Каждое утро просыпаясь, Валентинка бежала к окну, в надежде увидеть дым над трубой, их с мамой дома.
Но дом , как прежде, был занесённый снегом и его одно, единственное окно ни утром, ни вечером не светилось и дыма над трубой тоже не было.
Вот и зима прошла, а мамы всё нет и нет.
Снег стаял, зацвела верба. Дедушка хлопочет с ульями, бабушка рада-радёшенька, что Майка принесла сразу двух телят и это две тёлочки. Бабушка суетится, бегает с ведёрками то в сарай, то из сарая в дом, хлопочет.
Валентинка выглянула в окно и замерла. Из трубы их дома столбом вверх щёл дым.
Быстро накинув на плечи пальтишко, на голову полушалок, сунув босые ноги в сапоги, она выбежала из дома. Чтобы быстрее оказаться в их с мамой, доме, побежала через соседскую ограду. Но там стоял разграничительный забор.
Валентинка даже не заметила, кто и когда его поставил. Вокруг бежать, это очень долго и она, взявшись за штакетину, быстро оказалась на перекладине и прыгнула вниз. Только вот земли не достала, а повисла сразу на трёх штакетинах. С большим трудом достала до пуговиц, расстегнула пальто и свалилась в грязь. Снять пальто со штакетин никак не удавалось, пришлось вновь лезть на забор. Между штакетин место было так мало, что еле втиснула сапожки.
Сбросив пальтишко с забора на землю, она попыталась вытащить ноги из просвета в штакете. Но вытаскивались только ноги из сапог, а сами сапожки застряли крепко. Пришлось с ними на время расстаться. Прыгнув босыми ногами на ледяную землю,
Валентинка без труда сняла с забора сапожки, обулась, надела пальто и, подобрав с
земли полушалок, побежала к дому.
Подходя к крыльцу, она увидела таз и ведро, наполненные её игрушками. В груди возникло неприятное чувство тревоги.Она открыла дверь и вошла. Возле печи хлопотала чужая женщина.
— А где мама?
— Какая мама? Твоя? Здесь её нет. Девочка, ищи в другом месте свою маму -- посоветовала чужая женщина.
— Это наш с мамой дом.
— А-а-, бывшая хозяйка пожаловала! Хочешь чай с вареньем?
— Нет. Я к маме хочу.
— Деточка, я не знаю, где твоя мама. Мы дом этот у твоего дедушки купили. Он про маму ничего не говорил. Это твои игрушки на крыльце?
— Мои.
— Они тебе что, не нужны?
— Нужны, их мама делала.
— Да ты что? Не подумала бы, что самим можно такое сделать. Врёшь пади, а?— женщина засмеялась. А Валентинка заплакала.
— Хорошо, хорошо. Пусть так и будет, мама, так мама. Ты только не плачь. Давай я тебя к деду отведу, за одним и игрушки твои унесём. Хорошо?. Посуду, да кастрюли бабка твоя упёрла. Матрасы, да подушки, ещё забрать должны, да одежда тут кое-какая. Посидишь, я в суп заправку сделаю и пойдём? А то муж на обед скоро придёт.
Валентинка кивнула, в знак согласия.
С этого дня она больше не выглядывала в окно по утрам и не смотрела на трубу дома. С этого дня она просто стала ждать маму.
В сентябре, как раз на её день рождения, приехали дядя Серафим и тётя Панна с Людочкой. Радости не было конца.
— Тётя Панна, назовите маленького ребёночка Юриком, ладно?-- попросила Валентинка.
— Какого ребёночка, ты чё опять турусишь, тут. Вот как чё возьмётся сочинять, так не переслушать-- возмутилась Пелагея.
— Но у нас и правда ребёночек будет, он в новом году должен появиться. Значит, говоришь, что мальчик будет? — удивилась тётя Панна.
Валентинка кивнула.
— Ну, Юрка, так пусть будет Юрка. Племянница пацана мне нагадала! Юрку! Ну молодец — Серафим дружески похлопал Валентинку по спинке,
и тут же обратившись к Пелагеи, спросил.
— Ну а про Марию, что слыхать?
— Ничего. Как в воду канула. Видно и вправду башку свернули, доигралась.
— Нет! Нет! мама скоро приедет. Совсем скоро -- закричала девочка.
— Вот уж неделю, как талдычит, приедет, да приедет.
— Может и приедет. А что следователи, спрашивают или отстали? — спросила Панна.
— Спрашивают.
— Ну если спрашивают, значит не нашли, не посадили. Где-то скрывается — сделал вывод Серафим.
— Отец в городе мимо милиции проходить боится, вдруг, говорит, её портрет там наклеен, что разыскивается.
— А что ещё нет там портрета?-- спросил Серафим
— Не было, сейчас не знаю.
— Ну, вы отдохните с дороги, да ближе к вечеру к Васятке сходим. Счас-то он на работе. Фрося дома, с ребятишками старшей дочери водится.
— Это с Люськиными?-- поинтересовался Серафим.
— С её, с её, трое уже.
— Уже трое ? Ничего себе, быстро же она их клепает -- рассмеялся он.
Вечером все отправились в гости к брату Николая, Василию.
Гостеприимная Фрося накрыла гостям стол, и отправила младшего сына Анатолия, что старше Валентинки на год, за родственниками мужа Люси, потом за родителями мужа Раисы. Гости пришли, а он где-то там и остался играть с мальчишками.
Гостей набрался полный дом. Стол поставили в зале, там и пели и плясали.
Валентинка с внуками бати Васи играла на кухне. Прятались за бабушкиными кроснами, за шкафами и шторками. Даже в догоняшки поиграли, бегая в прихожую и обратно.
Разгулявшись не на шутку, весёлая компания, с песнями и плясками, отправилась по гостям, оставив детей на Валентинку.
Ей приходится часто оставаться с внуками бати Васи, как только они разгуляются, так и отправляются по новым родственникам всей компанией. Обойдут всех, а потом со всеми вместе и возвращаются.
Маленький братик Лёня, засыпал только с хлебным мякишем во рту. Баба Фрося, скатав из мякиша колобочек, прикладывала его к своему большому пальцу, и потом ловко прилепляла к нёбу внука. Лёньчик принимался его сосать и быстро засыпал. Но в этот раз у неё не получилось хорошо закрепить на нёбе внука колобочек хлеба, как только разгулявшаяся компания ушла, мальчик стал глухо кашлять, взмахивать ручками, покраснел. Потом стал открывать ротик, пытаясь закричать, а голоса слышно не было.
Валентинка напугалась, она не сразу поняла, что происходит, только когда мальчик стал задыхаться, она догадалась, что он подавился хлебом. Не знала Валентинка, откуда ей пришло такое понимание, как надо действовать.
Она быстро заскочила на кровать, схватила братика за ножки и с силой подняла его над кроватью, хлеб выпал. Малыш разревелся.
Опустив его на постель, она дала бутылочку с водой, Лёньчик попил и успокоился. Валентинка начала трясти кроватку, чтобы укачать братика, он и уснул. А Валентинка смотрела на него и со страхом думала
— А если бы умер?— от этой мысли ей стало очень страшно. Его сестрёнки бегали по комнатам, прятались , смеялись и даже не догадывались, что произошло с их маленьким братиком.
После этого случая, как только бабушка с дедушкой собирались к родственникам в гости, она убегала к многодетным соседям.
Не всегда удавалось там отсидеться, лишь только тогда, когда они очень торопились. Но если время было, бабушка, сломав свежую вербную ветку, шла за внучкой к соседям.
Увидев бабушку с прутом, девочка "летела" домой, как молния. А бабушка не упускала возможности, размахнуться и ожечь, пробегающую мимо внучку.
Входя за внучкой в дом, бабушка приказывала.
— Собирайся быстро, к бате Васи идём. Толик прибегал, сказал, что ждут нас.
— Не пойду!
—Не пойдёшь? Как это не пойдёшь? Ну, я тебе сейчас покажу — бабушка сдёрнула с гвоздя ремень и не дожидаясь, когда её огреют ремнём, внучка нырнула под кровать.
— Вот ящерка, так ящерка. Ну вылезешь, я тебе тогда покажу — грозила ремнём бабушка.
Валентинке стало очень обидно и, наверное страшно, что она во весь голос запричитала
— Мамочка, родимая моя. Мамочка, где ты? Забери меня, родная моя, любимая моя.
Услышав горькие причитания, Пелагея оторопела.
— Ну чего голосишь- то? Ну и оставайся. Дом охраняй. А мы пойдём — беззлобно сказала Пелагея и вышла на улицу.
Оставшись одна, Валентинка немного поплакала, тоскуя по маме, потом достала книги, которые они читали с мамой и стала их листать. Каждую страницу в каждой книге, она помнила наизусть и, не заметно для себя повторяя всякий раз одни и те же стихи, научилась читать. О том, что она умеет читать, она и сама не знала.
Как-то придя к своей подружке Вале, которая пошла в первый класс, Валентинка попросила у неё посмотреть букварь. Тут- то она и поняла, что умеет читать. Она перечитала все слоги, потом слова и даже предложения.
Теперь она просила у соседских детей их книжечки и с удовольствием читала, оставшись одна.
Возвращались дедушка с бабушкой как раз к вечерней дойке. Дедушка наверное тоже выпивал, но по нему этого не было видно, а вот бабушка заходила в дом с частушкой.
— Эх пьяненькая, виноватенькая, никого я не боюсь, я женатенькая—
приплясывая, она брала подойник, наливала в него воды, потом кружилась с ведром по кухне, и с новой частушкой отрезала краюху хлеба.
— А я дробила, дробить буду, у свекрови на крыльце. Пусть сынок её увидит мой румянец на лице — поплясав у порога, уходила доить Майку.
Но в этот раз на дворе уже становится темно, а Майку ещё никто не доит. Глядя на дверь дома, корова начала мычать. Она мычала всё чаще и всё громче. Валентинке стало жалко Майку, накинув на себя бабушкин платок и бабушкину безрукавку, она набрала в подойник воды, взяла краюху хлеба, и пошла в загон, доить корову. Майка, увидев маленькую доярку, забежала в открытые двери сарая и встала над кормушкой, где обычно её доит хозяйка.
Майка, как всегда съела хлеб, облизала Валентинке лоб. Но, как только ручки маленькой доярки коснулись вымени, Майка встала, как вкопанная. Молоко само бежало из доек в ведро, доила Валентинка без особого усилия, но спинка у девочки очень устала.
Молочка она надоила чуть больше половины ведра, поднять его сил не было. По полу сарая Валентинка оттащила ведро к стене и накрыла его полотенцем, которым вытирала вымя. Потом побежала в дом за другим ведром. Взяв кружку и второе ведро, она кинулась в двери и столкнулась с бабушкой и дедом.
— Ты куда это полетела на ночь, глядя? — строго спросила бабушка.
— Надо молоко забрать, я не смогла его домой принести, тяжёлое оно. Вот, хотела начерпать в другое и принести цедить.
— Доила что ли? А кто просил?—недовольно бросила бабушка, в упор глядя на внучку.
— Майка. Она смотрела на меня и мычала, и мычала. Вот я и подоила -- оправдывалась девочка.
— Видишь, какая у нас помощница выросла— обращаясь к Пелагеи, сказал Николай, поглаживая внучку по головке.
— Ладно, сиди дома. Я одна схожу, темно уже. Задержались мы. В гости, в город ходили. Молоко- то где стоит, там в стайке?
— Да, да, я его к стене притянула, стайку закрыла.
— Ладно, найду. Телятишки где?
— Они в загоне спят.
— Не замёрзнут. Ты тоже спать иди, ночь уже.
— Пойду корове, да телятам на ночь сена брошу — переодеваясь, сказал Николай и отправился на улицу, следом за женой.
А Валентинка выпила простокваши и пошла спать. Перед сном она всегда вспоминала, как они с мамой жили в своём домике, как делали игрушки, как она однажды принесла огромный преогромный арбуз и в общей ограде, прямо на поляне, резала его на дольки, а Валентинка раздавая эти дольки, угощала всех детей, кто был в их дворе. Все были рады, она просто счастлива! Где же она теперь, её мама, Валентинка не знала и очень скучала по ней.
Мария получила униформу, серые валенки, кирзовые сапоги, фуфайку и шапку-ушанку. Спрятав, под спальное место, свою старенькую, но тёплую шубу, Мария переоделась в фуфайку и шапку—ушанку.
— Здрасте тёть Клава — поприветствовала она проводницу гостиницы, которая проходила мимо её вагона.
— Здрасти, здрасти, свет не засти— ворчливо произнесла тётя Клава.
— Это почему так?—удивилась Мария.
— Да вот так. Здесь жить, зубки нужно показывать, а тихоням тут делать нечего.
Мария вспомнила, что ночью болел зуб — быть может эта женщина знает, где тут пломбы ставят— подумала она и спросила.
— Тёть Клава, а где здесь зубной, далеко? Зуб нужно запломбировать.
— Да там, где ты комиссию проходила, там и лечат и фиксы ставят. Возьми в конторе бумагу, тебе и стальные зубы без очереди сделают, не только запломбируют.
— Спасибо вам, тёть Клав.
Тётя Клава ничего не ответив, пошла дальше.
Вагон у Марии специализированный. В нём всякие приборы стоят. Эти приборы инженеры уходя, под замок закрывают. Собираются они каждое утро, накурят так, что и приборы не сразу увидишь. Но инженеры привыкли и всё хорошо видят.
Перед тем, как разбежаться по своим участкам, они устраивают чаепитие. К этому времени Мария должна вскипятить им воду. А потом, когда они уйдут, вымыть за ними всю посуду и пол.
Сколько всего этих инженеров, Мария точно не знает. Бывает, их набьётся, как селёдка в бочке, а бывает всего пять человек, но они приходят постоянно.
Пыль с приборов, Мария убирает при них, при инженерах. Потом, кто-то один подождёт, когда она промоет пол, и закроет все эти установки, а Марии остаётся только подкидывать уголь в печь, чтобы вода в трубах вагона не замёрзла. Печь в тамбуре, там и уголь, и дрова, всё приготовлено.
.
Подкинув угля в топку, Мария пошла в поликлинику к зубному врачу. За пять дней, ей и зуб вылечили и на него стальную коронку одели. От центра, верхний второй зуб у Марии стальной, теперь уж точно она— Марина!
В Сталинске мехколонна под номером 4 укомплектовала свой состав, сдала полотно под новый путь и прибыла в Междуреченск. В Междуреченске ,мехколонна вошла в строительно-монтажный поезд 155.
Предчувствие Марию не обмануло, в мехколонну устроились многие её знакомые, в том числе и Алексей, которого Валентинка когда-то била своей подушечкой.
Мария его увидела в столовой и потом неоднократно ловила на себе его взгляды.
Сердце Мария дрогнуло" А вдруг узнал, что делать? Бежать дальше некуда."
Она приняла решение, готовить себе пищу в спецвагоне. У инженеров есть безопасная электрическая плитка, они на ней колбасу жарят, да тушёнку греют.
Мария попросила разрешения у инженеров, приготовить, себе поесть, на их плитке, ей разрешили.
Теперь, как-то надо было купить продукты. Для этого нужно идти в город, а это опасно.
— Если поймают, то я всех подведу под монастырь. Геннадий пострадает, потом наш общий знакомый. Нет, нельзя.
И тут пришла мысль обратиться к проводнице гостиницы!
— Тёть Клава, помогите мне. Желудок у меня болит, общественную пищу не принимает. Продукты нужны, сама себе готовить буду. Оторваться от работы нельзя. Весна. Эти инженеры столько грязи приносят, что тряпку из рук не выпускаю. Взяли моду и после работы приходить. Я уж в этом спецвагоне, скоро ночевать буду.
— А чё купить-то?
—Баночку свиной тушёнки, полкилограмма гороха, лук, морковку тоже по полкило. Булку хлеба и банку сгущёнки. Не тяжело?
— Нет, не тяжело. Без денег-то не дадут.
— Я счас.
Мария сбегала в свой вагон и принесла деньги.
— Вот. Этого хватит.
— Да вижу, что хватит, останется, так я принесу.
— Если останется, так ириски купите. Дочка у меня ириски любит.
— А дочка-то где?
— С родителями.
— Большая?
— Да нет, не очень. Ещё не учится.
— А муж есть?
— Есть. Только я от него уехала. Другая у него.
—Я тоже от своего уехала, бил, татарин проклятый, да по другим бегал.
Я тебе ключи оставлю, вдруг кого заселить понадобится. Заселишь, в журнал паспортные данные запишешь.
— Конечно. Я сейчас бумажку напишу, чтобы в мой вагон обращались, кому заселиться нужно.
— А я в город тоже собиралась, так ведь уйти нельзя, народ прёт и прёт. Скоро уж и мест не станет.
— Ничего-о-о. По вагонам расселят и опять у тебя пусто будет — засмеялась Мария.
Клавдия ушла, а у Марии слёзы на глаза навернулись.
— Вот ведь, рукой подать, и дом родительский, и дочка там, а нельзя. Вдруг соседи донесут. Всё! Пропала! Как же пять лет-то вынести? Ах ты судьба, судьба. Права мама, всё у меня наперекосяк.
Тётя Клава принесла заказанные Марией продукты и, вагон наполнился аппетитным ароматом поджаренного лука на жире, от свиной тушёнки.
— Марина Николаевна, работать невозможно, слюнки текут— смеялись инженеры.
— А у меня много, я и вас угощу, если хотите!—весело отвечала она.
— Ну, если много, то мы не против — ответили на разные голоса инженеры.
Гороховый суп, приготовленный Марией, всем понравился.
— Марина Николаевна, а давайте вы будите всегда такую кастрюлю супа готовить и мы не станем бегать в столовку, время терять — предложил Фёдор Петрович.
— Мне не трудно, только продукты нужны, а я всё сготовлю — согласилась Мария.
— Об этом не беспокойтесь. Продуктами мы вас обеспечим. Тамбур в конце вагона свободен, мы туда ящики с овощами поставим, с консервами, соль, сахар. Словом, сделаем продуктовый склад. Ну а пока стоим здесь, в городе, так по куску мяса по очереди приносить будем. А вот когда в тайгу отправимся, то тушёнкой запасёмся — уверенно пообещал Фёдор Петрович.
Так вот всё и разрешилось. Мария стала готовить для инженеров и сама с ними питаться. В столовую больше не ходила и надеялась, что с Алексеем больше не встретится.
Вскоре объявили, что они отправляются в тайгу. Мария, узнав об этом, облегчённо вздохнула, жить возле родных и не иметь возможности с ними увидеться, невыносимое испытание.
— Марина Николаевна, завтра мы выезжаем на рабочую точку, вы нам понадобитесь, приготовьтесь, жить будите здесь — предупредил Фёдор Петрович.
Рано утром Марию разбудил толчок и свист паровоза, он вытаскивал из железнодорожного тупика их вагон. Поставив вагон на другой путь, он притащил ещё два вагона и ушёл. Вскоре пришёл кран- путеукладчик. Перед ним и сзади к нему были прицеплены две платформы с пирамидой звеньев из рельс и шпал. К платформе, что сзади крана-укладчика прицепили два вагона - телятника
Рабочие загрузили в них свои инструменты и забирались сами, усевшись в дверных проёмах.
Потом прицепили Мариин спецвагон и кран- укладчик дал сигнал. Импровизированный поезд, тронулся.
Мария смотрела в окно, ей всё было очень интересно. А ведь она жила рядом, и совсем не вникала в это строительство. Слышать, что идёт строительство дороги, слышала, "Ну, строят и строят", чего только у нас ни строят!
А вот сейчас она едет по той самай дороге, которую ещё только строят! Едет и смотрит в окно вагона, на горную Томь, её берега, на скалистые высокие горы и густой таёжный лес.
Чтобы лучше разглядеть эту удивительную природную красоту, Мария вышла в тамбур. В открытые двери, она наблюдала, как менялись пейзажи.
Вот дорога вплотную примыкала к скалам. Потом шла над рекой, а потом под грядой гор. Многочисленные весенние ручьи, сбегая вниз с гор, у насыпи прятались в трубах, уложенных вдоль железнодорожного полотна.
Мария видела всюду руку человека, его тяжёлый труд. Это и удивляло и восхищало!
Из, проходящих под железнодорожным полотном труб, вода сильным потоком падала в реку.
— Мостострой. Это всё делал мостострой. И трубы он прокладывал, чтобы вода не размывала насыпь. Строительство мостов через реки, которые выныривали из-за гор и стремились в Томь, тоже мостострой делал. Точнее, рабочие этой организации. Красота такая вокруг, как в горах Алтая.
Мария вспомнила Фильял, вокруг него горы, и дальше тоже были всё горы и горы. Река Лебедь. Тёплая ласковая вода, хотя и горная. А берега! В памяти замелькали сюжеты, когда они с отцом плыли на лодке по реке, ставили в реку мордушки, и каждый день приносили домой вёдра наполненные свежей рыбой.
— Нет. Здесь всё же другая река и другая тайга. Здесь суровая природа. Река тоже суровая, совсем не ласковая.
Через час железная дорога закончилась. Кран-укладчик отцепился от маленького поезда и подошёл к краю железной дороги. Снимая с платформы звенья с рельсами и шпалами, он укладывал их впереди себя, на отсыпанную и утрамбованную дорогу. Рабочие, быстро подхватив каждый свой инструмент, принялись закреплять и состыковывать звенья, вбивая костыли. Работали они быстро и слаженно.
Утреннее солнце прикрывали облака, что благоприятно сказывалось на работе, а она шла активно и очень дружно. Нет палящего солнца, нет дождя, только лёгкий весенний ветерок гуляет над их головами. Через некоторое время мужчины, разгорячившись, скинули верхнюю одежду и оголились по пояс. Спины рабочих блестели под солнцем, мышцы играли от каждого движения. А движения были точные и уверенные, люди знали своё дело!
— Надо же, когда же они загореть успели? — подумала Мария, наблюдая за процессом.
Словно прочитав её мысли, Фёдор Петрович сказал
— Прож-ж-жёные солнцем, ребята. Многие с нами с 51 года.
—.Как с 51? А мне сказали в конторе, что с 54 — удивилась Мария.
— Видишь ли, Марина Николаевна, это от Междуреченска мы ведём дорогу с 54, а так мы от Сталинска начинали ещё раньше.
В процессе возникала необходимость в различных трудовых организациях. Раньше мы приглашали строителей с Томских организаций, а вот с 54 года у нас образовались свои.
Здесь и мостопоезд и строймонтаж и мехколонна. Вот в нашем вагончике все руководители этих организаций. Так сказать Трудовой Строительный Штаб железно—дорожной магистрали Сталинск –Абакан.
Вот такие вот дела — весело улыбнулся он и вышел из вагона.
Инженеры, следом за Фёдором Петровичем, тоже вышли из вагона и раскрыв какие-то большие журналы, что-то отмечали в них, потом на откосах насыпи ставили тоненькие металлические стержни с красными флажочками.
. После того, как путеукладчик уложил все звенья, что притащил с собой и они были хорошо укреплены, инженеры, взяв какие-то приборы, покатили их по новому пути. Дорожники, разбившись по обе стороны пути, шли с ними, время от времени, что-то исправляли или подправляли или даже заменяли.
Иногда приходилось подсыпать щебень, подвозя его на тележке с односторонними колёсами. Или утрамбовывать полотно под шпалами, или даже убирать две обычные шпалы, заменив их на две длинные, на которые потом установят стрелочный узел.
Всё это было для Марии неожиданным и интересным.
Так путь прокладывался от одной станции до другой. На станциях, в которых уже были построены железнодорожные здания, стояли бараки, в которых и жили люди, обслуживающие эти станции. А чтобы паровоз мог заправляться водой, следуя по данному пути, на станциях строились водонапорные башни.
На железнодорожных станциях вагон Марии задерживался надолго, работы у инженеров тоже было очень много. Работали все от темна до темна, и не взирая ни на какие природные сюрпризы. Прокладывался кабель для связи, ставились семафоры, выставлялись стрелочные узлы.
У Марии тоже было много работы, нужно наносить воды, нагреть её, приготовить три блюда на обед, и два блюда на вечер, перемыть посуду и постоянно промывать пол, после каждого посещения.
За весь день уставала так, что к ночи валилась с ног, а каждое утро наступало слишком рано, и она не успевала выспаться.
Но строители дороги, казалось и не уставали вовсе. Каждое утро, по пояс голыми, взяв полотенце, они спускались к ледяным водам горной Томи. Фыркая, кряхтя, и ухая, рабочие принимали водные процедуры на свежем воздухе. За работу принимались с бодрым духом и в хорошем настроении. А после работы даже купались в этой реке. В поезде был и вагон-баня и банщики его каждый день, кроме воскресенья, топили. Всегда находился кто-то, кому необходимо было прогреться и пропариться. А после ужина, выходили все на улицу, садились на рельсы, а кто-то обязательно брал в руки гитару.
Над Томью звучали песни "Эх Андрюша, нам ли быть в печали", или "Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня", или "Шаланды полные кефали," и многие, многие другие.
Марии очень нравилось слушать, как ребята поют, но сама она боялась петь вместе с ними. Боялась, потому что по голосу её смогут узнать те, с кем она работала раньше.
Однажды она спустилась к реке, чтобы набрать в ведра воды, как рядом появился Алексей.
— Тебе чего?— испуганно спросила Мария у молодого человека.
— Понравилась, поговорить хочу — ответил он.
— А я не хочу! Я женщина замужняя, и с незнакомыми мужчинами не разговариваю.
— Похожа ты на одну мою знакомую. Но она была не замужем.
— И сильно похожа?
— Вроде сильно, и у меня такое чувство, что мы знакомы.
— Похожих людей много. Я встречала женщину на мою мать похожую и обозналась. Не знаю я тебя. В Томске не встречала.
— Да я там никогда и не был. А тебя Фиксой мужики называют, сидела что ли?
— Типун тебе на язык.
— Да, обознался я. Моя знакомая, женщина весёлая была, шутки по любому поводу с языка летели, а ты бука какая-то. Да и язык у тебя ядовитый. Просто внешне похожа и всё.
— Ну и не приставай, уйди с дороги — поднимая полные вёдра, потребовала Мария.
— Давно Марию не видел, соскучился что ли. Сам не знаю. Дочка у неё забавная.
— Ну, ничего, будет выходной, поедешь домой, увидишь.
— Потерялась она.
— Как потерялась, давно?
— С конца осени, как снег выпал, так её и не стало.
— А дочка, она где?
— С её родителями, в Междуреченске.
— Жалко ребёнка, без матери остался.
— Да она наверно, где-то скрывается.
— Что -то натворила?
— Нет. На неё хотели недостачу повесить, сговор был.
— Сговор? Как это, сговор? — удивилась Мария и поставила вёдра на землю.
— Да вот так. Прежняя завбазой уволилась, а у неё недостача была, бухгалтер прикрыла. Всё на Марию списали. Посадить хотели, но кто-то начальству повыше про такое звякнул, приехала новая комиссия, бывшую заведующую в розыск объявили.
— А Марию?
— Мария, как свидетель нужна, но пока и заведующей нет, не нашли ещё, и Марии нет.
— Выходит, что зря скрывается?
— Нет, не зря. Если бы осудили, так трудно бы было дело возобновить, а так, просто появились новые данные в расследовании.
— Значит, не зря скрывается. А тебе, откуда известно?
— Сестра у меня секретарём работает, всё знает. Ох, найдётся ли?
— Найдётся, не переживай. Девочку жалко, горюет наверно по матери.
— Наверно.
Валентинка, хотя и знала, что своего дома у них с мамой больше нет, всё же надеялась, что мама появится, и они купят другой дом. Только вот когда она появится? Валентинка об этом думает постоянно. Она видела сон, хотя и не спала ещё, а только дремала, что мама приехала и обняла её, и было так сладко от её прикосновений, и так радостно на душе, что по всему телу разлилась упоительная нежность.
Вот и сегодня Валентинка проснулась, а глаза открывать не хочет, потому что, пока они закрыты, она маму видит и даже чувствует её прикосновения, её родной материнский запах.
— Валентинка, вставай давай, ты чего сегодня разоспалась? Не заболела часом?
— Нет, не заболела.
— Тогда вставай, Муську надо по укромным местам поискать. Сукотная она. Вчера вечером налила ей суп, она его не съела, видно где-то окотилась. Поищи, да скажешь где, пока котята мокрые, я их в ведре притоплю.
Валентинка выбежала на улицу. Летнее солнце своими яркими лучами ударило в лицо, да так сильно, что пришлось зажмуриться.
— Ну, чё щуришься, беги ко мне под навес — позвал дедушка.
Он вязал берёзовые веники в баню. Перед ним в ящике катушка со шнуром стоит, конец шнура через бревно перекинут, что под крышей бани. Вот дедушка, наступит на катушку, натянет шнур, сделает на конце его петлю-удавку и затянет на пучке веток.
А потом, то натягивает шнур, то немного отпускает, да поворачивает пучок, шнур ровными рядами на голые ветки и ложится. Намотает сколько нужно, петлёй пруточки затянет и обрежет шнур, а конец запрячет под ряды. Вот и готов веник, бери, да парься. Веник никогда не растреплется, как им ни хлещись.
— Будешь мне помогать, веники вязать? Париться то, любишь!-- спросил дедушка.
— Мне Мусю найти надо, у неё котятки наверно появились.
— Ну, ищи, коли надо. Вот под баней глянь. Да о крапиву не ожгись, осторожней— предупредил дед.
Валентинка побежала к бане, но не успела она заглянуть под неё, как на чердаке, где дедушка свешивает берёзовые веники, поднялся страшный кошачий крик. Муся прогоняла соседского кота. Она так драла его своими когтями, что на Валентинку посыпалась кошачья шерсть.
Лениво дремавший, в тени собственной будки, лохматый чёрный пёс, Барсик, мгновенно вскочил на ноги и натягивая цепь до предела,
принялся озлобленно лаять. Не разбирая ступенек, кот кубарем свалился с лестницы и, кинулся удирать прочь. Валентинка заметила в его пасти маленького котёнка.
— Батя, батя, он котёнка украл у Муськи, догони его!
— Да где ж я догоню его, он уже где-нибудь на болоте в кустах с ним сидит. Разве там найдёшь? — ответил Николай и прикрикнул на разъярившегося пса
— Цыц! Пшёл на место!
Пёс, гремя цепью, забежал за будку, но продолжал подтявкивать, потом успокоился и улёгся на прежнее место.
Валентинка сама побежала вслед за котом, чтобы отобрать котёнка. Забежав за угол стайки, она увидела, как кот с хрустом поедал Муськиного детёныша. Девочку охватил ужас, она понимала, что котёнка уже не спасти, но всё же подхватила с земли камень и кинулась на кота. Кот метнулся в кусты и был таков. Бросив вслед ему камень, девочка отчаянно разрыдалась. К ней подбежала бабушка
— Ну чего нюни-то распустила. Он что, дитя человеческого уволок? Я бы всё равно их утопила. Зачем они? Всех не прокормишь. Их если оставлять, так тут столько наплодится, что и нам места не будет. Вот одного тебе на забаву оставлю и хватит. Кошек-то у всех своих полно, этого отдать некому будет. Пошли, выберешь, какой по нраву.
Она взяла корзину, застелила её лоскутом ткани и подошла к внучке.
Валентинка не прекращала плакать и, кажется, совсем не слышала, что говорит ей бабушка.
— Он же кот и он ел котёнка. Муськиного ребёночка ел — рыдая, говорила девочка.
— Ну, успокойся. Кошки хоть и домашние животные, а всё равно звери. А у зверей свои законы, они хоть кого съедят, если захотят кушать. Чего тут реветь? Нашла о чём реветь. Давай лучше заберём Муську с котёнком с чердака, пошли -- Пелагея пошла к лестнице.
Они поднялись на чердак бани. Валентинка перестала плакать, но ещё всхлипывала.
— Ну, какого из двух облюбовала?— спросила бабушка, обнаружив кошачье гнездо.
— Обоих. Они разные и оба красивые. Я обоих облюбовала — всхлипывая, отвечала внучка.
— Какая в них красота? Мокрые, да слепые. Ну ладно, может кому и навялим потом. Ладно, пусть остаются.
Она поставила корзинку и положила в неё котят, а Муська сама запрыгнула к котятам.
Продолжение
http://proza.ru/2023/01/26/1088