Глава третья
Аль-Амин
Я взмахнул волшебным перышком, и мы опять стали видимыми.
– Ну и дела! – воскликнул я. – Выходит, этот колдун наложил заклятие на дядю Васю и на тетю Машу, а сам превратился в ворона, и улетел куда-то, заперев жену в чулане! И как же мы теперь будем вызволять влюблённых из беды?
– Положись на дядю Петю, мой мальчик! Положись на дядю Петю… – хвастливо произнес петух. – Уж коли дядя Петя берется за дело, он всегда добивается своего.
С этими словами он соскочил с моих рук и стал расхаживать по комнате, что-то обдумывая. Наконец поднял крыло вверх – очевидно, некая мудрая мысль посетила его петушиную голову:
– О! А давай-ка попробуем вызвать джина из волшебной лампы. Быть может, он нам как раз и поможет. Ну-ка, парень, бери в руки эту посудину, и начинай: «Кала, бала, мала…» Ну, и далее, по тексту.
Предложение петуха показалось мне дельным. Я взял волшебную лампу и, потирая ее, начал приговаривать слова заклинания, подслушанные у мага.
– Ну, что там ещё такое, о, боги? – раздался через некоторое время утробный глас из лампы. – Ни минуты покоя… Ну, ни минуты покоя…
Послышался свист и из лампы вырвалась струя пара – и вот джин уже стоит перед нами посреди тусклой комнатёнки колдуна.
– Кто звал меня? – загремел великан.
– Мы, – сказал я.
– Кто это – мы?
– Я, и этот вот синьор, дядя Петя.
– Чьи предки, замечу, кстати, были приближенными великого царя Инти, – вставил петух. – И, следственно, в моих жилах течет благородная кровь.
– О! Говорящая птица! – воскликнул джин. – Её-то нам как раз тут и недоставало! А я уж думал, нынче повывелись говорливые петухи. Ну, и зачем это вы пожаловали ко мне?
– Дело в том, – начал петух.
– Погоди, – сказал великан. – Пускай говорит мальчик.
– Дело в том, – начал я, – что Бустард заколдовал дядю Васю и тетю Машу. А мы хотим расколдовать их, но не знаем, как это сделать. Вот мы и подумали: а не согласитесь ли вы, уважаемый джин, помочь нам в этом деле?
– То есть, вы не повелеваете мне, а просите? – уточнил Аль-Амин.
– Да. Мы просим вас.
– А известно ли вам, что джин является рабом всякого, кто завладел этой волшебной лампой и знает тайное заклинание? И, таким образом, вы можете приказывать мне, а не просить?
– Ну, то было в давние времена, – возразил я, – а нынче рабства уже нет. Даже в такой дикой стране, как Соединенные Штаты Америки – и то с этим уже покончено.
– Да! – сказал джин. – Свобода – славная штука!
– И что же из этого вытекает? – подтолкнул я.
– И что же?
– А то, что если влюбленные заколдованы – мы должны освободить их от злых чар и сделать свободными, так?
– Да ты, как я погляжу, ловкий политик, – улыбнулся Джин.
– Значит, Вы расколдуете дядю Васю и тетю Машу?
– Нет.
– Но почему же? Разве вам трудно это сделать?
– Нисколько, – сказал Аль-Амин.
– Так отчего же вы не хотите нам помочь?
– Ты, как я погляжу, добрый мальчик, – ответил Джин с ласковой улыбкой. – У тебя честное сердце и ясные глаза, ещё не замутненные завистью и ложью. Да, этот мир ещё не успел тебя испоганить, и поэтому я кое-что тебе объясню.
Тут великан уменьшился в росте и присел на скамью.
– Садись-ка, потолкуем.
Я сел около джина, и мне показалось, что рядом со мной сидит мой школьный товарищ – такой же простой мальчишка, как и я сам.
– Видишь ли, о, Витя, когда-то, давным-давно, на заре сотворения мира, Бог создал и первых людей, и это было сообщество титанов. Эти создания были огромного роста, прекрасно сложены, и их тела светились золотистым светом, как бы вложенные в некие сияющие коконы. Бог дал этим людям бессмертие и щедро одарил их самыми разнообразными талантами. Они могли летать по воздуху, менять свой облик, создавать дворцы и даже целые города одной лишь силой мысли. Среди них, о, Витя, (а я тоже был одним из этих титанов) было немало выдающихся художников, архитекторов, музыкантов и поэтов. Ведь, создавая нас, Творец желал, чтобы мы были ему добрыми помощниками во всех его делах. Направляемые и поучаемые Им, мы научились даже творить свои собственные миры. Но чем полнее мы ощущали в себе его божественную мощь – и творческую, и телесную, тем горделивей становились. Мы ведь не ведали никаких болезней, никаких превратностей судьбы, с которыми сталкивается ныне каждый человек. Силы наши казались нам безграничными, и мы уверовали в то, что и сами являемся богами. И эта наша гордыня стала столь велика, что мы бросили вызов Богу. Нет, мы не восстали против нашего Творца, ибо не питали к нему никакой вражды. Просто мы не пожелали ходить божьими путями, а захотели жить по-своему, чтобы нами не управлял никто, пусть даже это будет и сам Господь Бог. Но по мере того, как росла наша гордыня, божественный ореол вокруг наших тел начинал тускнеть, и, наконец, исчез совершенно. Множество раз Бог пытался достучаться до наших сердец. Он говорил нам, что вся наша мощь – вовсе не наша, что она исходит лишь от Него одного, и, предоставленные сами себе, мы лишимся всех дарованных нам сил. Все, чего желал от нас Отец наш Небесный – так это чтобы мы оставили, наконец, свою гордыню и стали смиренными, как и он сам. Но как раз этому-то мы и противились больше всего на свете. И Божии слова все слабее просачивались в наши сердца, а затем мы и совсем перестали слышать Его голос. И, увидев это, Создатель смёл нас с лика Земли. Одних из нас он отправил в места отдаленные, недоступные для людских взоров. Другим дал разные испытания, чтобы мы осознали всю глубину своего падения и затем снова, если захотим этого, обратились к Нему. Меня же он заключил в сию лампу и повелел служить тем, кто будет ею владеть. Таким образом он хотел научить меня смирению. Но лампа чаще всего попадала в руки к разным негодяям. Никто не просил у меня ни ума, ни просветления сердца, ни божественной благодати. Сокровища Неба никому были не нужны. Все алкали лишь одного: власти, золота и наслаждений.
Тут джин умолк, и мне казалось, что мысль его витает где-то далеко-далеко. Когда же он заговорил вновь, голос его был полон неподдельной горечи.
– И вот, находясь в этой лампе, я в полной мере испытал всю глубину своего падения. Но при этом Бог не отобрал у меня своих божественных сил – о, нет! Ах, если бы он только сделал это…
Джин погрузился в мрачные раздумья. Секунды текли за секундами… Наконец он заговорил опять.
Смотри, о, Витя! Вот свинья в хлеву. Она не может быть несчастна оттого, что ей не дано летать, она и без крыльев вполне довольна собой. И слепой червь, пресмыкающийся в навозе, не огорчается тем, что он не может видеть небо. Но каково это – чувствовать, что твои силы бьют через край, что ты способен свернуть горы и… не иметь возможности даже и пальцем пошевелить! Желать распрямить могучие крылья, взлететь выше солнца – а вместо этого, год за годом, столетие за столетием, прозябать в одиночной темнице со связанными крыльями… Понять это, о, Витя, может лишь только джин, просидевший, в волшебной лампе не одну тысячу лет…
Горемыка вздохнул – тяжко, протяжно, и как-то совсем уже по-стариковски.
– …Но вот, наконец-таки, один раз в тысячу или, может быть, даже в три тысячи лет, эта лампа попадает в руки к людям. И что же? Ты ждешь не дождешься, когда тебе дадут наказ, достойный твоего гения. Тебе хочется свершить нечто небывалое, грандиозное и непременно светлое – такое, от чего все люди станут добрее сердцем. Ты видишь уже и прямые пути, которыми они могли бы пойти к своему счастью. И готов даже взойти ради них на крест. Но вместо этого почти все они идут своими кривыми стезями к чёрным провалам зла, дабы как можно скорее свалиться в них, и допекают меня своими глупыми просьбами. Тому, слышь, подай ящик золота, этому подгони дворец с гуриями. И, поверишь ли мне, о, Витя, за все эти пять тысяч лет никто, никто ещё не попросил у меня о том, чтобы я помог ему стать честнее, смиренней, сердечней. Все только и желают насытить свою алчность, похоть, честолюбие. И каждый, каждый мнит себя кем-то великим, хотя на самом деле похож на мыльный пузырь.
Я не удержался и брякнул:
– А разве и вы сами не вели себя точно также перед Богом?
Аль Амин посмотрел на меня острым и, как мне показалось, немного удивленным взглядом.
– Да, бьешь ты крепко, парень, – проворчал он, задумчиво потирая подбородок, – Прямо наповал…
Я понурился – и дернуло же меня выскочить со своим языком!
– Но ты прав, – произнёс Аль-Амин. – Да, ты прав… Сидя в своей лампе, я понял, что и мы в глазах Творца похожи на надутые чванством пузыри…
– Значит, ваше наказание было справедливым?
– О, нет! Нет, и еще раз нет! – гневно воскликнул джин.
Он сурово насупился.
– Смотри, о, Витя: ведь Бог хотел, чтобы мы шли по жизни предначертанными им путями. Любящий Отец, он одарил нас всевозможными талантами, и нам оставалось лишь только их развивать. Поначалу всё так и было. Но на каком-то этапе мы, почуяв свою силу, пожелали выйти из-под его опеки. Но ведь Бог такую ситуацию должен был предусмотреть. Ведь нечто подобное сплошь и рядом случается даже и в вашей жизни. Родители желают для своих детей одного – а те, подрастая, сворачивают совсем на другую колею. Разве не так?
– Ну, да. Ты, например, хочешь играть в хоккей – а тебя бац, и отдают в музыкальную школу… Или, ещё хуже того, определяют в кружок бальных танцев. Брр!
– Вот, вот! – подхватил Аль Амин. – Вот тут-то ты и начинаешь брыкаться, и делать всё наперекор! Но ведь, в вашем случае, вами руководят родители. Ты знаешь, что они и мудрее тебя, и сильней и, главное, любят тебя и стараются для твоего счастья. А у меня-то, кто нынче в командирах ходит? Шельмец Бустард?! Вот где мука, мука смертная! Вот где, Витя, настоящий ад! Ты и вообразить себе не можешь, какая горькая обида вздымается в груди у джина, когда он слышит повеление какого-нибудь ничтожного проходимца, вроде этого колдуна! И, причем, ты уже наперед знаешь, что добром эта его затея для него не окончится, что эта его блажь ему же боком и вылезет. Но все равно ты должен её исполнять!
– Ой, ли? – лукаво заметил я.
– А, так, значит, ты подсмотрел? – сказал Аль-Амин с мягкой улыбкой. – Уж, не с помощью ли этого пера, которое ты сжимаешь в руке?
– Ну да.
– А надоело мне, Витя, бегать на побегушках у всяких каналий. И вот что я тебе скажу: уж лучше пусть Творец лишит меня всех своих даров – а быть рабом я все равно не желаю!
Мы помолчали.
– Не желаю – и баста! – сердито воскликнул джин, как будто с ним спорили, и даже пристукнул кулаком по своему колену.
Он снова насупил брови – видать, здорово-таки уже нагорело у него на душе. И точно – не прошло и пяти секунд, как Аль-Амин застучал себя кулаком по груди:
– Вот тут уже всё перегорело, понимаешь? Перегорело и мхом поросло!
Он невесело поджал губы, но, впрочем, ненадолго:
– И, знаешь, какую я подметил черту у всех этих своих повелителей?
– Нет.
– Неблагодарность!
Он вдруг придвинулся ко мне, по-братски опустил на моё плечо руку и горячо зарокотал мне в самое ухо:
– И я тебе так скажу, о, Витя: люди, по большей части своей, мелочны, злы и неблагодарны. Почти все они желают получить больше того, чего заслуживают, особо при этом не напрягаясь. Я для них – это волшебный дым, волшебная палочка, что угодно, но только не существо с бессмертной душой. Выполнил их причуду – и… дуй назад в свою лампу. Вот ты стараешься для них, стараешься, в лепешку готов, иной раз, расшибиться – а никто тебе потом даже и спасибо не скажет.
– Мы, скажем, – пообещал я Аль-Амину. – Обязательно скажем. И я, и моя бабушка с дедушкой, и дядя Вася с тетей Машей, и дядя Петя. Вот честное-пречестное слово, мы все скажем вам огромное-преогромное спасибо, товарищ джин. И пригласим Вас на свадьбу к дяде Васе и к тете Маше. Будете у них шафером. Вы только расколдуйте, пожалуйста, жениха и невесту, а?
Аль-Амин с улыбкой погрозил мне пальцем:
– А ты, я вижу, не так-то и прост…
Он потянулся, делаясь выше ростом, и поднялся с лавки.
– Надоел я, видать, тебе уже со своими стариковскими разговорами, – уже иным тоном проговорил джин. – Однако и ты меня понять должен. Шутка ли: просидеть в лампе пять тысяч лет, и за все эти годы ни с кем не перемолвится ни словечком. И вдруг – ты! Вот меня и понесло. А насчет твоей просьбы я тебе скажу так. Можно было бы, конечно, даже хоть и сейчас расколдовать этих влюбленных. Для меня это, о, Витя – раз дунуть. Однако же не могу.
– Это почему же?
– Зарок такой себе дал: не исполнять ничьих повелений, хоть даже и самого господа Бога. Ибо я – свободный человек! Это, во-первых.
– А просьб? Мы же Вас просим, а не повелеваем!
– Ну, насчет просьб, врать не стану, я зарока себе пока не давал…
– Вот видите! – ухватился я.
– И, по этому пункту мы могли бы с тобой столковаться, – невозмутимо продолжил Аль-Амин, – но есть и ещё одно немаловажное соображение, из-за которого я этого делать не стану!
– И какое же?
Аль-Амин поднял палец, как мой петух крыло, и я понял, что он готовится преподнести мне какую-то сентенцию. И точно, его голос наполнился менторскими тонами:
– Слушай же, о, Витя! Слушай! Есть в этом мире один непреложный закон! Если человек получает что-то задаром – он этого не ценит. А вот когда он упрется рогом, да потрудится до седьмого пота…
Эх, поставить бы рядом с ним сейчас мою бабушку – любо дорого было бы на них поглядеть! Ту тоже хлебом не корми – а только дай поучить меня уму-разуму.
– Я готов, товарищ джин! – воскликнул я, не удержавшись от школярского шутовства. – Давайте, я потружусь до седьмого пота, и поупираюсь рогом! Перекопаю, например, огород! А Вы, тем временем, расколдуете дядю Васю и тетю Машу!
– Ты посмотри-ка, умник какой, – усмехнулся Аль-Амин. – Еще и подначивает. Ты что же, думаешь, работа только в огороде бывает? Нет, сударик ты мой, ты сам, сам должен пойти и вызволить влюблённых из беды.
– Пойти – но куда?
– О! Это уже вопрос по существу!
Аль-Амин поднял ладонь, дунул в неё, и в ней оказался пергамент. Он развернул его.
– Вот, разуй свои глаза, смотри внимательно: это – Чародейка. Тут – видишь, это место помечено крестиком, – ты найдешь лодку. Поплывешь в ней по Белому Озеру, а из него, по гусиной протоке, попадешь в озеро Перепелиное, и вот тут, в камышах – гляди внимательнее, парень! – свернешь в Ореховый ерик…
– Да нет там никакого ерика, – возразил я. – Сколько раз мы с дедушкой ловили рыбу в этих местах на его лодке – и никакого ерика я там не видел.
– Верно, – кивнул джин. – Потому как он скрыт от людского ока волшебными чарами. Но тебе будет дан знак. Из камышей выплывет чёрная утка со своим выводком. Приметь то место, откуда она выплыла – и, не мешкая, сворачивай туда же. Да гляди в оба, не прозевай!
– Ну, а дальше-то что?
– А дальше так... Выйдешь из Орехового ерика и попадешь на озеро Кукуево. Сойдешь на берег и, если кто повстречает тебя, да начнет расспрашивать, кто таков, мол, да куда держишь путь, отвечай, что ты друг Аль-Амина из волшебной лампы и идёшь к Фундуку Кукуевичу. И как отведут тебя к нему, расскажи ему всё как есть без утайки о твоём деле. Он мужик головастый, подсобит. Погостишь у него недельки две-три…
– Да вы что! – вскричал я, подскакивая с лавки. – Какие недельки две-три! Да меня бабушка с дедушкой живьём съедят! Тут на час-другой где задержишься – и то тебе потом такую головомойку устроят!
– Ну, на этот счет ты не тревожься, – успокоительно сказал джин. – В тех мирах время течет по-другому. Так что, пока ты будешь находиться там – здесь пройдет минут тридцать-сорок, не больше. Понятно?
– Да.
– Так вот, твоя цель – попасть в страну Зачарованных Невест, найти там тётю Машу, вернуть её домой и снять заклятие с влюблённых.
– Но как?
– Всему свое время. Об этом ты узнаешь в свой срок. Однако и у меня будет к тебе одна просьба. Уважишь?
– Какая просьба?
– Видишь ли, о, Витя… Невмоготу мне уже жить в доме этого Бустарда и видеть его мерзкую рожу! Надоело! Вот он уже где у меня сидит! Вот!
И, Аль-Амин, поднеся к горлу ребро ладони, продемонстрировал, где именно сидит колдун.
– Ну – и?
– И, когда ты расколдуешь жениха и невесту – приходи сюда невидимым образом и забери у него волшебную лампу, ради всех святых.
Я призадумался. Конечно, мне хотелось помочь бедному джину. Но, с другой стороны, он подбивал меня на воровство. Видя мои колебания, Аль-Амин не стал давить на меня – верный своим принципам, он оставлял мне свободу выбора.
– Ну, ладно, пойду я, пожалуй, до хаты, – зевнул он. – Да и вам пора в путь…
Мой взгляд зацепился за жестяные коробочки, стоявшие на столе. В одной из них была бурая мазь, которой натирался колдун, а во второй лежало какое-то красноватое зерно…
– А это что такое? – спросил я у джина, указывая на коробочку с зерном.
– Зерно волшебной травы чингиль, – ответил мне Аль-Амин. – Поклевав его, Бустард вновь обретает облик человека.
Продолжение 4. Роща непорочных дев http://proza.ru/2023/01/19/1743