Собор к декабрю достроили, провели там отопление, сделали теплые полы, утеплили крышу в галерее и зашили досками. Отец А с братией в конце декабря увесили все стены старинными храмовыми иконами. Они почти все были отреставрированы в нашей мастерской. К слову, батя запрещал говорить «вешать икону», поправляя на «ставить». Даже если она висела на гвозде. Я до сих пор не понимаю этого псевдоблагоговения. Людей унижать, стравливать и ненавидеть можно, а икону и повесить нельзя. И ассоциации у всех людей свои по мере испорченности каждого.
Установили дубовый иконостас с временными иконами, напечатанными на холстах. Мыть собор согнали нас, пустив даже в алтарь, потому что он был ещё неосвященный. Вокруг собора до морозов успели положить брусчатку и посадить гортензии.
6 января приехал епископ Феофилакт, чтобы совершить малое освящение храма. Служил навечерие Рождества Христова. Наши сёстры пели с братией, естественно. Варвара задолго перед службой просила ноты у иером.Петра. Учила всё на синтезаторе самостоятельно. Очень переживала. Но всё равно в итоге о.Петр все завалил. Когда батюшки пели на входе вечерни «Свете тихий» Дворецкого, отец Пётр решил подхватить его будничным минорным распевом в совершенно чужой тональности. Хор не услышал и не смог взять тон. Варвара, как самая уязвимая, попалась под руку, и он со всей злости прошипел на неё: «Дура!» Она была не виновата. Но на кого ещё орать как не на неё. После этого она сильно обиделась.
В соборе петь было очень приятно. Акустика шикарная, пение раздавалось гулким эхом, недостатки сглаживались. Напрягаться вообще не надо было. Мы не завидовали сёстрам, что им повезло теперь петь в соборе, но надеялись, что и нам доведётся когда-нибудь.
В это время уже обострились отношения между Гномом и сёстрами. Гном был неадекватный человек. Ростом он был даже меньше меня, примерно полтора метра. Одна его уверенность в том, что он станет когда-то в будущем патриархом Московским и всея Руси, уже чего стоила! За ним даже помимо клички Гном закрепилась кличка Святейший. Однажды, когда нас ещё не было в монастыре, он заявил батюшке, что влюбился в мать Анфису! Мать Анфиса была самая некрасивая и злая женщина из сестёр. Что он в ней увидел, было непонятно. Батюшка его, мягко говоря, высмеял. Гном приходил в себя несколько дней, а потом начал вести себя с Анфисой грубо и агрессивно, посылая её куда подальше.
С нашим приездом Гном долго калибровал с кем как можно разговаривать. При знакомстве со мной он выпалил, что ему 240 лет. Я ответила, что мне 260! Когда сестёр взяли в мужской хор, Гном не сразу, но начал на них орать, унижать, особенно мать Анну. Он приходил к ней в гостиницу, называл её дурой. Он не мог оставаться равнодушным к полным женщинам намного старше себя. Своих же ровесниц он не замечал. Мать Анна была уже не рада такой странной дружбе.
Как-то раз в братской трапезной после службы я шла по направлению нашего стола. Я была в рясе и скуфейке, потому что мы пели службу в тот день. Кто-то с силой толкнул меня в спину, я упала на скамейку. Обернулась - позади меня стоял Гном, отвернувшись в другую сторону. Я пожаловалась отцу Иринарху, так как отца А не было в монастыре, он отдыхал в Угличе с братьями. Отец Иринарх попытался выяснить у Гнома, а потом долго со счастливой улыбкой внушал мне, что Гном меня не толкал, и мне это показалось. Батя тоже, вернувшись из Углича, весело посмеялся надо мной.
И тогда я решила разобраться с ним сама. При неожиданной встрече на клиросе я наехала на него с нецензурным ругательством, потому что началась наша чреда, а они даже запивку за собой не убрали после воскресной Литургии (Запивка в нашем случае - подносик, на котором стояли серебряные чашечки и чайник с разбавленным кагором). Только так он меня зауважал и рассказывал впоследствии, какая матушка Надежда молодец и хороший регент.
http://proza.ru/2022/12/10/1387
Фото из личного архива, первая служба в соборе.