Дежурный пропустил парней к лейтенанту Лазареву без всякой волокиты, который сейчас находился в кабинете следователя. Следователь - Серебряков Александр Андреевич уже был в курсе происходящего и даже, согласно заявления Ильиной, провёл допрос Яблокова. Паше с Ромой предложили присесть на диван, а Валерий сел рядом со столом следователя. Парни подробно рассказали о письме, которое вначале нашли в блиндаже, а потом у Валерки. Ну и озвучили свою версию о том, что их бывший друг из-за этого письма, хотел от них избавиться. Паша отдал следователю письмо и хозяйственную сумку со всем её содержимым: газовым баллоном, женской сумкой, детским рюкзаком и мобильником.
– Наверное, Валерка задумал всё это утопить, чтобы избавиться от улик, – взволнованно проговорил Паша. – А ещё мы думаем, что это Валерка похитил Ильиных, а Константин Петрович тут не причём. И не забывайте, если Константин Петрович был в моей машине, то его обувь должна пахнуть мазутом. Валерка же говорил, что он только до лесочка довёз Ильиных, а отец уже потом спрятал их. После чего он забрал машину уже без пассажиров и отогнал её к Ромке. Действительно, я видел следы своей машины у блиндажа. И если, как говорит Валерка, в машине был его отец и именно он спрятал Ильиных, то обувь Константина Петровича должна быть испачкана в мазуте. И поэтому его обувь необходимо проверить. Наказан должен быть виновный!
– Ну, что же, сыщики, вы просто молодцы. Правда, Константина Петровича я сегодня допросил, но чувствую, что без него сейчас будет не разрулить сложившуюся ситуацию.
Следователь позвонил, чтобы привели Яблокова, а Павел обратился к Лазареву:
– Максим, я ещё хотел сказать, что у нас в посёлке подожгли дом Никифора. И это был именно поджог, потому что самого Никифора закрыли в подвале дома. Кто это сделал, пока неизвестно, но это только пока.
После этих слов Паша многозначительно посмотрел на Валерку, и тот не выдержав его взгляда, крикнул:
– Чего ты так смотришь на меня, недоумок! Ты что меня поймал на поджоге? Поймал, да? Тебя послушать, так я просто монстр. Никифора поджог, вас хотел взорвать, Ильиных убить. А что я ещё хотел сделать?
Разгневанный парень не знал как вести себя и что ещё сказать. Но его желание продолжить нападки на Павла, остановил следователь:
– Веди себя прилично, Яблоков. А насчёт поджога мы ещё поговорим.
В это время в кабинет ввели Константина Петровича. Увидев перед собой ребят и в их числе сына, он очень удивился, но сердце его почувствовало неладное. Максим предложил ему присесть и сказал:
– Вот, Константин Петрович, всё и разрешилось. Паша с Ромой нашли письмо, из-за которого и начался весь этот сыр-бор и были похищены Ильины. Это письмо действительно из Швеции и в нём говорится о наследстве. Но за время вашего пребывания здесь, Валерий отличился. Он запер своих друзей в блиндаже и, возможно, намеревался их убить. Газовый баллон, который нам отдали пацаны, он говорил, что нёс после заправки домой. Ну а ребят, которых закрыл в блиндаже, хотел выпустить.
«У меня всего один газовый баллон, – с удивлением подумал Яблоков, – и он был полный. Газ же у нас центральный. Неужели Валерка и вправду хотел убить своих друзей?»
– Никого я не хотел взрывать! – вдруг крикнул Валера, глядя отцу в глаза. – Это наговоры! А то, что я их закрыл, так пусть не суют свой нос, куда не следует.
– Значит, что ты оглушил Ромку и меня – это тоже наговоры? – спросил Пашка. – А Ромку так вообще связал и рот скотчем заклеил – это тоже наговоры? Уж влип по самое некуда, так имей смелость сознаться.
Валерка зло сверкал глазами: то на Пашку, то на Ромку. Ему хотелось вырваться из этого кабинета и бежать, куда глядят глаза, но это было невозможно.
– Но за пацанские разборки не сажают и не привлекают, – вполголоса проговорил Валерий.
Но после сказанного, он сразу как-то съёжился, словно прячась от невидимого удара, и в этот момент на него было противно смотреть.
– Ладно, парни, ступайте домой, а мы уж тут сами разберёмся, – сказал следователь. – И спасибо вам за помощь.
Друзья хотели уже уйти, но Паша вдруг обратился к Максиму:
– Максим, совсем забыл сказать, что когда увозили Никифора в больницу, он сказал врачу, что видел того кто его поджог…
– Никого он не видел, – перебив Павла, крикнул Валерий и тут же осёкся.
В кабинете наступило молчание, и только Максим заметил улыбающиеся Пашины глаза. Он понял, что Никифор ничего никому не говорил, но был благодарен парню за его хитрость.
Ну а Паша, не обращая внимания на Валеркины выкрики, продолжил:
– Константин Петрович, не стоит Валерка вашей жертвенности. Вы его хотите выгородить, а он не только вас подставил и оклеветал, он и меня подставил, как лоха. Вы что же думаете, он зря воспользовался моей машиной для похищения Ильиных? Нет. И вот что получается: во-первых, Ильины были в моей машине; во-вторых, выпавший Борин брелок он прекрасно заметил и специально не убрал его; в-третьих, как «друг», он внушил мне мысль отомстить за отца и подержать Игоря в подвале. Интересно, чтобы он потом посоветовал с ним сделать? В блиндаж же, из всего посёлка, ходили только мы втроём. Так вот и получается, что он ловко подставил меня во всём. А я всё думал – почему он так быстро перевёл стрелки на отца? Да потому, что при мне он не посмел бы меня оболгать. Я ведь не отец и молчать бы не стал. И вы не молчите, а расскажите всю правду. И пусть ваш сын говорит, что никого не поджигал, а я ещё раз скажу, что это он поджог соседа и нас хотел убить. И пусть он говорит что угодно, но я точно знаю, что прав. И ваша обувь не испачкана в мазуте. Об этом вы должны помнить, так как это доказательство вашей невиновности. И на Ромку вы не нападали, потому что от нападавшего пахло мазутом. Так сам Ромка сказал.
Следователь вопросительно посмотрел на Максима, а тот задумчиво проговорил:
– Да, как я и говорил, запах мазута я чувствовал и не один раз. Первый раз – в Пашиной машине, а второй раз – в доме Яблоковых. Тогда хозяин дома сказал, что сын наступил в мазут. Но я думаю, что экспертиза и не нужна. Яблоковы сами нам всё расскажут.
Следователь задумался и сказал:
– Паша, ты молодец. Да и выводы правильные сделал. Ну а в остальном, мы сами разберёмся. Теперь можете спокойно ступать домой.
Павлу совсем не хотелось уходить. Его просто распирало желание вывести Валерку на чистую воду, но их попросили уйти. Попрощавшись, парни покинули кабинет, а Валерка злобно посмотрел им вслед.
«Жаль, не успел я вас поджарить, а зря. Выходит, я и сам лох, – думал Валерка, скрепя зубами. – Надо было всё продумать, а я поспешил. И всё это из-за наследства я потерял рассудительность».
– Вот видите, Александр Андреевич, эти парни, можно сказать, готовые сыщики, – радостно проговорил Максим.
– Да, молодцы. Ну а сейчас проведём перекрёстный допрос. Лейтенант, вы будете вести протокол, а я задавайте вопросы. Вам эта вся история известна лучше, так что вы мне поможете.
Следователь внимательно посмотрел на Яблоковых и сказал:
– Сейчас с моей стороны не будет выдвинуто никаких обвинений против вас. Вы должны сами рассказать всё правдиво о своих поступках, дополняя друг друга. Константин Петрович, ответьте, что побудило вас так поступить с Ильиными. Я имею в виду мать с ребёнком. Вы уже на допросе признались в содеянном, но я хочу всё же услышать мотив вашего преступления.
Яблоков, который был уже сегодня на допросе и действительно взял вину на себя, не знал что говорить. Максим, понимая его состояние, решил помочь ему:
– Константин Петрович, говорите правду. Ведь это самое лёгкое и простое, в чём никогда не ошибёшься. И помните об обуви, которую мы всё же возьмём на экспертизу. И то, что вы не нападали на Романа, мы уже знаем. Ваш водитель сказал, что, когда везли Ильина в больницу, то вы не покидали машину скорой. И сами оформляли его в приёмном покое. Поймите, что не надо выгораживать преступника – это всё напрасно…
– Не надо никакого перекрёстного допроса, – вдруг перебил лейтенанта Валерий. – Я сам всё расскажу.
Очевидно, поняв всю безвыходность своего положения, он решил, что чистосердечное признание ему зачтётся.
– Только прошу – пусть отец уйдёт. Правда, можете при мне спросить о его встречах с Игорем. Это единственное на что он может вам ответить из всего того, что произошло.
Максим посмотрел на следователя и тот, незаметно в знак согласия, кивнул головой.
– Хорошо, Валерий. Пусть будет так.
«Неужели в этом парне проснулась совесть? Вообще-то навряд ли. Пойти на похищения людей, напасть на своих товарищей – это уже преступление. Да и поджог, по всему видимо, его рук дело. Но почему он просит огородить отца от перекрёстного допроса – это ещё вопрос. Что-то тут не то. Но всё равно сейчас всё выяснится», – подумал Максим, а вслух сказал:
– Это хорошо, что ты сам хочешь во всём сознаться, и это тебе зачтётся. Только мы не будем сейчас допрашивать Константина Петровича, а вопрос по поводу его встреч с Ильиным, мы зададим ему чуть позже.
– Ну, почему же. Можно и сейчас, – взволнованно проговорил Валерий.
«Так вот где кошка зарыта! Ты не знаешь, каким будет ответ отца. А тебе только и надо знать, что он расскажет об их встречах. И зачем он всё же встречался с Игорем, тебе очень хочется знать», – подумал Максим и улыбнулся своим мыслям. Следователь, словно читая мысли Максима сказал:
– Ну, нам это виднее: кого и когда спрашивать, и о чём.
Конвойный увёл Яблокова, а Валерий остался сидеть, покусывая губы. Парень всё же решился сказать правду без всяких наводящих вопросов.
– Ведь моя помощь следствию будет смягчающим обстоятельством на суде? – спросил он, глядя себе под ноги.
– Да не тяни ты резину, – вдруг взорвался следователь. – Всё тебе будет! Вот как ты сейчас мямлишь, и тянешь время, так и судья будет думать смягчить тебе наказание или нет. Понял?
– Хорошо, хорошо, только не надо нервничать... Всё началось с письма. Вернее с того, как я его увидел. Я знал, что у отца есть в городе племянница, но он с ней не общался и даже никогда не видел её. Я часто говорил ему, что плохо не общаться с родственниками, но он только отмалчивался. Однажды я услышал, как отец по телефону договаривается с Игорем о встрече в ресторане. Мне стало интересно посмотреть на этого Игоря, тем более я знал, что из-за его халатности Пашкиному отцу отрезали ногу. Я проследил за отцом и видел, в каком ресторане он встретился с Ильиным. Я дождался, когда они выйдут из ресторана, и пошёл следом за Игорем, чтобы потом Пашке сказать его адрес. Ведь ему очень хотелось набить рожу этому костолому. Так вот. Игорь настолько был пьян, что упал в подъезде своего дома и дипломат его раскрылся, а из него выпало письмо. Конечно, он этого не заметил, а я подобрал его. Но, когда я прочёл письмо, то волосы мои встали дыбом. В нём писалось о наследстве, которое оставил этот самый дядя из Швеции моему отцу и его сестре. И там писалось, что в случае их смерти до открытия или после открытия наследства, или отказа принять его, наследство завещается их детям в равных долях. Вот здесь мне крышу и снесло. Ведь сестра отца умерла, а отец точняк от наследства не отказался бы. Я уже и днём, и ночью думал, как избавиться от наследников, чтобы всё досталось мне одному. Вот так я всё и замутил: отца решил подставить, а Ларису с малым убить… А отец, конечно, ничего не знал. Он даже и письма этого не видел.
– А как же насчёт того, что отец тебя усыпил и столкнул в воду, чтобы ты утонул, – возмутился Максим. – Или это не так?
– Да никто меня не усыплял и никуда не сталкивал. Я сам прыгнул в воду, когда увидел Никифора, да неудачно. А он думал, что спас меня. А то, что я поцарапался в воде о ветки, так это даже было к лучшему.
– Да, я ещё тогда подумал, что поведение твоё какое-то неестественное – наигранное, но прогнал эту мысль от себя, а зря. Так выходит, и Ромка всё же твоя работа?
– Да, моя. И на работу Лариске я звонил, а потом хотел от неё и Борьки избавиться… И теперь даже к лучшем, что они живы… Ромка мне рассказал о пацане, и показал записку, а я сразу догадался, кто это. Ну, думаю, подфартило. Всё само собой так и сложилось.
– Ну а от своих друзей, почему хотел избавиться? – спросил следователь. – Ведь они не являются наследниками.
– Да не надо совать свой нос в чужой вопрос. Этот Пашка, когда увидел письмо в блиндаже, то обо всём догадался. Да и Ромка просёк, что я балуюсь наркотой. Но избавляться от них я не собирался. Зачем мне это?
– Хорошо, пусть будет, что не хотел, но чем тебе старый Никифор помешал? – спросил Максим.
Валерка потупил взор и ничего не ответил. Он сжал губы, готовый теперь уж молчать до конца допроса.
– Узнал, что он твой настоящий отец и испугался, что от тебя уплывёт наследство? – неожиданно спросил Максим.
От этих слов парень вздрогнул и вдруг заплакал.
– Какая же я всё-таки сволочь! – сквозь слёзы проговорил он. – Он меня спас. Во всяком случае, он так думал. На руках принёс в дом и ухаживал за мной, а я так поступил с ним… А откуда вы знаете, что он мой отец?
– Да мы с Леонидом Петровичем сразу поняли это, когда он спросил о твоём дне рождении, а потом, чтобы не выдать себя, закашлялся. Но по его поведению было всё видно, как на ладони.
– Конечно, когда он мне открылся, то у меня чуть земля из-под ног не ушла. Перед глазами встала картина, что нотариус говорит мне: «А вы, юноша, никакой не наследник!» Хорошо, что Пашка спас Никифора.
Валера устало посмотрел на оперов и, сказав, что отец ни в чём не виноват, попросился в камеру.
Ему дали расписаться в протоколе, и повели в камеру. Валерий шёл по коридору, держа руки за спиной. Увидев идущего навстречу отца, он опустил голову и прошептал:
– Прости, отец. Я во всём признался.
Яблоков с горечью в глазах, посмотрел на него, но ничего не ответив, прошёл мимо…
– Вот, Константин Петрович, всё и выяснилось, – сказал следователь. – Получается, что вы не виноваты: ни в похищении, ни в желании убить Ильина. Но, есть и ваша вина в том, что вы хотели разрушить семью Ильиных. Правда, за это не сажают. Так всё же скажите, зачем вы вину сына взяли на себя?
– Вот потому, что сын… Действительно, я плохо относился к нему. Да и мать его умерла фактически из-за меня. Я не помог ей вовремя, хотя мог. Просто после очередной ссоры ушёл из дома, не обратив внимания на её плохое самочувствие. Я чувствовал перед Валерой свою вину, а он просто возненавидел меня. Ведь когда вы появились в больнице, то я подумал, что пришли по его душу, прикрываясь поисками Романа. Но потом всё понял, и молчал… Ну а с Игорем я встречался два раза. В первый раз просто хотел с ним познакомиться, а во второй, чтобы предостеречь от Павла. Я хотел поговорить с ним как врач с врачом, но потом пожалел о нашем разговоре. Честно говоря, Игорь врач никудышный. Он людей сравнивает с автомобилем: сердце – мотор, ноги – тормоза, глаза – фары, вены – шланги, а кровь – топливо. Конечно, он высказался о таком отношении к больным, потому что здорово опьянел. Но даже в пьяном состоянии, такое сравнение недопустимо врачу. И я не удивляюсь тому, что он просмотрел отца Павла и допустил гангрену. Но о своих выводах, я Павлу не говорил. По поводу же племянницы, я хотел, чтобы она приревновала мужа. Вообще, такие женщины, как её мать и она, должны жить без семьи.
– Ну, это как кому. Вот моему другу Лара даже очень нравится… Так значит, второй раз вы встретились с Ильным только для того, чтобы предостеречь его от Павла? – спросил Максим, загадочно улыбаясь.
– Да нет, не только для этого. Я узнал, что Даша беременная. Ведь, так как я врач, а наши поселковые беременные женщины ходят на консультацию в больницу, мне не трудно было об этом узнать. Вот я и встретился с Игорем, чтобы поговорить о Даше. Но мы сейчас говорим не о ней, а о похищении Ильиных, так не будем перемалывать «кости» другим... Что же касается письма, то я действительно ничего о нём не знал. Видно Валерка взял его у Игоря во время нашей второй встречи.
По всему было видно, что Яблоков говорит правду. Конечно, он не был кристально хорошим человеком, но в данной ситуации вины его не наблюдалось.
«Ну, ничего криминального во встрече Яблокова с Ильиным нет, – подумал следователь. – Тогда что же так заинтересовало Валерия в этой встречи? Скорее всего, он хотел узнать – сказал ли Игорь отцу о письме, или нет. Но сейчас это никакого значения не имеет».
Следователь сделал несколько записей в деле по похищению Ильиных и сказал:
– Константин Петрович, вы свободны, но по первому вызову, обязательно должны будете явиться.
Яблоков с понурым лицом покидал отделение. Он не стал расспрашивать Максима о Никифоре, и был благодарен следователю, что тот умолчал о нём. Яблоков и раньше догадывался, что Валера сын Никифора, только имени его никогда не произносил,
даже во время ссоры с женой. С больной головой и с сердечной болью, он вышел из отдела полиции.
Максим в это время смотрел в окно и сказал следователю:
– Смотри, Александр, эти парни, как чувствовали, что ты выпустишь Яблокова. Ждали его около отделения.
Следователь подошёл к Максиму. Они наблюдали, как Константин Петрович сел в машину, и она выехала со двора.
– Да, пацаны здорово разоблачили своего друга. Хорошо, что им это удалось. А то бывает с таким другом - хамелеоном бок о бок всю жизнь дружишь, а потом удивляешься – откуда на тебя всякая гадость стекает… – с грустью сказал следователь и пошёл к начальству.
Максим в это время позвонил отцу и рассказал последние новости, касающиеся Ильиных и остальных участников этого дела.
– Да, сын, тут мы с тобой сыграли второстепенную роль, а главные роли достались Пашке с Ромкой. Поневоле они стали сыщиками. Конечно, Пашка молодец! Может следует походатайствовать за него? Послать учиться, да и пускай работает в органах. Как ты думаешь?
Максим улыбнулся и попрощался с отцом. Конечно, отец не видел его улыбки, но почувствовал, что сын с ним согласен.
Максим же, отключив телефон, стал прокручивать в голове весь вчерашний день. У него ещё в доме Никифора возникло предположение, что Валера в своих рассказах, не честен с ними. Но Константин Петрович решив взять на себя его вину, всё испортил. И если бы Яблоков не играл в благородство, то не было бы поджога дома Никифора, и не было бы желания у его сына, так жестоко расправиться с друзьями. Суровые морщинки появились на лбу у Максима от этих воспоминаний. Но воспоминания о Пашке с Ромкой, заставили его улыбнуться.
Окончание