После примирения с королем под Белой Церковью в 1651 году Хмельницкий получил от нового главы султанского дивана раздраженное послание, в котором тот упрекал гетмана за самодеятельные пораженческие действия. Турецкий паша напоминал Богдану, что Козачина признала себя вассалом Блистательной Порты, а значит обязалась согласовывать свою внешнюю политику со Стамбулом. По османскому обычаю в письме было немало угроз, но старому козаку до них было мало дела. Гетман отлично понимал, почему визирь лютует. Новая власть в Топ Капы ещё не окрепла и жесткой риторикой она стремилась добиться уважения и у своих, и у чужих. Восток дело тонкое!
В ответном письме (адресованном Мехмеду IV) Хмельницкий признавал свою вину в неудачах летней кампании 1651 года, но указывал на опоздание войска крымского хана к театру военных действий, и на малодушие его конников в Берестейском сражении.
Кроме того, гетман выразил желание впредь признавать превосходство султанской власти: «…также хотим быть верноподданными и Вашей Цесарской Милости». По поводу сговора с поляками Богдан отвечал, что при помощи татар он сможет не только вернуть утраченные территории, но заставить «остальных поддаться под власть Вашей Цесарской Милости».
С одной стороны, гетману было ясно, что без османской поддержки противостоять ляхам невозможно. С другой стороны, он понимал новое турецкое правительство ещё долго будет с подозрением относиться к протеже поверженного янычара. Поскольку помощь была нужна незамедлительно, то главные надежды Хмельницкий стал связывать с Москвой.
Москали сложные переговорщики. Разговоры про автономию и протекторат для них малоприемлимы. Обычный статус новой территории в этом государстве – глухая провинция. Можно конечно поторговаться, но для этого надо получить статус владетельного князя. Такой возможности у самого Богдана не было, зато у сына Тимоша наклёвывалась женитьба на молдавской принцессе Розанде. Почти год назад её толстозадого отца Василия Лупу принудили согласиться на неравный брак. Однако хитрый господарь сумел отсрочить свадьбу и затем объявил, что дочь должна пожить некоторое время в Стамбуле в качестве заложницы. Понятно – предлог был надуманный, но с султанским фирманом не поспоришь.
Дальнейшие события показали, что Лупу постарался забыть о козацком сватовстве. Более того, молдаванин стал активно поддерживать польского короля в борьбе с Хмельницким. Его конница засветилась в боях под Берестечком, а потом княжеские солдаты отлавливали беглых повстанцев по всему Приднестровью.
По привычке Хмельницкий сел за стол и принялся писать письма. Первое сочинил для будущего свата. Напомнил ему про должок и пригрозил, в случае уклонения от обязательства, пожаловать в гости с большим войском. Блефовал гетман конечно, после Белой Церкви между остатками Козачины и Молдавией вырос барьер из земель Брацлавского воеводства, так что в миг до Василия не дотянешься, да и армии для наступления в те дальние края у него не было. Недовольные уступками полякам козаки бурлили. Во всём войске можно было рассчитывать на два-три полка, а остальные находились под влиянием разлагающей умы атаманщины.
Другое письмо гетман адресовал Великому Визирю, которого просил отпустить Розанду домой, дабы устроить её брак с Тимошем. Хитрый Богдан представил историю с её заложничеством, как выгодную сделку между свергнутым Мурадом-агой и двуличным молдавским господарем. В письме Хмельницкий обосновывал выгоду для Империи от намеченной свадьбы. Союз между вассалами султана способствовал бы усилению границ и сдерживал Польшу от попыток открыть антиосманский фронт.
Стратегическое чутьё гетмана не подводило. В Топ Капы к делам минувших дней относились с подозрением, поэтому Розанду быстро вернули домой. В кругу её семьи никто не заикался про свадьбу с гетманычем, да и польская родня прикладывала немалые усилия для поиска новых женихов. Никому из ясновельможных панов не улыбалось породниться с безродным козаком. Переговоры о сватовстве вели Вишневецкие, Потоцкие и Калиновские. Поговаривали, что в судьбе девушки решил поучаствовать даже король.
Впрочем, Яну Казимиру, в то неспокойное время, было чем заняться. Его милость хотел утвердить на сейме условия Белоцерковского мира. Всё бы ничего, да вот накануне важного события скончался коронный гетман Николай Потоцкий. Освободившееся место главнокомандующего стало причиной раздора между Мартином Калиновским и Янушем Радзивиллом. Конечно вклад литовских магнатов в усмирение Хмельнитчины был очень весом. Открыв второй фронт на Киевщине и Черниговщине, они отвлекли на себя немалые силы повстанцев. Однако король не мог проигнорировать победные настроения, царившие в Великой Польше после Берестечка. Булаву пришлось отдать пану Калиновскому (правда, его назначение было оговорено условным сроком).
Честолюбивый Радзивилл затаил обиду и в решающий момент для сохранения единства земель Речи Посполитой нанёс удар. 9 марта 1652 года на заседании сейма в Варшаве, на котором планировалось утвердить выгодный мир с козаками, литовский шляхтич Владислав Сицинский провозгласил liberum veto и тем самым блокировал процесс нормализации положения в стране. Договор остался не ратифицирован, что полностью развязало руки Богдану Хмельницкому. Он и раньше не собирался выполнять условия «позорного» мира, а сейчас получил для этого все законные основания. В апреле 1652 года Богдан провел в Чигирине тайную раду полковников и старшин, подтвердившую решение стоять против Польской Короны до конца и вернуть Войску контроль над Брацлавщиной.
Заодно гетман решил довести до конца вопрос о женитьбе сына. Раз Лупу не горел желанием стать Тимофеевым тестем, козацкий гетман начал собирать войска. Однако накануне похода Богдан направил в Яссы гонца с письмом, в котором честно предупредил будущего свата: «Если Вашей милости не хочется породниться со мной добровольно, то имеем достаточно войска, чтобы силой заставить это сделать…». [Костомаров Н.И. Богдан Хмельницкий в 2 ч. Москва: Издательство Юрайт, 2018. Глава 17.]
Молдавский господарь не сильно паниковал по поводу непрошенных гостей, поскольку знал, что коронное войско находится в Подолье. Мартин Калиновский мечтал поквитаться с батькой Хмелем за унижения 1648 года и войти в историю, как спаситель Речи Посполитой от козацко-татарских орд. Кроме того, польный гетман, овдовевший несколько лет назад, всерьёз вознамерился сосватать прекрасную Розанду, надеясь на то, что этот брак подарит ему вторую молодость.
Для нового похода в Молдавию Хмельницкий сагитировал Ислам Гирея. На этот раз хана не пришлось уламывать с помощью султанских визирей. Хозяин Крыма, уклоняясь от мобилизации на Кандийскую войну, решил прикрыть свою нерадивость чрезвычайными обстоятельствами, возникшими по вине козацкого гетмана. Да и выгода от рейда по богатым землям Лупула была гораздо более привлекательной, чем очередной подарочный халат и сабля из Стамбула.
Татарский пятитысячный авангард под началом Карач-мурзы присоединился к Хмельницкому в Черкассах, а основные силы крымцев в 14 тысяч ногайцев, возглавляемых Нуреддин-султаном, направились к Южному Бугу. Богдан, памятуя о прошлогодних подвигах Радзивилла, разделил полки на тех, кто пойдёт в дальний поход и тех, кто прикроет тылы с севера. Помимо того, повстанческие отряды возобновили активные действия возле Киева, в котором с осени прошлого года засели отряды шляхты во главе с Киселем. Несколько недель партизанской блокады вынудили ляхов покинуть город и отступить в сторону Великопольских земель.
В середине мая 1652 года войско Хмельницкого двинулось в сторону Умани. Гетман решил напустить «туману войны» и распустил слух о самостоятельном походе Тимоша за молдавской невестой. Чтобы ляхи поверили в беспечность объявленного мероприятия, Богдан приказал сыну двигаться шумно, но медленно. Сам же он, возглавляя основные силы, держался на расстоянии, в готовности действовать вторым эшелоном.
Разведка поляков опять купилась на козацкую хитрость. Когда Калиновскому сообщили о робком движении десятитысячной армии в его сторону, то гетман решил, что Тимош «от страха наложил в штаны» и для победы над ним будет достаточно недоукомплектованного коронного войска.
Чтобы подзадорить гонористого соперника, Богдан направил ему письмо, в котором с издевкой сообщил, что его сын «дерзкий Тимофей, собрав несколько тысяч войска, пошел на Молдавию, чтобы принудить к женитьбе дочь господаря. Остерегаю вашу милость, чтобы отошел с войском с молдавской границы и отступил в глубину к польским границам: чтобы сын мой по своей молодости и большой запальчивости не захотел на вашей голове испытать свою военную фортуну». [Костомаров Н.И. Богдан Хмельницкий в 2 ч. Москва: Издательство Юрайт, 2018. Глава 18.]
Это было уже слишком. Польный гетман неистовствовал, призывая всех чертей обрушиться на быдлячее семейство ненавистного Хмеля. Немного успокоившись, Калиновский отдал приказ обустроить табор и подготовиться к битве с козачьим войском.
Польская армия расположилась на берегу Южного Буга, в урочище у горы Батог. На Военном совете возник конфликт гетмана с полковниками из-за выбранной позиции. Со всех сторон лагерь был стеснен болотом, горной грядой и густым лесом. Обзора практически не было. Для козацкой пехоты возникал прекрасный шанс для скрытной атаки и обходного манёвра
Однако Калиновский легкомысленно заявил, что никакого боя не будет. Бунтовщики только от одного вида польских хоругвей придут в смятение, а затем драпанут в сторону своих хат. Всем видом показывая, что разговор окончен, гетман вышел из шатра и попытался быстро вскочить на коня. Однако в спешке он занёс ногу мимо стремени и чуть было не рухнул наземь. От случившегося конфуза взбрыкнул конь коронного хорунжего и тот, не удержавшись в седле, уронил в грязь хоругвь коронного войска. Все очевидцы случившегося бесчестия суеверно перекрестились и посчитали этот инцидент дурным знаком.
Обустройству табора разношерстное воинство Калиновского придавало мало значения. Помимо шапкозакидательного настроения вождей, на шляхту повлиял приказ о расширении территории лагеря для припозднившихся резервов. Мысль о том, что придётся вкалывать за кого-то раздражала солдат и они не особо старались выполнить волю гетмана. Большущий лагерь зиял прорехами, которыми мог воспользоваться противник.
1 июня (22 мая по старому стилю) разведка доложила Мартину Калиновскому о приближении отряда Тимоша. Все добытые сведения подтверждали предыдущие донесения. Воодушевлённый польный гетман скомандовал: «Вперёд!». Гусарские и уланские хоругви переправились через Буг, и обрушились на козачий авангард. Неожиданно для поляков противник не запаниковал, а стал умело защищать позицию. Долгий бой измотал обе стороны, но подоспевший резерв из татар и козачьих полков Хмельницкого склонил чашу победных весов в пользу повстанцев. Шляхетская конница устремилась под защиту лагерных укреплений. Затор случился у переправы, что позволило изрядно пощипать крылатых латников. Спасшиеся от преследования татар, шляхтичи взбудоражили войско паническими рассказами о несметном количестве крымцев и запорожцев.
Командиры потрёпанной кавалерии стали требовать от гетмана приказа об отходе в сторону Каменца. Калиновский, настроившийся на бескомпромиссное сражение, медлил с решением, тогда хоругви самовольно стали покидать лагерь. Чтобы восстановить порядок, главнокомандующий приказал немецкой пехоте открыть огонь по дезертирам. Происшедший конфликт взволновал королевское войско, тем не менее к вечеру командованию удалось успокоить людей и заставить их готовиться к завтрашнему бою.
Утром, 2 июня, вокруг польского лагеря собрались основные силы союзников и осаждённые поняли, что ловушка захлопнулась. Атака козаков и татар началась со всех сторон (лесистая местность позволила им скрытно обойти позиции поляков), артиллерия разметала вагенбург коронного войска и в образовавшуюся брешь устремились конные ногайцы. События развивались стремительно и скоро стало понятно – поляки утратили взаимодействие и пытались спастись сами по себе. Калиновский и его сын Самуэль (между прочим – коронный обозный) сгинули в вихре лютой сечи.
Обезглавленные польские отряды сражались ещё целую ночь, но утром, осознав бессмысленность сопротивления и возложив надежды на милость победителей, они сложили оружие. Горе побеждённым!
Никто не предполагал, что тысячи пленных будут зарезаны как бараны (в буквальном смысле обезглавлены и выпотрошены). Однако Хмельницкий, преследуя далеко идущие цели, поступил против правил. Он выкупил у Нуреддин-султана всех пленников за 50 тысяч талеров, а затем распорядился их перебить. Более 5 тысяч жертв, среди которых было немало элитных командиров и бойцов, должны были не только искупить польские грехи под Берестечком, но и стать непреодолимым препятствием для возвращения малорусов в Речь Посполитую. Была и ещё одна причина для столь крайней меры. Итоги битвы оказались слишком хороши для татар. Они получили богатые трофеи, а главное тысячи невольников. Заставить их воевать дальше практически было невозможно. Хмельницкий, щедро заплатив за весь ясырь, освободил союзников от забот связанных с судьбой пленников. Пришлось Орде остаться при козаках, что в значительной степени спасло Гетманщину от контрнаступления польских реваншистов.
Дальше в Молдавию Тимош отправился без отца, в сопровождении 3 тысяч всадников и огромного обоза с товаром. Лупул не рискнул отказать козацкой ватаге сватов и стал готовиться к свадьбе.
Тем временем, Богдан написал Яну Казимиру издевательское письмо, в котором обвинил польного гетмана в том, что он препятствовал сватовству сына, не давал пить и пастись его коням и потому произошла между ними ссора, о которой Хмельницкий «искренне сожалеет» и просит простить свадебных вольных людей. Дескать, чего не бывает во время свадьбы!
Гетманская наглость преследовала цель – вывести из равновесия короля, заставить его и ближайшее окружение действовать эмоционально и нерасчетливо.
Не давая противнику прийти в себя, Хмельницкий совершил рейд к Каменцу. Крепость, заключенная в ожерелье скалистого каньона, оказалась крепким орешком для легко снаряжённых козаков и татар. Богдан практически не имел серьёзной артиллерии, и поэтому не мог рассчитывать на успешную осаду. Однако эта силовая акция сумела внушить страх обывателям Великой Польши и укрепила их в мысли любой ценой избавиться от Окраины.
В Яссах к встрече сватов приготовились ответственно. Лупул собрал всех бояр и приказным тоном обязал их привечать гостей и ни при каких обстоятельствах не выказывать им недовольства. Более богатые и культурные молдаване всегда смотрели на своих северо-восточных соседей несколько пренебрежительно. Сказывалось влияние и поляков, и турков. Первые всегда испытывали к русским животную ненависть на религиозной и бытовой основе, а вторые унаследовали византийское высокомерие и смотрели на всех жителей северных краёв, как на варваров недостойных имперского внимания.
Разряженных в трофейные одежды, козаков и козачек (женщины по традиции были заводилами в свадебных делах) господарь встретил на подступах к столице. Обе стороны были подчёркнуто вежливы. Гостей разместили в постоялых дворах, но всем места не хватило, поэтому на окраине Ясс разбили большой лагерь. Там предприимчивые малорусы торговали солью, крупами, сукном и, конечно же дуваном, добытым в Батожской битве. Цены на товар не заламывали, а потому горожане и крестьяне из окрестных сёл толпились у возов и палаток, надеясь на выгодные покупки. К вечеру ярмарка затихала и начиналась большая гулянка.
Козацкая старшина прибыла на свадьбу в сопровождении жён. Первые дни гостей водили по боярским хоромам, где они подолгу сидели за столами, а затем тешились танцами. Однако, скоро, пронырливые козачки обнаружили, что публика в местных трактирах попроще и повеселее, да и закуски там попривычнее. Кабацкая жизнь пришлась им по вкусу, даже спать ложились в комнатах при заведении.
Роль посаженного отца при женихе выполнял Иван Выговский. Ему Богдан доверил переговоры о приданом и о прочих условиях заключаемого союза. Лупул вынуждено согласился на брак дочери с гетманычем, но денег в подарок молодым дал немного – всего две тысячи золотых. Хитрый торгаш решил, что для наглых босяков достаточной платой будет почет от случившегося брака с самой видной невестой Подунавья. Войсковой писарь праздника решил не портить и уступил господарю. «В конце концов», - подумал Выговский: «Богдан добивался этой свадьбы не ради денег, а для обретения прав сына на престол. Вот пусть и попустится казной!».
Наконец организационные хлопоты закончились и нужно было собрать народ на торжество. Жена Василия Лупула – Екатерина Черкешенка объявила девичник накануне свадьбы. Среди приглашённых должны быть козацкие жены, но те пропали – словно в воду канули. Разъяренный Выговский приказал достать беспутных баб хоть из-под земли. Так далеко искать не потребовалось. Обнаружили жинок в шинке в беспамятном состоянии.
Очевидец событий оставил любопытную запись о том, как еле протрезвевшие козачки побывали на приёме у супруги молдавского господаря: «Привезли их в замок, как какие-нибудь страшилища, они выглядели безобразно в своих еврейских кафтанах, подшитых, однако соболями, с высокими воротниками; кажется, они думали подражать молдавской моде. Можно бы об этом много порассказать, но скромность не позволяет». После обеда свахи должно быть подпили, потому что дошло до ссоры с женами бояр, которые подсмеивались над грубоватостью и странными для них манерами козачек; ссора перешла в настоящую брань и грозила дракой. Особенно отличалась Галька Корныха, уже пожилая вдова — сотничиха, непобедимая в словесном бою: «Вот невидаль какая, — кричала она, — коли вы лучше нас, то зачем отдаете дочку вашу за козачка?». Кое-как удалось выпроводить с честью сварливую бабу, но на лестнице она упала, — хмель был в голове, — пришлось снести ее в карету. Подруги ее также удалились недовольные, их развезли по домам, — немало было смеху и по дороге, когда они начали расплачиваться орехами с кучерами. [Женщины при Чигиринском дворе во второй половине XVII века. Д-ра Антония И. Киевская старина, том XLIV, 1894, с.296-297]
Свадебные торжества в Яссах прошли без эксцессов. Разве, что жених был скован и неприветлив. Вот, что о нём тогда написал один из гостей: «Волком смотрел исподлобья… хлопец молодой, с оспинами, малорослый, но большой гультяй». Невеста, напротив, всем видом показывала расположение к новой родне. Розанда успевала вместе с девушками и попеть протяжные малорусские песни, и поговорить с гостями со стороны мужа. Василий Лупул смотрел на дочь и дивился её выдержке, ответственности перед семьёй и страной. Не такого мужа он ей желал, но коль судьба так распорядилась, то дай Бог Розанде вынести все испытания.
Первая брачная ночь добавила девушке страданий, поскольку Гетманыч обнаружил, что она не сохранила девственность. Скандала в момент свадьбы не случилось. Всё обошлось руганью, но в отношениях супругов навсегда утвердилось мнение о грешнице жене, которая виновата перед мужем.
Заметки на полях! Выросшие в совершенно разных социальных и культурных условиях, воспитанные, в одном случае, по козацки, а в другом по-княжески, Тимош и Розанда неодинаково смотрели на мир. То, что было значимо для простого козачьего парубка не имело ценности в глазах молдавской принцессы. Она не по своей воле попала в гарем Топ-Капы, туда девушек-заложниц свозили со всех имперских провинций. Их положение во многом было сходно со статусом наложниц. В большинстве случаев это не грозило им интимной жизнью, но при определённых обстоятельствах их могли принудить к ней.
Роковым для Розанды стало решение Кёсем-султан разогнать девушек по домам, а поскольку ей некуда было возвращаться (дома её караулили сваты батьки Хмеля), то пришлось воспользоваться гостеприимством Мурад-аги. Среди тысячи роз и паров кальяна случилась страсть между мудрой старостью и трепетной юностью. Княжна обрела в лице Великого Визиря могущественного покровителя и надеялась с его помощью поддержать отца. Дворцовый переворот погубил всесильного янычара и Розанду выпроводили домой, где она оказалась игрушкой в свадебной интриге Хмельницкого.
Через неделю молодые в сопровождении сватов, дружек и прочих свадебных героев отправились в сторону Чигирина. Там гетман закатил пир на весь мир. Никому не было отказу в выпивке и закуске, в песнях и танцах… Однако настроение старому козаку испортили слёзы на глазах невестки. Оказалось, что Тимош регулярно поколачивает Розанду, припоминая ей девичью неверность. Богдан скрипнул зубами от нахлынувшего возмущения. Воспитание сына начал с оплеухи и длинной матерной фразы про его подлое происхождение и никчемное существование. «Запомни, собачий сын, если хоть волос упадёт с головы княжны, то я лично тебе оторву башку!», - кричал Богдан: «Твоя будущая жизнь зависит от неё, поскольку ей и только ей откроют двери в дома ясновельможного панства, а ты лишь сможешь следом за ней войти!».
Тем временем, в Молдавии и вокруг неё разыгрались нешуточные страсти. Внутри страны свадьба между Тимошем и Розандой была расценена, как бесчестие для господарского трона. Польские кланы, связанные родственными узами с Лупулами, однозначно осудили Василия за предательский сговор с гетманом и стали опасаться возможного удара в спину на новом витке козацкой войны. Валахи и трансильванцы вспомнили про объединительные амбиции соседа и стали договариваться о военном союзе.
Самолюбивый господарь всё видел, слышал, понимал, а потому гневно реагировал на их подлые выпады. Местных бояр испугал, посадив пару языкатых вельмож под арест, шляхте перестал подбрасывать денег на борьбу с козаками, а в Трансильванию направил логофета (канцлера) Штефана Георгицы с предупреждением Дьердю Ракоци, чтобы тот сидел тихо, а иначе пусть ждёт у себя непрошенных гостей – татар.
Миссия канцлера обернулась предательством. Штефан сговорился с князем Дьердем создать коалицию, в которую вошли бы все недовольные Лупуловой политикой (включая Валахию). Заговорщикам в короткий срок удалось согласовать действия и начать войну. Господарь Василий поздно понял, что вражеский план сработал и даже те, кто относился к нему нейтрально перешли на сторону недругов. Опытный политик решил бежать в Польшу. Всё-таки там было немало лояльных к Лупулу людей, к которым относился и сам король. Однако рассчитывать на военную помощь Речи Посполитой он не мог и поэтому направил в Чигирин верного евнуха-дворецкого, чтобы тот убедил Хмельницкого быстрее восстановить свата во властных правах.
Евнух испугался и сдал хозяина с потрохами его противникам. Лупулу пришлось собирать ещё одно посольство, но упущенное им время позволило заговорщикам полностью подчинить Молдавию и требовать от поляков выдачи свергнутого тирана.
Хмельницкому очень не хотелось влезать в политическую драку в Молдавии, поскольку в Войске и так про затеянный им свадебный поход говорили гадости – мол, забыл гетман про нужды народа и предаёт его ради личных, семейных интересов. Однако делать было нечего, не отказываться же от плодов двух военных походов, и он отправил Тимоша во главе 8-тысячного войска на выручку тестю.
Боевой опыт у гетманыча был солидный. Он понимал, что успех кампании зависит не от числа воинов, а от их решительных и нестандартных действий. Покуда узурпатор Штефан ждал козаков на севере у польских границ, предполагая, что зять и Лупул объединятся, Тимош ударил южнее и устремился к беззащитным Яссам. Козацкое вторжение поменяло настроение в стане антилупуловской коалиции. Князь Дьёрдь не хотел портить отношения со старым союзником – Богданом, поэтому большую часть войска вернул в Трансильванию. Войско Штефана Георгицы приуныло и по ночам сотни солдат разбегались по домам. Небольшой бой под Яссами выявил превосходство козацких полков над разношерстной армией коалиции. Оценив неблагоприятную обстановку, узурпатор отступил поближе к границам Валахии.
Местное население защищать стало некому. Это спровоцировало козаков на грабёж всего, что с их точки зрения представляло ценность. Так увлеклись Тимохины воины, что к приезду Василия Лупула всё население вокруг столицы осталось голым и босым. Пришлось господарю открывать кубышку и выкупать у запорожцев скотину и прочий скарб, а затем призывать людей приходить за своим добром на княжьи дворы.
Опытный Василий, возвращая власть, старался дров не ломать. Всем объявил амнистию, послал гонца с отчётом в Стамбул, чтобы объяснить всё случившееся с выгодой для себя. Дабы заручиться поддержкой со стороны Великого Визиря, господарь сделал щедрый взнос в казну султана и в карман его верного слуги.
Зато Тимош, почувствовав вкус победы, захотел поучаствовать в политической жизни Молдавии. Первым делом он занялся репрессиями в отношении пропольски настроенных молдавских бояр. Он не задавался вопросом, был боярин на стороне Штефана Георгицы, организовавшего заговор, или же поддерживал Василия Лупу. Главным критерием лояльности считалось отношение к его браку с Розандой.
Первой полетела голова личного секретаря Лупула Ежи Кутнарского, которого заподозрили в попытках помешать свадьбе и склонить господаря к устройству брака с польскими женихами. Потом прихватили парочку строптивых бояр и обвинили их в желании наслать порчу на молодых. Бедолаг в последний момент спас господарь, прекрасно понимавший, что произвол зятя ему выйдет боком.
Не сумев расправиться с личными врагами, Тимош переключился на сторонников Штефана Георгицы. В этом праведном деле Василий перечить ему не стал. Репрессии проходили с перехлёстом и очень скоро стали походить на шантаж и вымогательство. Обвиняемым без обиняков предлагали выкупить жизнь у козачьего правосудия и те, чтобы спастись, вынуждены были залезать в долги.
Лупул резонно решил, что неуёмную энергию зятя лучше направить в нужное русло, и предложил ему продолжить военную кампанию, доведя до конца разгром валахов и присоединив их территорию. Скорей всего хитрый господарь соблазнил Тимоша возможностью занять трон в соседнем княжестве. Такой расклад вполне устраивал Тимофея, ведь он наконец-то становился самостоятельным правителем.
Заметки на полях! Любопытно, что замыслы вождей не нашли понимания у их подчинённых. Молдавские бояре советовали Лупу отослать казаков как можно скорее обратно в Украину, а самому заручиться поддержкой султана в конфликте с Валахией, «а денег бы ему на то хватило». Но остановить господаря оказалось невозможным. Против похода выступили и козачьи полковники. Вероятнее всего, их мотив заключался в том, что Богдан Хмельницкий никаких приказов на этот счёт не давал. Но Тимош наглядно показал, кто в доме хозяин. Тот же Мирон Костин (молдавский просветитель) сообщал, что «за одно лишь слово, сказанное против его воли, без всякой вины и причины к тому, Тимош обнажил саблю свою и ударил Богуна по плечу, от каковой раны Богун потом долго ходил с рукой перевязанной». [Костин Мирон. Летопись земли Молдавской. Кишинев: Б.и., 2014.]
Загвоздка в осуществлении захватнических планов заключалась в том, что и Молдавия, и Валахия были вассалами султана. Вести войны между собой они могли только по разрешению Царя царей. В Стамбул отправилось посольство Лупула с донесением о своевольстве Матея Басараба (валашского правителя) и требованием его покарать, подкреплённым приличной суммой в 100 000 талеров. Разъяснительные письма были отправлены очаковскому и бендерскому пашам. Получивший бакшиш, Великий визирь подтвердил право Лупу на господство в Молдавии и запретил Трансильвании вмешиваться в молдавские дела.
Ожидая, пока Стамбул примет решение, Лупул и гетманыч начали собирать силы для похода. В скором времени они располагали 8-тысячным войском, костяк которого составляли немецкие наёмники и козаки. Последних могло бы быть и побольше, но, накануне, гетман, посчитав молдавскую проблему решённой, велел двум полкам вернуться в Козачину. Впрочем, оба стратега подумали, что войска достаточно, ведь помимо пехотинцев у них была мощная артиллерия (более 20 пушек).
В середине мая 1653 года, заручившись поддержкой со стороны Турции, Лупул и младший Хмельницкий выступили в поход за славой, добычей и новыми землями.
В армии Басараба народу было побольше (до 12 000 человек). Основной ударной силой в ней являлась лёгкая конница, большинство пушек помнили времена Михая Храброго, а пехота, составленная из ополченцев, вряд ли могла долго продержаться в бою с опытным противником. Впрочем, у воеводы был козырь в виде резерва, сформированного из немецких ветеранов Тридцатилетней войны.
Война началась с жёсткого грабежа со стороны захватчиков. Хронист Мирон Костин описал его так: «войско, перейдя через Сирет, вошло в Фокшанские ворота в Земле мунтенской. И тогда же безжалостно разграбило, и сожгло весь город. И где только появлялись казаки, везде они беспощадно жгли дома несчастных тамошних жителей, а скот и еду забирали». [Костин Мирон. Летопись земли Молдавской. Кишинев: Б.и., 2014.]
22 мая под Фокшанами валашская армия дала бой непрошенным гостям. Неожиданно для союзников, войско Басараба оказало упорное сопротивление и смогло организованно отступить к столице. Там валахи получили подкрепление от Штефана Георгицы
Через четыре дня после Фокшан противники вновь померились силами на полях возле реки Тележины. Валахи толково отбивались от атак козаков и молдован, а затем организованно отступили. В ходе боя полки Тимоша понесли большие потери. Геманыч был настолько расстроен, что «заночевал, перейдя воды Теляжина в одном селе, а именно Кокорешть, в доме боярском. А после того, как упился он вином до безумия, то велел сжечь то боярское подворье дотла». [Костин Мирон. Летопись земли Молдавской. Кишинев: Б.и., 2014.]
Решающее столкновение произошло на следующий день – 27 мая. Утром Василий Лупул попытался уговорить зятя не спешить, дать утомлённому войску немного передохнуть, но тот и слушать его не захотел, приказав полкам готовиться к маршу. Молодому командующему казалось, что в предыдущих сражениях разгром противника не состоялся, лишь по причине медлительности молдаван. Теперь Тимош не хотел идти на поводу у тестя, и рвался в бой, чтобы доказать всему окружению свою правоту. «Победителей не судят!», - рассуждал он: «После этой виктории никто не посмеет шептаться за моей спиной о том, что я не достоин славы отца!».
Валахи укрепились в лагере в устье Яломицы и Финты. Для обороны был выкопан ров и насыпаны валы, но в момент приближения козацко-молдавского войска воевода Матей внезапно переменил решение и приказал солдатам выдвинуться вперёд. Для Тимоша и Лупула такой манёвр оказался неожиданным, поскольку они готовились сражаться с соперником, ушедшим в глухую оборону.
Сложность новой диспозиции заключалась в том, что союзники-агрессоры уже не могли спокойно переправляться через Финту и группироваться для штурма валашских боевых порядков. Первыми преграду преодолели войска Лупула и застыли в ожидании хода со стороны козаков. Однако гетманыч команды переправляться полкам не дал. По словам М. Костина, Тимош злобно приговаривал: «Ладно, смельчаки молдаване! Попробуйте-ка сами разбить мунтенцев, а мы посмотрим на то!». [Костин Мирон. Летопись земли Молдавской. Кишинев: Б.и., 2014.]
Басараб, увидев заминку у переправы, решил атаковать молдавские отряды. Хотя за Лупулом и не числились военные таланты, он грамотно выстроил пехоту и отразил валашский выпад. Когда противник побежал, то молдавская конница стала его преследовать и неожиданно для себя подставилась под огонь артиллерии. Ощутимые потери заставили кавалерию отступить под прикрытие мушкетов перестроившейся немецкой пехоты из гвардии господаря.
Наблюдая затруднительное положение армии тестя, Тимош наконец-то соизволил включиться в битву. Однако сделал это он впопыхах, обрекая козацкий ограниченный контингент на большие потери, поскольку затеянная переправа повозок, предназначенных для выстраивания табора, закупорила путь для резервов.
Молодой полковник долго безучастно смотрел на противоположный берег, где его авангард истекал кровью. Он с ужасом представил, как батька будет его гнобить за гибель товарищей, и от страха потерял остатки разума. Бросив на произвол судьбы тех, кто застрял у моста, гетманыч помчался к отрядам, пытавшимся выстроить цепочку возов для обороны.
Рисунок битвы потерял цельность. Козаки и молдаване, действуя сами по себе, пытались исправить положение, но противник наседал, не позволяя им прийти в себя. Финальную точку в противостоянии армий поставил ливень, который замочил порох и лишил козаков надежды вести плотный огонь.
Осознавая бесполезность дальнейшего сопротивления, молдавский господарь и гетманыч со свитой кинулись в бега. Местность горезавоеватели знали плохо, а потому завязли в болоте, из которого выбрались далеко не все.
Разгром козаков и молдаван под Финтой был полный. В бою погибло, по разным данным, от 2000 до 7000 человек. Можно предположить, что меньшая цифра ближе к потерям непосредственно в бою, а вторая получается с учётом вечернего боя в таборе и последующего отступления.
Никто из участников событий не сомневался, что в случившейся катастрофе виноват хамоватый отпрыск Хмельницкого. Летописец Мирон Костин с возмущением писал: «Да и кто бы поверил, что может опрокинуть казачье войско, засевшее за возами, связанными воедино, такая рать как мунтенская? Какой пеший ли воин, всадник ли не сдаст назад, не склонит головы перед убийственным ружейным огнём казачьего войска? (…) Я же уверен, что победа Матея воеводы под Финтой (…) проистекает вся единственно от безумств гетмана Тимуша, которым противостояли мужество и собранность Матея воеводы.» [Костин Мирон. Летопись земли Молдавской. Кишинев: Б.и., 2014.]
В Яссах к возвратившимся из провального похода господарю Василию и Тимошу отнеслись с нескрываемым раздражением. Им припомнили грабежи и поборы, репрессии против уважаемых боярских семей, а также непомерные траты на войну, опустошившие княжескую казну. Тучи стали сгущаться над головой Лупула и ему пришлось просить зятя побыстрее выехать в Подолию, где расположилось повстанческое войско.
Тимош рассчитывал получить отчею поддержку, но плохие новости опередили его. Слух про нелепую гибель товарищей взбудоражил козаков и те созвали Черную Раду.
Заметки на полях! В лагере под Бедрик-Городком в июне 1653 г. состоялась казацкая «черная рада». Казаки с возмущением говорили гетману о потере в Молдавии 5 тысяч казаков и тяжелом союзе с татарами. Они обратились к нему с вопросом, долго ли еще им придется беспрерывно зимой и летом находиться в походах, а их женам и детям дома страдать от голода. Сказались большие потери и нищета, принесенные шестилетней войной. Казаки решительно заявили, что если царь и не примет Украину «под свою высокую руку», то они вместе с семьями и имуществом перейдут в пределы России. Б. Хмельницкий обратился к участникам рады с речью, заявив, что он, как и весь народ, стремится к тому, чтобы Украина была принята в состав России, о чем уже давно ведутся переговоры в Москве и Чигирине. [История Украинской ССР: В 10 т. Том 3, Киев: Наукова думка, 1981-1985.]
У преподавателя латыни, иезуита из львовского коллегиума, в котором учился гетман, была любимая поговорка «Sapienti sat» (Умному достаточно!). Наблюдая за кипящими страстями на козацком сходе, Богдан Хмельницкий понял, что сыновьи авантюры дорого обходятся. Эти люди не позволят ни ему, никому-то другому пренебречь общественным благом ради личной выгоды. Гетман войск Тимошу не дал, более того он отправил гонца к Дьёрдю Ракоци, чтобы развеять его сомнения по поводу личной заинтересованности в набеге на Валахию.
Впрочем, полностью лишать господаря поддержки гетман не стал. В Молдавию отправился небольшой козацкий отряд под командованием Осипа Глуха — Мирон Костин сообщает, что его численность составляла всего 400 казаков. Этого было явно недостаточно для дальнейшей военной кампании, но показывало, что Хмельницкий всё ещё на стороне Василия Лупула.
Господарю от символической помощи свата легче не стало. Его враг, Штефан Георгица, уже перешёл границу и принялся собирать всех недовольных под свои знамёна. Спасало, то что валашский воевода Басараб не мог подключиться к мятежу, поскольку пребывал в горячке от раны, полученной под Финтой. Однако и от него в Молдавию пришел отряд гвардейцев, насчитывающий около 500 человек.
Через пару недель Георгица располагал 1 тысячью конниками, 500 валашскими пехотинцами и 1500 ополченцами. Немного конечно, но это были мотивированные бойцы, которые силой оружия готовы были отстоять свою правоту. Войско Василия Лупула, наоборот, было сформировано в большей степени по принуждению. По свидетельству Мирона Костина, в нём было «3000 конных, 400 казаков, 200 человек личной охраны с ружьями». При равенстве сил судьба противостояния в молдавской смуте в значительной степени зависела от морально-волевых качеств.
Судьбоносное сражение произошло 16 июля 1653 года возле селения Сарца.
Армии разделяла речка Оии, поэтому и для атаки, и для обороны важнейшее значение имела переправа. Лупул, неуверенный в своих солдатах, решил обороняться и занял выжидательную позицию. Мятежники воспользовались его пассивностью и отправили конницу вдоль реки, к местам, где можно было переправиться вброд. Княжеские дозорные прозевали этот момент и подняли тревогу, когда лошади зашли в воду. Запоздалая попытка Лупулова войска воспрепятствовать переправе обернулась неразберихой, паникой и … поражением.
Не дожидаясь позорного плена, господарь бежал с поля битвы. Ему было ясно, что войну в чистом поле он проиграл, но зато сохранил контроль над Сучавским замком и несколькими цитаделями у Днестра. Опытный политик понимал, что повлиять на ход войны, находясь за стенами древней Сучавы, он не сможет. Единственным человеком, которому Лупул мог бы довериться, была его верная жена Екатерина. Ей-то господарь и наказал держать оборону против армии Штефана Георгицы. Сохранение контроля над Сучавой продляло легитимность власти Лупула и спасало его казну. Сам Василий Лупул помчался к Хмельницкому с надеждой на его помощь.
Буквально на следующий день, после отъезда господаря, к Сучаве подошли колонны мятежников. Внешний вид замка впечатлял глубокими рвами и высокими стенами, но по меткому выражению одного из современников тех событий Веспасиана Коховского: «Сучава была «скорее древняя, чем сильная крепость»». Гарнизон состоял из 80 пехотинцев, 60 немецких наёмников и неизвестного числа артиллеристов. Вполне вероятно, что там были и остатки разгромленного под Сарцой воинства. Вместе с ними число обороняющихся едва ли превышало 500 человек.
Георгица понимал все тонкости, связанные с Сучавой, однако не мог приступить к решительному штурму, поскольку не имел артиллерии. В начале августа пушки прибыли, но постреляли недолго. Новый господарь, прослышав о приближении к Молдавии козаков во главе с Тимошем Хмельницким, решил избежать прямого столкновения с превосходящим противником и отошёл к польской границе. Оттуда он отправил посольство в Варшаву, предлагая королю заключить союз против Хмельницкого и его пособника Лупула. Ян Казимир оказался весьма расположен к узурпатору, ведь после Батога любая интрига, связанная с противодействием планам Хмеля, вызывала у него положительную реакцию.
В кругу польской знати мезальянс между Розандой и Тимошем был подвергнут осуждению. Шляхта оскорбилась трусливым поведением господаря Василия, который не смог защитить дочь от варвара-козака. Сама Розанда, по мнению панства, должна была предпочесть смерть бесчестию. Так, что перемена в королевском настроении по отношению к старому союзнику не вызвала особого раздражения среди магнатов. Если только не считать протестов Януша Радзивилла (господарского зятя), но его при дворе не особо жаловали за проявления сепаратистских настроений.
Поляки обнадёжили Штефана, но реальную помощь ему послать не решались из-за опасения испортить отношения с Габсбургами, считавшими подунавские княжества зоной своих политических интересов. Этой паузой воспользовался Тимош, оккупировавший и ограбивший большую часть Молдавии. Его «подвиги» подробно расписал Мирон Костин: «Тимуш … затеял грабёж монастырей тамошних, а поначалу стены монастыря Драгомирна разбил он из своих пушек. А уж там-то много золотых украшений и одежды дорогой думал про завтрашний день разграблено было, и всех несчастных купцов, что пытались укрыться за теми стенами, и бояр пограбили тоже, и бесчестили казаки их жён и девиц, словно не христиане, а поганые язычники захватили этот монастырь. А было бы у Тимуша больше времени для разбоя и грабежа, не осталось бы в округе ни одного монастыря, ни одной церкви». [Костин Мирон. Летопись земли Молдавской. Кишинев: Б.и., 2014.]
Заметки на полях! Поход Тимоша изначально задумывался, как коммерческое предприятие. После козацких волнений Хмельницкий решил не смешивать семейные и государственные дела. Когда Лупул стал умолять о помощи, то гетман не тронул реестровые полки, а бросил клич по войску о наборе охотников в поход за восстановление господаря на троне. Всем вызвавшимся (8 тысячам козаков и 2 тысячам ногайских всадников, соблазнённых лёгкой добычей) были обещаны трофеи и денежные вознаграждения из казны Лупула. Контингент подобрался тот ещё: жадный до денег и безразличный до чужих страданий. Ясно, что наёмники не церемонились с местными жителями, поскольку, «где свирепствует война, там закона нема».
Штефан Георгица в бой с агрессором не вступал, поскольку понимал, что тот по настроению, выучке и оснащению имеет перевес. Однако новый господарь знал и о том, что каждый лишний день этого лихого набега создаст массу проблем для козачьей ватаги. Грабя и сжигая всё на своём пути, запорожцы обрекали себя на голодовку. Помимо десяти тысяч мужиков Тимошу нужно было кормить тысячи лошадей, которые на одной траве долго не протянут.
«Как только малорусы затоскуют по домашней горилке и салу, можно будет переходить к активным действиям по их проводам.», - объявил Георгица на военном совете в Рашкове (Приднестровье). Уверенности новому хозяину Молдавии добавили вести из Польши, говорящие о том, что сенаторы согласились направить коронное войско к нему на помощь.
17-18 августа 1653 года, армия Тимоша прибыла в окрестности Сучавы. В обозе гетманыча возвратилась домой Розанда, которая вот-вот должна была родить. На её пребывании в свите мужа настояли Богдан Хмельницкий и Василий Лупул. С их точки зрения, возвращение дочери господаря в родные края стало бы важным сигналом для местного населения о том, что законные правители возвращаются. Может быть по замыслу это была и неплохая идея, но в долгой дороге женщину растрясло и она, страдая от недомоганий, не покидала походный возок, поэтому народ её и не видел. Тимош поначалу запсиховал, а потом махнул рукой.
Небольшой отряд, охранявший осадный лагерь, был разбит. Гетманыч и его супруга въехали в ворота замка под бурные приветствия гарнизона. Храброй жене господаря вручили письмо от мужа, в котором он просил Екатерину дельно распорядиться казной, оплачивая не авансы, а достигнутые результаты.
Заметки на полях! Василия Лупула среди участников похода не было по ряду причин. Во-первых, он не хотел быть причастным к разорению своей страны; во-вторых, дистанцировавшись от Тимоша, надеялся сохранить контакты с польской роднёй; в-третьих, пребывая в изгнании, он сохранял легитимность правителя Молдавии (вассала Османской империи) и мог апеллировать к султанской власти, надеясь на её защиту.
Радость в душе княгини, от подоспевшей помощи и весточки от мужа, скоро была вытеснена хамством зятя. Вечером, изрядно выпивший гетманыч потребовал от Екатерины Черкешенки открыть казну для своих головорезов. Княгиня, сославшись на мужа, отказала в выплате денег. Тогда, разгоряченный выпивкой, зять схватил женщину за плечи и попытался ею овладеть. Об этой весьма нелицеприятной ситуации пишет трансильванский летописец Георгий Краус: «захотел Тимуш утешить свои плотские прихоти … позвал он свою тещу, под предлогом обсуждения важных дел. Когда теща, женщина редкой красоты, пришла к нему, он стал приставать к ней с непристойными предложениями и попытался применить насилие. Увидев его похотливую страсть, она, будучи женщиной высокого происхождения, … упала на колени и стала просить пощадить ее честь. Она напомнила ему, чтобы он подумал о том, что она жена его свекра, который сейчас в большой беде, изгнанный и преследуемый, и чтобы он не смел делать беззакония над ней». Тимош, как отмечал Георг Краус, отпустил ее. [Заболотная Л.П. Катерина Черкешенка – жена господаря Василия Лупу. Судьба одной женщины в истории Молдовы. Кавказология 2017 №1, с. 231]
Семейная драма не получила развития, поскольку на следующий день в Сучаву прибыли дозорные с тревожными новостями: Георгица направил войско в сторону крепости, а к нему на помощь спешат польские хоругви. Пришлось бравым мародерам брать в руки лопаты и возводить вокруг старых укреплений земляные валы. Когда антилупуловская коалиция подошла к Сучаве, то сводный корпус козаков, ногаев и молдаван был готов к бою.
Польский командующий Ян Кондрацкий настаивал на скорейшем штурме, чтобы не дать обороняющимся время для укрепления позиции. 21 августа была объявлена атака. После прозвучавшего сигнала на приступ двинулись только поляки, молдаване трусливо уступили им инициативу. Возле земляного городка хоругви наткнулись на плотный огонь козацких мушкетов, который не смогли преодолеть. Провал первого штурма перевёл военные действия в блокадную фазу.
Всё-таки прокормить десятитысячную ораву на небольшой площади Сучавских укреплений было очень трудно. Первыми запаниковали ногаи, неуютно чувствующие себя в периметре укреплений. Они запросили у Тимоша обещанные за поход деньги, но тот платить не стал и спровоцировал кочевников на прекращение отношений, и выход из крепости. Поляки и их союзники препятствий чинить не стали, позволив орде вернуться домой, в степи.
Сил у Тимоша по-прежнему было достаточно для прорыва осады и возможного перелома в кампании. Семитысячное войско ждало приказа, но гетманыч медлил. Скорее всего, он боялся очередной неудачи, понимая, что она поставит крест на его мечтах прославиться и встать вровень с отцовскими соратниками.
Затишье у Сучавы позволило полякам подтянуть полевую артиллерию и четыре драгунские хоругви (около 600 всадников). Начались обстрелы, но без попыток идти на штурм. Тимош занервничал, поскольку решил, что противник ожидает осадные пушки и дополнительные резервы, чтобы учинить козакам полный разгром. После нескольких бессонных ночей гетманыч стал готовиться к прорыву. Дабы поднять дух войска, он вытребовал у Екатерины Черкешенки 100 000 венгерских гульденов и раздал их полкам.
Воодушевлённые щедростью сына Хмельницкого, козаки совершили вылазку и разгромили лагерь трансильванцев, помогающих Георгицы укрепиться на троне. В кольце блокады образовалась щель, но нерешительность командующего не позволила им воспользоваться благоприятным моментом. Из соседнего польского лагеря подоспела помощь, заставившая козаков вернуться в пределы Сучавских укреплений.
Оглушённые неудачей прорыва, запорожцы пригорюнились, зато поляки решили развить успех и на следующий день, 11 сентября, бросились на штурм. Их главной ударной силой стала тяжелая кавалерия, которая буквально перемахнула ров и взлетела на гребень вала. Бой продолжался до ночи. Козакам с большим трудом удалось отбросить противника к исходным позициям. Потери с обеих сторон были огромными, но поле битвы осталось за малорусским войском и его настроение повысилось.
Развязка сучавских событий наступила на следующий день. 12 сентября Тимош Хмельницкий был смертельно ранен ядром в ногу и через три дня умер.
Это интересно! Смерть Тимоша обросла многочисленными слухами. Официально было объявлено, что гетманыча ранило осколками разбитого пушечного лафета. Однако украинский историк Михаил Грушевский в многотомном труде «История Украины-Руси» рассказал мало приглядную байку про «последний бой» Богданова сына.
«Здесь Кравс рассказывает менее интересную историю о "польском трубаче", который был в казацком лагере, но как прижал осажденных голод, то он сбежал в польский лагерь, где нашел своего бывшего господина, польского полковника, и чтобы спасти себе жизнь, открыл ему секрет, что ночью казаки планируют наступление. Спасая себя, перебежчик рассказал полякам про то, где в лагере расположен шатёр Тимоша. Он объяснил, что там гетманыч забавляется обычно с молдавскими девушками (этими девицами тёща Екатерина откупилась от приставаний похабника – Б.Д.-Я.). Пушкари выцелили указанное место и угодили в него разрывным ядром, осколки которого посекли Тимошу заднюю часть, но не задели той девушки, что была с ним – «спаслась милостью Божьей»». [Грушевський М. Історія України-Руси. Том IX. Розділ V. Стор. 22.]
Это был крах всех планов Богдана Хмельницкого: без Тимоша молдавская авантюра не имела смысла. Находившиеся в Сучаве козаки этого ещё не знали, поскольку думали, что их миссия по-прежнему важна для батьки Хмеля. В этот скользкий момент хозяйка Сучавы Екатерина Черкешенка судорожно искала выход из тупика, в который её семья попала по вине ненавистных Хмельницких. Ей показалось, что наказной атаман Михаил Федорович (которого товарищество выбрало верховодить вместо Тимоша) недолюбливает Хмельницких и мечтает обособиться от них, по этой причине она стала сватать ему Розанду. Женщина надеялась сыграть на амбициях харизматичного простолюдина, выиграть время и спасти династию. Саму Розанду мачеха не спросила, да и та, находясь в ожидании скорого разрешения от бремени, была безразлична ко всему происходящему. Зато Федорович на заманчивое предложение княгини не клюнул. Он знал, что за такой фортель батька Хмель оторвёт ему голову, поэтому сразу пошёл в отказ – мол «не по Сеньке шапка». Тогда Екатерина решила купить верность атамана и назвала такую цену, что у Михаила не хватило духу отказаться.
До начала октября козаки отчаянно отбивались от атак польско-молдавского войска. Они не особо распространялись о гибели Тимоша, поскольку боялись, что до гетмана дойдут слухи о гибели сына и тот решит оставить их без помощи.
Заметки на полях! На протяжении всего «Сучавского сидения» господарь Василий просил Хмельницкого поторопиться с отправкой подкрепления к осажденным. Гетман на просьбы свата реагировал вяло. По всей видимости его замыслы относительно молдавских дел были существенно пересмотрены. Богдан не смог найти общий язык с новыми властями в Стамбуле. Там уже редко интересовались малорусскими проблемами и охотно относили их к ведомству крымского хана. Ислам-Гирей своей стратегии в отношении козаков не имел. Для него союз с запорожцами был важен как средство сдерживания Польши и Московии. Превращать Хмельницкого в самостоятельного политика «степной царь» не планировал, поэтому в молдавских авантюрах ограничивался символической поддержкой.
Конечно можно было Гирея простимулировать ясырем и дуваном, однако разорённые земли Подунавья не обещали богатых трофеев. Зато ханская услуга влекла за собой обязательства по поддержке набегов на Русское царство. Делать это Богдан категорически не хотел. После Батога его отношения с Яном Казимиром зашли в тупик, и Царь Всея Руси остался единственным суверенным союзником, на помощь которого можно было рассчитывать.
Собственные силы Хмельницкого были существенно ограничены. Четыре с лишним года войны обернулись огромными потерями в козачьем войске. В полках практически не осталось опытных бойцов, им на смену пришли вчерашние крестьяне. У новобранцев было много отваги, однако мало выучки. С ними можно было побеждать, отражая наскоки панства на родные хаты, но для наступления в чужих краях они не годились.
Летние попытки мобилизовать козаков в Молдавию чуть было не привели к бунту. Чернь не поддерживала политические амбиции гетмана и тот решил обособить дела сына от общих забот по самоопределению Козачины. Хитрость с набором охотников, желающих поучаствовать в молдавской смуте, казалось бы, помогла Хмельницким найти ресурсы для восстановления Лупула на троне, но неоправданная самонадеянность гетманыча обернулась обидными поражениями. Эти провалы спровоцировали поляков на новую войну. Они не только заперли Тимоша в Сучаве, но и перекрыли ему пути отступления через Подолье. Там расположилась коронная армия под началом Его Милости.
Теперь Богдану нужно было кланяться в ноги хану, чтобы тот помог козакам в новом противостоянии с Речью Посполитой. Однако за данную услугу нужно было хорошо заплатить. Казна войска после Берестечка опустела, у Лупула на руках денег тоже не было. Залезать в собственный карман гетман категорически не хотел, поэтому медлил.
Наконец, с Ислам Гиреем удалось договориться под гарантии господаревых сокровищ. Хан, вопреки обыкновению, быстро выдвинулся к походному табору Хмельницкого, в котором скопилось около 50 000 козаков. К концу сентября козацко-татарские силы оказались рядом с укреплённым станом польского войска у реки Жванец, неподалёку от Каменца. В очередной раз коронное войско отдало противнику инициативу и позволило себя окружить. Судя по всему, Ян Казимир был уверен в скорой победе своих балканских союзников над Тимошем и надеялся, что их помощь позволит переломить ситуацию и обернётся новым Берестечком.
Тем временем, козацкий кош, окопавшийся вокруг Сучавской крепости, мужественно отражал атаки противника. Силы у обеих сторон были на исходе. Козакам не хватало провианта, а у вождей антилупуловской коалиции заканчивались деньги для оплаты услуг наёмников. Патовую ситуацию помогли преодолеть трансильванцы, предоставившие в распоряжение Георгицы тяжелую артиллерию.
Перед решающим штурмом Ян Кондрацкий предложил осаждённым капитуляцию. Федорович и его полковники посчитали своё положение безнадёжным и согласились на переговоры. Княгиня, узнав про планирующийся сговор, плача упрекала суровых воинов за нарушение клятв и в то же время упрашивала их ещё чуть-чуть потерпеть. Её речи про долг и про скорое прибытие помощи от гетмана, так и не смогли переубедить пораженцев.
Почетные условия капитуляции были оплачены Федоровичем из казённых денег Лупула (200 000 злотых). Козаков выпустили с оружием и даже продали им лошадей, чтобы те смогли увезти с собой часть походного имущества, в том числе и телегу с телом Тимоша. Его вдова, накануне разрешившаяся от бремени двумя мальчиками, последовала за гробом мужа, вверяя свою судьбу гетманской воле, а вот мачеха Екатерина вместе с детьми осталась заложницей у ликующего Георгицы. Новый господарь сразу же объявил о намерении покалечить сына и дочь Лупула, дабы их уродство стало препятствием для возвращения трона. Поляки пробовали отговорить изувера, но тот и слушать их не стал (12 летнему мальчику вырвали ноздри, а его сестре срезали мочки ушей).
Траурный обоз, сопровождаемый остатками войска Тимоша, прибыл в лагерь Хмельницкого. Там его встретил плачущий Богдан и долго сидел возле изуродованного смертью тела сына, предавшись безутешному родительскому горю. Войсковой писарь Иван Выговский опасался, что батька в очередной раз захандрит и пустит все дела на самотёк. Однако опытный дипломат ошибся. Хмельницкий траурные мероприятия отложил на потом, сконцентрировав все силы для того, чтобы поквитаться с шляхтой.
Ещё два месяца козаки мариновали коронное войско под Жванцом. Всё шло к позорной капитуляции короля, но в решающий момент Ислам Гирей провёл с «августейшим братом» сепаратные переговоры и вынудил Хмельницкого пойти на компромисс. По сути стороны подтвердили статьи Зборовского мира, который носил половинчатый характер. Гетман убедился в том, что его союз с ханом исчерпал себя, поэтому дал своей канцелярии распоряжение ускорить переговоры о вхождении Войска Запорожского в Русское царство. Политическая интуиция подсказывала Богдану, что наступают новые времена, в которых Московия и Речь Посполита сначала зажмут «вiльну» Малую Русь в тисках большой войны, а затем растворят её в новых границах своих «империй». Таким образом, играя на опережение, Хмельницкий спасал южнорусскую «Окраину» от неминуемой гибели.
Гетман, возвратившись домой, подолгу молился в хуторском храме. Он просил Бога спасти душу убиенного сына и даровать его народу милость через покровительство православного царя. Начиналась новая страница в истории Козачины, в которой многое будет решаться помимо воли Хмельницкого.
P.S.
В декабре 1653 года в Суботове, родовом имении Хмельницких, состоялись похороны Тимоша. Там же по приказу Богдана был казнён и Михаил Федорович, которого заподозрили в измене, а также в краже имущества и денег, принадлежащих гетманычу.
Вдова Тимоша – Розанда осталась жить в Суботове. Родившиеся дети вскоре умерли, что окончательно похоронило гетманские планы относительно Молдавии. При жизни свёкра женщину не обижали и особых планов на неё не строили. Новый гетман – младший сын Богдана – Юрий решит устроить её судьбу и выдаст её за одного из своих полковников, однако тот проживёт недолго, и оставшаяся вдовой во второй раз Розанда переберётся ближе к родине – в Рашков, где станет жертвой разбойничьего налёта.
Отец Розанды – Василий Лупул после Жванецкого сговора хана с королём решит сделать ставку на Гирея и напросится к нему в гости. В Крыму ему пришлось пожить недолго. Ислам Гирей не простил свату Хмельницкого обманутых надежд на молдавские сокровища и выдал его султану. Остаток жизни грозный господарь проведёт в османском заточении. Ему сохранят жизнь, чтобы в далёкой Молдавии знали о возможности восстановления в правах прежнего господаря и не строили антиосманских планов. Поскольку особых претензий к Штефану Георгицы у султанских визирей не было, то Василия Лупула списали со счетов, позволив угаснуть в клетке для почётных узников.
Екатерина Черкешенка мужественно пережила плен, а после освобождения пыталась умилостивить в Стамбуле османских чиновников, чтобы те отпустили мужа на свободу. Хлопоты оказались напрасными, поскольку господарь вскоре умер. Правда, их сын – Штефан Лупул вернул отцовский трон, но удержаться на нём не смог, пав жертвой очередного боярского заговора. Дальнейшая судьба Екатерины вызывает споры среди историков. Одни считают, что княгиня провела последние лета в покое монастырских стен, а другие говорят о её мученической смерти от польских мародёров, охотившихся за «сокровищами» покойного мужа.