После войны все жили тягомотно – в тесноте, в бедноте и на нервах. И только у них жизнь текла по-иному. Если матушка была холериком, то отец был флегматиком – негде разгуляться стихии. Разве что дети. Вечно под ногами – ляпнут, уронят, прольют, разобьют. И тогда возникал солдатский ремень.
Матвей не понимал, да и ему не внушали за что, просто лупили. Метод традиционный, педагогика в то время считалась мещанством. И однажды, когда дома были все, а Матвея поставили в позу, его вдруг осенило.
Орал он как обычно, но поглядывал на всех и не понимал, почему никто его не защищает. Он же маленький, ему больно! Старший брат смотрел молча, бубнил только отец. – Ну хватит, мать, сколько можно. – Это был момент озарения, маленький человек делать стал выводы.
И лишь одно в памяти оставалось светлым пятном… Когда брат садился за уроки, Матвей пристраивался рядом, срисовывал буковки, запоминал их, складывал в слова. И вот, наконец, получилось! Без иезуитства написал то чем пацаны бравируют сквозь зубы. Оглядел своё творение и к матушке чтоб похвалила. Она у корыта стояла, стирала бельё. Прочла и сказала обыденно: – Слова эти плохие, в печке сожги.
Печка топилась. Матвей смотрел как горят плохие слова, как пепел улетает в печную трубу. Всё! Нет их! Тю-тю! Впечатлился и матерщину напрочь забыл. Навсегда!.. А ремень? Тот сопровождал его ещё долго, пока не повзрослел и не перехватил экзекуторскую руку. – Хватит! – Матушка поняла, её время закончилось… Только Матвей был уже казанской сиротой. Дом стал пространством, где он жил, шевелился, иногда спал.
С раскладушкой пристрастился он на двор. Там с компанией, под разговоры, анекдоты, на свежем воздухе и засыпал. А если ненастье, то в сарае раскладывал матрас, прям на дровах... Бывало, что ночевал на уличных скамейках и даже на теннисном столе. Случилось это обыденно. Проводил девчонку, а возвращаться автобуса нет. Поздно. Он зашёл в ближайший двор, а там теннисный стол... Спал по-дворянски, раскинув руки и ноги.
После школы стал работать, появились деньги, и он решил мир вживую пощупать. Пришёл на вокзал и соображать стал, куда ресурса хватит доехать. Рванул в тайгу, в геологоразведку. Палатки, лошади, ружья. И жизнь интересная – когда охота, когда рыбалка, когда нос к носу медведь. Это стало судьбой, и он не о чём не жалел.
А время шло до обидного быстро. Матёрым и слегка больным вернулся в родной город. Обзавёлся жильём, возвращаться стал к памятной жизни. Матушка в одиночестве, слава Богу жива, и он, конечно же, ей помогал. Общались по телефону, накоротко, без сантиментов. – Ты как? – Я ничо. – А ты? – И я ничо.
И вдруг звонят из собеса. Мать сломала тазобедренную кость, предлагали определить её в дом престарелых. Матвей возмутился. – Ишь чо удумали? А я на чо?! – И быстренько стал собираться.