами. Ему нужно срочно возвращаться и переодеться. Но в этом баре он испытывал ощущение беззаботности, от которого было трудно избавиться. Когда он придёт домой, Натали, без сомнения, будет там, слегка усталая после своих походов, во время которых она открывала для себя Париж, его музеи, его улочки, со страстью, которая не ослабевала и внушала ему скептицизм. Теперь она знала улицы, кафе, картинные галереи, о которых о никогда не слышал, и спрашивал себя с беспокойством, когда же она перестанет исследовать этот город. И что она будет делать тогда? Они всегда ужинали не дома, иногда ходили в клуб, где каждый раз она испытывала какую-то русскую нежность к Николя и посвящала себя ему и Жилю. Жиль, однако, заметил с большим удивлением, что этот простак Николя много читал, что он был довольно утончён и сравнительно молод, и что он влюбился в Натали с первого взгляда. Это было забавно: вместо того, чтобы говорить о нравах модного актёров, они говорили о нравах персонажей Золя, и Жиль узнал немало новых для себя вещей. Натали с пылом объявляла, как стыдно было то, что Николя не может найти умного продюсера, который мог бы дать ему 300 миллионов, и было чудом, что этот парень не озлобился, и Жилю не хотелось объяснять ей, что Николя был ленив как гусеница, был алкоголиком, прошедшим 6 курсов лечения без успеха, и вот уже 10 лет был импотентом во всех смыслах этого слова. Иногда к ним присоединялся Жан со своей волоокой Мартой, которую явно приводила в ужас Натали и её неподобающие разговоры: ей казалось, что женщины должны слушать и молчать. А иногда Жиль видел в глазах Жана почти такое же выражение. Но он знал – почему: на протяжении 15 лет они перебрасывались словами через головы молчаливых красивых женщин, и то, что между ними появилась оживлённая женщина, не могло не вызывать зависти у Жана. Такая дружеская зависть зачастую бывает хуже всего. Но Жиль добродушно слушал, как Натали задаёт вопросы, бросает реплики, отвечает – иногда коротко, но всегда без запинки. Через час или два она будет принадлежать ему, покорная как никогда, и ему это очень понравится. Эта Минерва быстро трансформировалась в Венеру, он это знал. И если она ещё не начала носить пижамы и сапожки, как охотницы из клуба, у неё была гордая осанка, зелёные глаза и гибкое живое тело, которое не портило маленькое чёрное платье и старомодные ожерелья, а она была им так привержена. Напротив, на взгляд Жиля, она выглядела очень эротично, когда страстно рассуждала о женщинах Бальзака, которая говорила «Вы» всем сплетникам-полуночникам, эта молодая женщина, чьё обнажённое тело он знал, и которая, без сомнения, была более раскована в любви, чем все эти охотницы в клубе. К тому же, красноречивые взгляды мужчин в клубе говорили сами за себя.
Ужин состоялся в большом ресторане на правом берегу Сены, и из-за Жиля они прибыли немного с опозданием. Фермон пришёл один и извинился за свою жену фразой, которая заставила Жиля и Жана улыбнуться. Он бросил взгляд на Натали, удивлённый тем, что Жиль не пришёл со статисткой, и заказал ужин с немного обеспокоенным видом. Марта (возможно, наставляемая Жаном), смотрела на него восхищённым взглядом, и Жилю захотелось смеяться. Он знал, что Фермон был им доволен, что Натали было любопытно познакомиться с ним, всё должно было пройти хорошо. Вначале всё действительно шло хорошо. Фермон спросил Натали, нравится ли ей ресторан, она ответила, что бывала здесь раньше несколько раз с мужем, и что устрицы здесь были великолепные. Фермон спросил о неизбежном Лимузэне, Натали коротко ответила, и разговор принял общий характер. Главную часть в нём взяли на себя Фермон и Натали. Наконец, тот посмотрел на неё слегка вопрошающим взглядом, словно не мог понять, что связывало такую женщину и Жиля, и Натали, поняв это, адресовала своему любовнику такую нежную улыбку, что он взял её за руку под столом на минуту. Теперь Фермон хотел нравиться, он разглагольствовал, был слегка пьян, и Марте было трудно не смотреть на него круглыми глазами.
- У нас сейчас трудное положение, - говорил Фермон. – События так противоречивы…
- Они всегда были такими, - сказала Натали.
- Как бы то ни было, - резко сказал Фермон, - «нужно, чтобы сердце либо разбилось, либо стало бронзой», как сказал Стендаль.
- Я думаю, что это сказал Шамфор, - ответила Натали.
- Простите?
Фермон застыл с вилкой в воздухе. Он хотел пригласить своих сотрудников на ужин, познакомиться с их любовницами, но ему не нравились уроки культуры. Жиль толкнул ногой Натали, которая ответила ему удивлённым взглядом.
- Мне жаль вам противоречить, - сказал Фермон решительно, - но это сказал Стендаль. Мне даже кажется, что это из «Пармской обители», - добавил он задумчивым голосом, который испугал Жиля, так как выражал лёгкое сомнение, которое доказывало, что Натали была права.
- В любом случае, фраза очаровательна, - сказал он. – Если позволите, я уточню, - обратился он к Натали. – В любом случае, я рад, что вы знаетесь с образованной женщиной, - добавил он для Жиля любезным тоном, под которым всегда скрывал гнев. – Это вас изменит.
Наступила короткая пауза. Жиль уступил:
- Спасибо, - сказал он.
Теперь он был зол. Против Фермона, который был груб, и против Натали, которая была дерзка. Натали тоже слегка покраснела, наступила минута неловкого молчания, и в тот самый момент, когда Жиль собирался восхититься воздушным суфле, он услышал рядом с собой голос Натали:
- Мне очень жаль. Если бы я знала, что цитата может вас так раздражить, я бы молчала.
- Ничто, что произносит красивая женщина, не может меня раздражить, - сказал Фермон с лёгкой улыбкой.
«Закончится тем, что меня сделают курьером в этой газете», - подумал Жиль и умоляюще посмотрел на Жана, который бесстрастно наблюдал за этой сценой. Бесстрастно и со скрытым восхищением. Но было ли это из-за того, что Фермона поставили на место, или из-за того, что Натали поставила его, Жиля, в неприятное положение?.. Остаток ужина прошёл скорее скучно, и они разошлись очень рано. Когда они приехали домой, Натали повернулась к нему:
- Ты злишься, не так ли? Он был так раздражён… мне редко доводилось видеть таких претенциозных людей.
- Но именно он нас содержит, - сказал Жиль.
- Это не причина для того, чтобы смешивать Стендаля и Шамфора, - сказала она миролюбиво, - особенно с таким глупым видом всезнайки…
- Глупый или нет, он – мой патрон, - сказал Жиль.
Ему было противно от фраз, которые он произносил. Он чувствовал себя «молодым кадром» или «старым служащим». По крайней мере, не продувным и развязным редактором колонки. И это – из-за женщины, которая улыбалась рядом с ним. Почему она не играла в эту игру? Она знала, что всё было именно так, как было, и что есть случаи, когда нужно нравиться и смеяться над собственной трусостью. Нельзя играть в либерализм в Париже в 1967 году, в этой профессии. Было очевидно, что от её упорства никому не было лучше. Почему она во всё совала свой абсолютизм, этот страх полумер, который единственный (к сожалению или нет) позволял человеку жить спокойно? Он чувствовал себя так, словно она предала его, и сказал её об этом.
- Если бы я любила полумеры, меня бы здесь не было, - ответила она. – Я была бы в Лиможе и занималась бы с тобой любовью раз в 2 недели.
- Ты немного смешиваешь чувства и поступки, - сказал он. – Ты поехала за мной, потому что любишь меня, потому что я люблю тебя, и потому что другого выхода не было. Эта необходимость не была очевидной сегодня вечером, когда ты пикировалась с Фермоном.
- Я просто хотела сказать, что если бы я могла поддержать этого человека, я могла бы поддержать всю свою прошлую жизнь, вот и всё.
Что-то всколыхнулось в Жиле, какое-то злорадство, которого он раньше никогда не замечал в себе по отношению к Натали.
- Короче говоря, ты довольна своей ролью: женщина, которая бросает всё ради любовника, которая бегает по музеям и млеет от произведений искусства, которая открывает чеховских героев во всех клубных николя, женщина утончённая, абсолютная, которая случайно связалась с несчастным слабаком, у которого добрая душа – настоящая женщина, понимающая и страстная, женщина, которая…
- Да, - оборвала она его, - я – женщина в полном смысле этого слова. Но, с одной стороны, я не горжусь этим, а с другой стороны, я думала, что ты любишь меня за это.
- …и более того, - сказал он задумчиво, - ты всегда права.
- Жиль, - сказала она.
Он посмотрел на неё. В её глазах была страшная паника. Он обнял её. Он вёл себя, как негодяй. Он оставлял её одну в этом незнакомом городе целыми днями, он водил её ужинать с посредственными людьми и упрекал за всё это. Возможно, она до смерти скучала в Париже. Возможно, её отчаянные усилия поддержать тень достоинства в её положении любовницы такого человека, как он, были обязаны только инстинкту самосохранения, который был не менее важен, чем её любовь к нему… Почему она не выходит за него замуж? Он делал ей предложение раз 10, и она отказывалась каждый раз. Впрочем, он знал, что она делает его ради него. Он действительно боялся, глупо боялся обуржуазиться. Она должна была сказать «да», развестись и потащить его за волосы в ЗАГС, несмотря на все страхи, которые она чувствовала в нём. Есть моменты, когда нужно принуждать людей, перестать хотеть их понимать, когда нужно вести себя по своей воле, нарушая волю других. Но этого она никогда не могла. Это была безвыходная ситуация.
- Пойдём спать, - сказал он нежно, - уже поздно.
По крайней мере, в этой большой кровати не было проблем. И она, без сомнения, разделила его мысль, потому что была ещё более страстной и нежной, чем раньше. К 5 часам утра он проснулся и увидел, что Натали сидит рядом и курит, не двигаясь. Он хотел совсем проснуться, задать ей вопросы, но что-то вновь сомкнуло ему веки и заставило замолчать, как труса. Они объяснятся днём – если есть, в чём объясняться.