Фил рассматривал танто. Это был классический кинжал, по размеру меньше вакидзаси и ещё меньше катаны. Тело клинка было сдержано матовым. Взгляд Фила снова и снова скользил по строгому и изящному изгибу режущей кромки, то перемещаясь на обух клинка, то задерживаясь на самом его острие. Фил всматривался в смертоносное оружие и представлял холод бесчувственной стали. Он поморщился и поднял взгляд перед собой. На него смотрел многолетний бонсай - растение величественно и скромно покоилось на небольшом искусственном возвышении, сооруженном специально для него. Светло-бежевый гравий устилал землю ровным слоем вокруг. В саду камней было тихо, и лишь изредка в воздухе проносился шелест листьев столетних деревьев, которые безразлично наблюдали за происходящим.
Бонсай, казалось, приближался к Филу. Каждая веточка, каждый корневой отросток были знакомы ему, и он рассматривал их, едва заметно склонил голову под тяжестью собственных воспоминаний. Как живительные соки поднимаются из влажной почвы наверх к листьям дерева, так боль прошлого наполняла тело Фила. Она входила в него без сопротивления, заняла сначала всю грудную клетку и затем расползалась дальше, по венам, сосудам и капиллярам. Фил склонил голову вниз и закрыл глаза. Он позволил себе ещё раз напоследок испытать, как его сердце вместо крови с трудом перекачивало густой тёмный сироп. Клинок танто уже был направлен к оголённому животу, а побелевшие пальцы мёртвой хваткой обвили рукоять. Глаза Фила снова были открыты, а взгляд был устремлён вперёд, но уже сквозь бонсай, сквозь всё окружающее пространство. Его грудь вздымалась, а спина и шея застыли в напряжении. Клинок резко сорвался с места и вошёл в плоть. Лицо Фила застыло в беззвучном крике от ярости и боли, никогда ранее не испытываемой. Силы быстро покидали Фила, но руки помнили, что необходимо закончить начатое, и продолжали отчаянные попытки продвинуть кинжал ещё и ещё, пока не застыли на месте, а пальцы не разжали искусную оплётку рукояти. Тело обмякло, подалось вперёд и завалилось набок. На него смотрел многолетний бонсай. Он величественно и скромно покоился на небольшом искусственном возвышени. Светло-бежевый гравий устилал землю вокруг. В саду камней было тихо, и лишь изредка проносился шелест листьев столетних деревьев, безразлично наблюдавших за происходящим.