Глава 10
Действительно, она порвала все связи с прошлым, с детством, с друзьями. Брат изводил её советами и уговорами, а муж поставил ультиматум: «Оставайся сейчас или уходи навсегда». Она призналась в этом Жилю короткими отрывистыми фразами ночью, и он был рад этой темноте, которая не давала ему видеть её слёзы. Решительно, никто в Лимузене не доверял Жилю, даже его собственная сестра, которая однажды в порыве внезапной смелости отвела Натали в сторону и спросила её, счастлива ли она, как спрашивают о невозможном.
«Мне там больше нечего делать», - говорила она, а он спрашивал себя, не правы ли они – это главы семейств, солидные семьянины. Тем временем наступил апрель, деревья покрылись зеленью, и они жили, как могли. Однажды утром Жиль приехал в редакцию триумфатором: накануне он написал очень хорошую статью о Греции, он прочёл её Натали и ей очень понравилось, и он чувствовал себя уверенным в себе. Действительно, Фермон нашёл статью замечательной, Жан тоже, и даже Гарнье, который немного избегал Жиля с того памятного вечера, поздравил его. Это была сжатая, страстная и точная в выражениях статья – такие нужно печатать каждую неделю, сказал Фермон. Жиль был очень счастлив, и так как они решили больше не работать в то утро, он пригласил Жана пообедать с ним. Они говорили о политике, сидя в ресторане, и решили пойти в кино. Они тщетно заходили в каждый кинотеатр на Елисейских полях: если один из них не видел фильма, второй обязательно видел.
- Я не приглашаю тебя к себе, - сказал Жан. – У Марты сегодня гости. Я не могу подложить тебе такую свинью.
- Тогда пойдём ко мне. Натали вернётся в половине седьмого. И я хочу ещё рассказать тебе о Греции.
У него было хорошее настроение, ему хотелось ещё 2 часа разглагольствовать перед Жаном, который, как он знал, умел слушать и возражать. Он открыл дверь в свою квартиру, усадил Жана, налил ему кальвадоса.
- Давненько я здесь не был, - сказал Жан.
В его голосе не было ни малейшего упрёка, но Жиль чувствовал, что тот прав. Раньше у него всегда было столько гостей, что не хватало стульев. Это было до… до Натали. Он немного сморщился:
- Ты знаешь..
- Знаю, старина. Страсть есть страсть. И это лучшее из всего, что могло с тобой случиться. Особенно если речь идёт о такой женщине, как Натали.
У него был совершенно искренний вид.
- И да, и нет, - сказал Жиль и наклонился вперёд.
Он чувствовал в себе аналитическую, прустовскую жилку. Никогда не чувствуешь себя предателем, когда чувствуешь себя умным.
- Видишь ли, когда мы с ней познакомились… ты помнишь… с меня как будто заживо содрали кожу. Бог знает почему, но я был таким. Она положила меня на пуховую подушечку, согрела, вернула к жизни. Правда. Но теперь… Теперь эта подушечка давит мне на лицо, душит меня. Вот так. Всё то, что я любил в ней, что поддерживало меня: её абсолютизм, её прямолинейность, её абсолютная целостность… Всё это обернулось против неё.
- Потому что ты слабохарактерный, неустойчивый тип, - сказал Жан.
- Может быть. Возможно, я – всего лишь подлый негодяй. Но бывают моменты, когда… когда я дорого отдал бы, чтобы не оказываться перед её судом. И вновь быть одиноким, как раньше.
Ради точности ему следовало бы добавить, что он не представляет себе жизни без неё. Но из чувства гордости, которое ему придал успех со статьёй, всеобщее одобрение и интерес Жана, он сдержался.
- Ты мог бы это ей объяснить, - сказал Жан, но осёкся.
Жиль обернулся. В дверях спальни стояла Натали, у неё был спокойный вид. Нет, её глаза блестели ярче, чем обычно. Эта дверь была закрыта, когда они пришли?
- Добрый вечер, - сказал Жан.
Он встал. Он тоже был немного бледен.
- Вы разговаривали? – спросила Натали. – Агентство закрыто сегодня после обеда, и я воспользовалась этим, чтобы немного поспать.
- Я… Ты спала? – пролепетал Жиль.
- Только что проснулась. Мне надо пройтись по магазинам, я вас покидаю.
- Останься, - сказал Жиль очень быстро, - останься. Мы говорили с Жаном о статье, которую я читал тебе вчера.
- Хорошая статья, не правда ли? – обратилась она к Жану. – Нет, мне нужно уйти.
Она улыбнулась им и исчезла.
Они медленно сели.
- Проклятие! – выругался Жиль. – Проклятие… Ты думаешь, что она…
- Нет, не думаю. Мне кажется, дверь была закрыта. В любом случае, ты не сказал ничего серьёзного. Ты просто сказал, что иногда тебе бывает муторно. Все женщины это знают.
Нет, это было серьёзно! Страшно серьёзно.
- Да ты не понимаешь, - закричал он. – Я же говорил о своих отношениях к ней, да ещё с тобой…
- Почему «да ещё со мной»? Что я такого сделал?
- Ничего, - ответил Жиль. – Ничего. Сейчас неподходящий момент для оскорблений.
- Поверь мне, - сказал Жиль. – Допьём этот кальвадос; вечером тебя ждёт хорошенькая сцена, в худшем случае, но ты к этому привык.
- Нет, - задумчиво произнёс Жиль, - не привык.
Время шло и не шло, он не слушал Жана и прислушивался к шагам на лестнице. Вот уже час, как она ушла, вот уже полтора часа. Она, которая ненавидит ходить по магазинам. Что-то было не так. Он позвонил Гарнье наобум, но он не видел Натали. В 5 часов его словно громом ударило: она сядет на поезд, чтобы вернуться в Лимож. Он бросил Жана, поехал на вокзал, исследовал каждый поезд и не нашёл её. Раньше поезда на Лимож не было, а самолёты в этот день не отправлялись. В 6 часов поезд ушёл без него, без неё. Она не пришла. Всю дорогу домой он почти выл от гнева в пробках… Возможно, она дома? Возможно, она ничего не слышала? Было около 7 часов вечера, когда он открыл дверь. Квартира была пуста, только лежала записка от Жана: «Не надо слишком беспокоиться. Если хочешь, приходи ко мне ужинать». Какой же он дурак, этот Жан!.. Ему оставалось только ждать – ждать, а он ненавидел это больше всего на свете. А если она у своей подруги-дурнушки? Он бросился к телефону. Но её там не было. Он больше не мог ничего сделать. Когда она вернётся, он тоже даст ей 2 оплеухи. Она была права, конечно, в то утро, на следующий день после его пьянки. Но это не было похоже на Натали. В ней было уважение к другим. Он сел в кресло, не пытаясь даже читать газету. Его голова была пустой и горела. В полночь зазвонил телефон.
Врач был невысоким рыжим мускулистым человеком с волосатыми пальцами. Смешно, как у этих рыжих всегда растут волосы на пальцах. Он смотрел на Жиля тем безучастным взглядом – ни осуждающим, ни жалеющим – какой часто можно видеть в больницах. Натали нашли в половине двенадцатого. Она сняла комнату в отеле точно в 4 часа, говорила об усталости, просила, чтобы её разбудили на следующий день в 12 и приняла смертельную дозу гарденала. Сосед, вернувшийся в 11, услышал её хрипы. Она оставила записку Жилю и звала его после того, как ей оказали первую помощь. Надеяться было не на что. Тело борется, конечно, в последнем усилии, но сердце не выдержит.
- Я могу её увидеть? – спросил Жиль. Он плохо держался на ногах. Всё это было глупым кошмаром. Врач пожал плечами:
- Если хотите…
Она была окружена какими-то трубками, лежала полураздетая, её лицо было искажено. Он видел, как у неё на шее бьётся голубая жилка. Он помнил, как сильно она билась в минуты любви, и рассердился. Она не имела права этого делать, навсегда отнять у него своё живое тело, столь знакомое ему, ускользнуть от него. Влажные пряди волос прилипли ко лбу Натали, руки двигались на простынях. Рядом с ней была медсестра, которая бросила вопросительный взгляд на врача.
- Сердце слабеет, доктор.
- Выходите отсюда, дружище, я dас догоню, - сказал врач. – Вы здесь не нужны.
Жиль вышел, опёрся о стену. В конце коридора было окно, за окном была уже ночь. Он сунул руку в карман, нашёл листок бумаги, машинально вынул его. Это было письмо от Натали. Он открыл его, и ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы понять его смысл: «Ты здесь ни при чём, дорогой. Я всегда была немного экзальтирована и всегда любила только тебя».
Вместо подписи она поставила большую букву Н, немного наискось. Он положил письмо назад в карман. Куда он дел сигареты? И Натали, куда он дел Натали? Доктор вышел из палаты. Он был действительно безобразно рыжим.
- Кончено, старина, - сказал он. – Слишком поздно. Я сожалею. Вы хотите её увидеть?
Но Жиль уже бежал в конец коридора, натыкаясь на стены, Жиль не хотел, чтобы этот тип видел его плачущим. Он скатился по лестнице в этой незнакомой больнице, он едва услышал то, что кричал ему доктор. На последней лестничной площадке он остановился с бьющимся сердцем:
- А документы? – Кричал далёкий голос наверху. – Документы? У неё был ещё кто-нибудь, кроме dас?
Он поколебался одно мгновение, прежде чем ответить то, что, как он знал, было правдой:
- Никого.
КОНЕЦ
(Переведено в 2014-2015)