Глава 6
Он пережёвывал свою злость весь день. С этой женщиной он всегда играл роль идиота. Он ничего не понимал в театре, почти ничего – в литературе, у него не было хорошего вкуса, и когда он порой оказывался в дураках в том, что считал своей профессией, Натали тайком помогала ему. Она очень смеялась, когда он ухаживал за бедной Элоизой, за этой Элоизой, которую её богатый любовник готов был тут же бросить из-за Натали. В ней было что-то совершенно женственное, что этот американец почувствовал даже через пары алкоголя. Когда Жиль тем утром вернулся в свою спальню, держа в руках букет, она расхохоталась, прежде чем что-либо ему объяснить. И он остался на мгновение на кровати, цедя сквозь зубы «значит так, значит так», пока она не взяла букет из его рук и не встала, чтобы его обнять.
- Но что ты ему сказала?
- Что он очень мил, но я принадлежу другому. Я забыла показать на тебя пальцем, - добавила она шутливо.
- Бывают такие нахалы, - сказал Жиль, пытаясь смеяться. Но он был обижен. Он никогда не играл красивой роли с ней, вот и всё. Конечно, она его любила, но она была сильнее его. Он подумал на секунду, что именно этим она спасла его тремя месяцами ранее, но, в то же самое время, он искал средство доказать ей обратное. Подумав, он приходил к выводу о том, что именно она всегда брала на себя инициативу с начала их связи. Единственное, что сделал он – ускорил её отъезд. Именно она выбрала его, соблазнила и склонила жить с ней. И именно она диктовала ему, как жить, если он ей это позволял. Например, вчерашний вечер. Конечно, она навязала ему это ярмо впервые за 2 месяца, но, будучи обиженным, он превратил себя в опутанного цепями человека. Он плохо работал и решил навестить Жильду. Он даже не зашёл поздороваться с ней с тех пор, как вернулся, это было невежливо, и, кроме того, у Жильды были 2 преимущества: во-первых, она всегда была рядом с мужчинами, во-вторых, она умела молчать. В 6 часов вечера он был у ней и вспомнил у двери о ужасном вечере, который он провёл здесь весной, ожидая женщину, которой он, в конце концов, не открыл. Это было «до Натали», он отдавал себе в этом отчёт и на мгновение почти потерял дар речи. Натали была его тайной, его женщиной, он не должен ни с кем говорить о ней, и это была одна из тех редких вещей, которую она не простила бы. Но он уже сел в большое красное кресло с ледяным стаканом в руке, напротив этой дружелюбной и любопытствующей женщины, старой сообщницы его былых безумств. Он почувствовал себя моложе. В конце концов, любовная история – это любовная история.
- Ну что? – спросила Жильда. – У тебя хорошее выражение лица, волчонок. Кажется, ты счастлив?
- Очень, - сказал он вяло.
- Тогда что ты делаешь здесь? (Она начала смеяться). Когда ко мне приходят мужчины, это чтобы заняться любовью или пожаловаться. У тебя не слишком страстный вид. Так как же?
- Это сложно, - начал он.
Он заговорил. Он говорил, слегка изменяя факты, о своём счастье, говорил через силу. Закончив, он был совершенно подавлен. Она слушала молча, прикрыв глаза, куря сигарету за сигаретой, с «лицом хиромантки», как он называл это про себя. Она встала, когда он закончил, сделала 3 шага по комнате, легко пошевеливая бёдрами, затем опять села и внимательно посмотрела на него. Наконец, она показалась ему смешной, и он спросил себя, что он делает здесь. Она увидела искорку злости в его взгляде и раздражилась:
- Если я правильно понимаю, ты попался в лапы женщине и не знаешь, как из них вырваться?
Жилем овладел смутный гнев:
- Это не так. Я забыл главное. Я не сказал тебе главного.
Главным было тепло Натали, изгиб её шеи, когда она спала, её бесконечная нежность, её верность, её доверие к нему. Всё то, что эта шикарная полупроститутка с её дурацкими извращениями не могла знать. Но что же он всё же делает здесь?
- Так что же главное? Она въелась тебе под кожу, да?
Он уже поднялся, бормотал что-то от гнева и стыда, он не знал больше ничего.
- Я плохо объяснил, - сказал он виновато. – Забудь. Извини.
- Когда она вернётся к своему мировому судье, приходи ко мне, - сказала она. – Я всегда здесь, ты же знаешь.
«Да, - подумал он с ненавистью, - ты всегда здесь. Ты всегда будешь здесь для подлости, для грязи, для желаний твоих мужчин. Ты относишься к тому типу женщин, с которыми мужчина как будто обо всём в жизни забывает, а на самом деле просто захлебывается от всякой мерзости»
Он был уже у двери и обернулся:
- Это не я попался в лапы к ней, это она позаботилась обо мне.
- Тогда надо было рассказать мне другую историю, - сказала она, смеясь, и закрыла дверь.
На лестнице он дрожал от гнева, но не знал, к кому именно. Он пересёк Париж на полной скорости, припарковался неважно где, поднялся по лестнице бегом. Но за дверью он услышал смех Натали и мужской голос. Он глубоко вдохнул. Если это – американец, он разобьёт ему лицо, от этого им будет лучше всего: и американцу, и ему, и им обоим. Вместо того, чтобы взять ключ, он позвонил, находя в этом жесте что-то элегантное. Но Натали смеялась и тогда, когда открывала дверь.
- Угадай, кто это, - сказала она.
Её брат стоял у входа в гостиную, улыбаясь. Выражение лица Жиля было странным, должно быть, потому что Натали спросила:
- А кто это был, по-твоему?
- Не знаю, - сказал он. – Привет, Пьер.
- Ты думал, что это – Вальтер?
- Вальтер?
- Вчерашний американец. Я как раз рассказывала о нём Пьеру, и…
И она упала в кресло, плача от смеха. Её брат был рядом, он тоже смеялся, и Жиля охватило какое-то счастье. Они были здесь, как двое детей, чистых и честных, на них было приятно смотреть. Нормальные люди ещё существовали. Он тоже упал в кресло, усталый и довольный. Он был у себя дома, в семье, после глупого дня, которым об был обязан своему глупому характеру.
- Сколько времени dы уже здесь?
- Приехал утром. У меня было 2 свободных дня и желание увидеть Натали. Мне было мало писем.
Она часто писала брату? Между музеями? Что она делала днём, в итоге? Он всё рассказывал ей о своём дне по возвращении, они обсуждали политику, как сумасшедшие, обсуждали газету и его друзей, но никогда – её повседневную жизнь. Она никогда ни о чём ему не рассказывала, кроме своей любви к нему. Что она могла писать брату: «Я счастлива… я скучаю… Жиль очень милый… Жиль противный»? Он бросил взгляд на Пьера, пытаясь увидеть отражение писем на его лице, но ничего не увидел. Любопытство, ничего больше. Нет, от брата у неё были такие же тайны. Он подумал о часе, проведённом с Жильдой, и его захлестнул стыд.
- Вы ничего не пили? – спросил он поспешно. – Натали – не слишком образцовая хозяйка дома.
- Натали всегда приглашают в гости, - сказал Пьер. – Поэтому она не очень хорошая хозяйка.
Он улыбался. Натали пошла к холодильнику, и на некоторое время они остались одни.
- У моей сестры счастливый вид, - сказал Пьер.
Он говорил спокойно, но в его голосе была всё та же угрожающая нотка. Та же, что и в Лиможе тем памятным вечером. Эта позиция «благородного брата» немного раздражала Жиля.
- Надеюсь на это, - ответил он.
- Я рад, что ошибся, - продолжал Пьер. – В любом случае, Лимож без неё опустел.
- Мне очень жаль, - сказал Жиль. – Париж без неё показался бы мне пустым тоже.
- Это главное. Фактически, это – всё, что я хотел знать.
- Разве она dам не писала?
Пьер рассмеялся:
- Натали никогда не говорит о своих чувствах. Вам бы следовало её знать.
Она вернулась с подносом, и Пьер вскочил на ноги и взял у неё поднос. Да, должно быть, её всю жизнь любили и защищали, и она иногда боялась его с его нервозностью испорченного ребёнка. Между ней и братом было какое-то всегда взаимопонимание, взаимная благодарность, воспоминания о тысяче полученных и сделанных одолжений, и Жилю внезапно захотелось, чтобы в его жизни это было тоже. Но в отношениях с сестрой он помнил только глупости, а в отношениях с женщинами – только стычки, усеянные мгновениями счастья, но заканчивавшиеся либо победой с привкусом поражения, либо просто поражением. Он был уставшим, он слишком много выпил накануне, он себя не любил.
- Почему бы вам не поужинать вдвоём? – спросил он. – Так вам было бы спокойнее. А я хочу рано лечь. Я разбит, я слишком много выпил вчера вечером.
Он ждал возражений, но Натали, казалось, была очень довольна.
- Ты правда не будешь возражать? Я так долго не видела Пьера…
- Вы не будете возражать? – спросил Пьер.
«Бедная Натали, - думал Жиль, - ты так долго не видела приличных людей. Кого ты видела? Николя, который – конченый человек, Жана, который ревнует меня к тебе, свою несчастную подругу да меня между 8-ю вечера и утром, своего грустного любовника, в которого ты по ошибке влюбилась». Он покачал головой:
- Конечно, нет. Идите ужинать без меня. Если я не буду спать, я выпью с вами липовый отвар, когда вы вернётесь.
Когда они ушли, он включил телевизор, быстро выключил его, проглотил кусок мяса, стоя у холодильника, и пошёл в кровать. У него под рукой был чудный детектив, большая бутылка «Эвиана», сигареты и прекрасный концерт по радио. В одиночестве время от времени есть своя прелесть. В глубине души он всегда был одинок, этакий «одинокий волк», и он видел перед собой именно эту картину, когда заснул, забыв выключить свет.