Возможно киносценарий.
Начиналась суббота.
Слава Богу, что в его окно не заглядывает солнце, и без него сейчас тошно. Писатель зашевелился, пора вставать, сначала прищурился, следом открыл глаза: хорошо, что дома. Надо встать сразу, не валяться, иначе сосед будет поедом есть весь день. Всю неделю молчать, копить и вываливать за раз, что за характер!
Писатель прислушался: у соседа за стенкой было тихо, видимо Физик уже в ванной. Максимально бодро встал с дивана («Хотя для кого эта бодрость? Показушник!»), скинул с себя вчерашнюю одежду, подумал и майку тоже снял. Стоять в одних трусах было прохладно, несмотря на летнюю жару. Похмелье - оно такое. Порылся в груде грязного белья около дивана, нашёл халат. Надевая халат, вспомнил первую жену Марту, сглотнув, поборол образовавшийся в горле ком: она стащила этот балахон из отеля во время их первой, и единственной, поездки к морю. По приезде из отпуска, буквально через пару недель, она умерла.
Писатель напустил на себя надменный вид, свойственный соседу, открыл дверь и горделиво шагнул в коридор. Тут же наступил босой ногой на свои туфли. «О, я их перед дверью снял? Всё, сосед весь мозг выест!»
Закинул потоптанные туфли в комнату, по звуку льющейся воды удостоверился, что сосед в ванной, выдохнул, ссутулился и зашаркал на кухню, выпендриваться пока было не перед кем.
Завернул в кухню и увидел: на столе у стены лежал аккуратный свёрток, в свёртке находился спящий ребёнок. Ребёнок сопел.
- Бл&ть, это чего?!
Писатель присел на ближайший табурет. Ребёнок! Но, простите, чей и откуда?
В ванной перестал шуметь душ, сейчас сосед подойдёт и всё разложит по полочкам. Писатель из-под крана налил стакан воды, выпил, налил ещё.
К кухне подошёл Физик, уже в сорочке кремового цвета, отутюженных костюмных брюках и домашних туфлях, увидел стоящего Писателя.
- Доброе утро. Хочу напомнить вам, многоуважаемый сосед («Господи, что за тон! И зачем так громко?!»), что мы вынуждены вести общий, в некоторых частях, быт коммунальной квартиры. Хорошо, что не полностью общий. Поэтому, впредь…
Физик осёкся.
- Это что такое?!
- Ребёнок.
- Простите за риторический вопрос. Сформулирую точнее: зачем вы принесли ребёнка?
- Я?!?! Вы… Физик, я его увидел двадцать секунд назад!
Физик по искреннему возмущению Писателя понял, что тот в этом событии ни при чём.
- Хочу надеяться, что чья-то глупая шутка скоро закончится и наш ужин не пострадает.
- Физик, как вы можете думать об ужине? С этим, с этим чего делать?
Физик зашёл в кухню, подошёл к ребёнку, заглянул в куколь, легонько дотронулся до голубой атласной ленты.
- Звоним в полицию.
- О, научно-техническая интеллигенция растерялась… Вы же сами секунду назад говорили про ужин! А с полицией, мы даже к завтраку в понедельник опоздаем!
- Это да. Приятно, что вы не совсем допились, можете мыслить. А я растерялся, это вы правы.
- Физик, а чего там за листочек? Вон, на полу.
Физик нагнулся, поднял листок.
- Это наша квитанция за электроэнергию.
Повернул её, и прочитал: «Это твой сын!!! Его зовут ИСА»
Писатель присел.
- Опа-на! Приплыли. И как же вы, соседушка, умудрились в сорок восемь лет папашей стать?
Физик вздрогнул.
- Я?! Я так понял, что записка обращена к вам.
- Нееет… Хехехэ… Это не ко мне. Я точно могу сказать, что никак не могу быть отцом ребёнка, младше…трёх лет.
Писатель горделиво встал, поставил стакан в раковину, вложил руки в карманы и подошёл к соседу.
- А вот вас, Физик, я частенько вижу в окружении милых, а иногда и совершено прелестных молодых женщин.
- Это коллеги, педагоги. И ваши наглые инсинуации попрошу не высказывать. Я так же, как и вы, могу удостоверить честным словом, что моему возможному ребёнку не может быть менее … пяти лет.
Соседи с вызовом смотрели друг на друга. Каждый думал: «Ребёнок не мой, это точно. А вот чего этот отказывается? Родил и родил, сейчас это модно – папа в возрасте».
Молчаливую дуэль взглядов прервал свёрток, оттуда резко, сразу максимально громко, раздался рёв. Соседи перевели взгляд на ребёнка. Писатель не выдержал первым:
- Он явно хочет жрать! Удивительно, что он ещё раньше не заорал!
- Неизвестно когда его кормили в последний раз. Возможно и недавно.
- А, хватит рассуждать, Физик, это не ваша теория квантовой гравитации!
- Теория квантовой гравитации не моя, её начали разрабатывать задолго до того, как я начал изучать физику, я же присоединился…
- Вы, бл&ть, чего? Ребёнок плачет! Ему надо молока купить!
- Ребёнок человеческий и, следовательно, из класса млекопитающих, но не телёнок. Лучше всего приобрести детское питание. Хм… а если данный ребёнок аллергик? Значит, покупаем гипоаллергенное детское питание на основе рапсового, соевого или другого растительного масла.
- Ну, вы даёте! Физик, вы уже одеты, скорей в магазин! Я попытаюсь его успокоить!
Писатель взял на руки ребёнка, отрезав соседу возможность возразить. Физик и сам не хотел оставаться с громкой неожиданностью наедине, хотя и имел двадцатилетний опыт работы в школе. Там всё-таки дети постарше.
Быстро сунув ноги в светлые шлепанцы, («Наконец-то пригодились, первый раз за лето»), Физик, насколько позволял сидячий образ жизни сбегал в магазин. По возвращению его застала интересная картина: Писатель ходил пружинящей походкой из комнаты в комнату их коммунальной квартиры, держал на руках ребёнка, запелёнатого уже не в конверт, а в подозрительно знакомую вещь, и пел романс:
В час, когда ветер бушует неистовый,
С новою силою чувствую я,
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы как юность моя.
Увидев в прихожей посыльного, Писатель пропел на мотив романса:
- Если ему петь, то он не плачет.
Компания снова собралась в полном составе на кухне.
- Физик, диспозиция на рейде такова: я вскипятил чайник. Это раз. Два: я помыл ребёнка, и он оказался мальчиком! И три: мне пришлось позаимствовать у вас пижамные брюки. Честно: я был вынужден! У меня самого нет чистого ничего! В оправдание скажу: ваш пацан до сих пор сухой! И водичку я ему давал. С ложечки.
Физик явно заметил «ваш пацан», но решил начать разговор с того, что обдумал во время похода в магазин.
- Ситуация для нас обоих необычная, стрессовая, но я убедительно прошу вас, отказаться от использования обсценной лексики в присутствии меня, и тем более, ребёнка!
Писатель был в высшей степени смущён. Физик продолжал:
- Ещё раз, прошу: приходя в любом состоянии домой, закрывайте, пожалуйста, входную дверь на запор.
- Да, я сообразил уже. Робяты – извиняйте!
- И, кстати, о научно-технической интеллигенции. Странно такое слышать от инженера человеческих душ.
Писатель побагровел:
- Повторяете всякую глупость за людоедом!..
Физик продолжал:
- То, что нам подкинули именно мальчика, было ясно из записки и цвета ленты над одеялом. То, что вы провели гигиенические процедуры – замечательно и требует похвалы. Если вы помоетесь сами, пока я буду кормить ребёнка, то это внесёт струю свежего воздуха в наши отношения. А для пеленания могли бы взять наволочку. Хотя фланель более комфортна для малыша, чем лён.
- У вас льняное постельное бельё?
- Естественно.
Писатель закатил глаза, и передразнил Физика про себя: «Иссесвено».
За разговором Физик успел сполоснуть кипятком новою бутылочку, купленную вместе с питанием, и приготовил смесь, постоянно сверяясь с инструкцией на коробке.
- Интересный анекдотец произошёл со мной в магазине, который в доме напротив. Продавщица - знаете её? - полненькая азиаточка, симпатичная девушка, назвала меня молодым дедушкой и поздравила. Как вам такое, Писатель?
Писатель аккуратно водрузил мальчика на стол.
- Дедушка и дедушка, все получим по заслугам, и вы больше всех. Я в душ.
Физик подложил пару варежек-прихваток под голову ребёнка, аккуратно придерживал бутылочку. Мальчик ел, как не в себя: жадно глотал, чмокал, рвал соску, сопел. Физик жалостливо смотрел на ребёнка и думал: «Иса. Странное имя. Должно быть, мусульманское. Но я никогда не видел рядом с Писателем восточных женщин».
Ребёнок доел, но продолжал беспокоиться. Физик, припомнив слова Писателя, решил спеть. Ворошил в памяти детский репертуар, вспомнил Шаинского и начал:
Белые кораблики,
белые кораблики
По небу плывут.
Белые кораблики,
белые кораблики
Дождики везут.
Напевая, услышал, что Писатель выходит из душа.
- Слушайте, Физик, а он ведь не наелся. Готовьте ещё порцию.
- На упаковке написано, что в его возрасте, а я думаю, что ему…
Писатель бесцеремонно перебил соседа:
- Пацан голодный. Готовьте ещё бутылочку!!!
Взял мальчика на руки, («Дядя сейчас приготовит вкусную кашку»), вышел в коридор и запел марш.
Вспоили вы нас и вскормили,
Отчизны родные поля,
И мы беззаветно любили
Тебя, Святой Руси земля.
Физик подчинился требованию соседа и быстро, уже на опыте, приготовил ещё еды для Исы.
- Мальчики, всё готово!
Под окончание марша пара вмаршировала в кухню.
- К трапезе готовы. К трапезе приступить!
Теперь кормление проходило по-человечески: Писатель держал Ису на руках.
- Слушайте, Физик, по-соседски, сделайте кофейку, пожалуйста.
- Может вам лучше принять витамины С и В6, обильное питьё и…
- Физик, умоляю!
- Пусть будет по-вашему.
Физик взял джезву, к слову сказать, номинально принадлежащую Писателю. По очень давней договорённости это была одна из очень немногих вещей предложенных Писателем для общего быта, как например, зонт. Сам Писатель никогда не пользовался зонтом: «Следующий шаг, что, калоши?».
Сварив две порции кофе с кардамоном и корицей, Физик поставил чашечку перед всё ещё кормящим Писателем, мальчик ел уже степенно, и сам сел рядом.
- Знаете, Физик, я всё дошкольное детство был голодным… Пока меня не забрал дед, лет в девять. В первый вечер дед сварил картохи, открыл банку с огурцами, достал из кадушки рыжиков маринованных, капустку квашенную маслицем окропил, полбуханки хлеба нарезал, к чаю мёду достал… Обычная каждодневная деревенская еда, ничего особенного. Я ел и плакал, потому, что можно было съесть всё. Одному. А потом бы дали ещё, потому что еда была. Физик, я плакал за едой все зимние каникулы. И перестал плакать, когда дед сказал, чтобы я оставался у него жить. И больше я не плакал никогда, да и детство на тех каникулах закончилось. Плакать надо было часто, но всё, запасов слёз у меня не было. Даже когда хоронили Марту…
Физик отвернулся, подумал: «Прекрати…ты, сволочь, у меня украл Марту…я её любил…а ты припёрся, богема…ты же украл у меня жизнь!!!», и спокойно сказал:
- Не надо, Писатель, у нас ещё будет время для разговоров. Хотя я чрезвычайно удивлён тем обстоятельством, что вы деревенский…. Всё время думал, что вы городской пижон.
Раздалась трель дверного звонка. Иса недовольно завертелся. Соседи озадаченно переглянулись, к ним так давно никто не приходил, что они забыли, что у них есть дверной звонок.
- Видимо, приключению пришёл закономерный конец.
Физик встал, поправил сорочку, вышел в коридор и открыл дверь.
- Телеграмма вам, получите.
- Телеграмма? Но, простите, это точно мне?
- Тридцать четвёртая квартира?
- Да.
- Значит вам. Распишитесь. Года четыре не носил телеграммы. У вас, чего, телефона нету? До свидания.
Ошарашенный Физик вернулся на кухню. Писатель, с интересом спросил:
- Что пишут?
- «Скоро буду тчк Встречай тчк»
- Так понимаю, уважаемый сосед, что приключение в самом разгаре. Кого ждёте?
- Я в замешательстве. Никоим образом не грешу на свою память, но не могу вспомнить, кто ко мне может приехать. И где встречать? В аэропорту? На железнодорожном вокзале? А на каком? В речном порту? На автостанции?
Писатель положил сытого засыпающего Ису на стол.
- Слушайте, Физик, а какова возможность, по вашей теории вероятностей, что это ещё одна ошибка? И будут ли ещё подобные ошибки сегодня? Боюсь, что наш ритуал под угрозой срыва.
- О, теперь вы, Писатель, заговорили о ритуале? Как можно?
- Не ёрничайте, вам не идёт. Я ведь серьёзно: какова вероятность совпадения подобных непредвиденных событий?
- Исходя из своего преподавательского школьного эмпирического опыта, предложу следующее: давайте не обращать внимания ни на что. Приключение так приключение.
Писатель молчал, сбитый с толку неожиданным предложением соседа: тот никогда не позволял себе внелогического поведения.
- И всё же, Физик, если ни вы и не я, не встретим, хоть где-нибудь автора телеграммы, он прибудет к нам. И по всему становится ясно, что прибудет не вовремя.
Физик молча помыл чашки после кофе, сполоснул джезву, убрал всю посуду на полку и тихим голосом ответил:
- Давайте, Писатель, отнесём нашего гостя спать в нормальные условия. И займёмся ужином.
Писатель поднялся и вышел из кухни, подошёл к двери в комнату соседа.
- Ко мне?
- Физик, у меня антисанитария. Страшная антисанитария, я сам боюсь там заразиться.
- Это да. Иногда запахи из вашей пещеры напоминают запахи из стойла бонакона.
- Из чьего стойла?
- Странно, что писатель не знаком с бонаконом. Бонакон – мифическое животное, стреляющее по рыцарям своими фекалиями.
- Пользуетесь моментом, когда у меня ребёнок на руках? Я обижусь.
- Лучше – уберитесь.
Физик открыл дверь в свою комнату, Писатель медленно вошёл сюда во второй раз за день, хотя за всю предыдущую жизнь был здесь всего раз. Комната Физика была родом из дореволюционной России. Никелированная кровать, заправленная аккуратнейшим образом, тёмный буфет, круглый стол у окна, на столе - лампа со стеклянным зелёным абажуром, две тёмные узкие резные книжные стойки. У одной стойки – одинокий стул. Сразу около двери небольшой платяной шкаф. Инородным телом в комнате был ноутбук, лежащий на полке в одной книжной стойке: его серебристое тело диссонировало со всеми деталями интерьера. Писатель обратил внимание, что буфет был абсолютно пустой, в его застеклённой части ничего не было, за исключением фотографии в резной рамке. Кто изображён на фотографии было не разглядеть. Аккуратно положив младенца на кровать, Писатель начал высвобождать из-под него руки. Уснувший было Иса заворочался, зачмокал губами.
На заре ты её не буди,
На заре она сладко так спит!
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.
Писатель решил испытанным способом успокоить мальчика. Но романс не возымел действия, малыш продолжал хныкать. Чтобы ребёнок окончательно не проснулся, Писатель снова взял его на руки.
- Давайте, Физик, продолжим втроём. Если он разойдется, мало не покажется.
Вышли, но прошли не на кухню, а в комнату, где в последний раз был совместный субботний ужин.
- Итак, чтобы не нарушать традиции совместного общежития, приступим к обсуждению меню.
Давным-давно, когда их коммунальную квартиру только начали расселять, а этот тягуче-длительный процесс растянулся уже более чем на десяток лет, остававшиеся соседи придумали еженедельной ритуал: общий субботний ужин. Заранее они придумывали меню, совершали совместную закупку продуктов, вместе готовили, вместе мыли посуду после трапезы. За ужином обсуждали новости за неделю и высказывали претензии, которые накопились после последнего ужина. Прошло много ужинов, и теперь ритуал блюли оставшиеся в квартире вдвоём Писатель и Физик.
Соседи сидели в комнате с заложенным разного вида кирпичами окном, под висевшей на проводе стоваттной лампочкой, за большим овальным столом друг напротив друга. Писателю было очень смешно: он представил себе, как они выглядят со стороны: со слегка потускневшим лоском, представительного вида аккуратист Физик, с одной стороны, и он, всклокоченный, полнеющий, с недельной щетиной, в белом гостиничном халате не первой свежести с младенцем на руках, с другой. Картина «Когда брак дал трещину, и мать пришла за алиментами». Кто здэс атец?
- Чему вы улыбаетесь? Дело серьёзное, я не хочу, чтобы трапеза была испорчена окончательно. Плохое меню, плохой подбор продуктов, далее плохое приготовление, приведут к плохому разговору. А это значит, вся неделя загублена. А моя неделя мне очень дорога!
- Физик, всё будет тип-топ! Видимо, я обладаю даром предчувствия.
Писатель начал улыбаться ещё шире, видя недоумённый взгляд соседа.
- Вчера, перед тем, как войти в неожиданное пике («Ну-да, ну-да, «неожиданное». Ты не писатель, ты сказочник!»), я своевольничал. Заключалось оно в том, что я сам выбрал меню и сам заказал продукты для застолья. Но, видит Бог, всё пришлось кстати.
Физик молчал, ждал продолжения.
- Мой выбор зиждился на следующем: две недели у нас было мясо, сначала птица, затем баранина. К баранине у нас были сыры. Третья неделя подряд с мясом – не comme il faut. Тем паче, я готовился к лёгкому ужину, за всю неделю ничего не произошло (Физик кивал). И я выбрал рыбу. Главная рыба вечера - скумбрия. Скумбрия тушеная кусочками, с петрушкой, под лучком. Затем котлеты из трески и яиц. На гарнир – стручковая фасоль, слега отваренная, а затем две минуты на сковороде с оливковым маслом и зубчиком чеснока. На десерт – цитрусовый сорбет, груши и манго. Зелёный чай.
Писатель замолчал. Он действительно всю неделю обдумывал сегодняшнее меню, его список был практически безупречен. Но из-за утренних событий он не мог гарантировать согласие Физика. И если тот не согласится, его продуктовый заказ мог подвиснуть, и прощайте хорошие отношения с весёлыми продавцами рыбного отдела ближайшего рынка.
Физик заговорил:
- Я соглашусь на всё. Разве только манго вызывает у меня некоторые вопросы. Если бы вы с таким тщанием писали свои рассказы, как подбирали меню на сегодня, то при ваших способностях, ходить бы вам в королях…
Писатель закраснелся, сглотнул, чтобы не закашляться от такой похвалы - это было более чем неожиданно. Он легко покачивал Ису на руках и соображал, как высказать следующую мысль.
- Только… Простите, Физик, но я вчера всё пропил. Они назвали новый бар «Мельпомена», я не смог пройти мимо. В ближайшую среду получу гонорар в «Торговом Вестнике» и полностью покрою долг.
- Очень хочется надеяться, что сюрпризы останутся в сегодняшнем дне. Среда.
- Благодарю.
Писатель попытался сделать книксен, но запутался в поле халата и чуть не упал.
- Не ёрничайте, это вам уже не идёт.
Физик, довольный своим бумерангом, встал.
- Куда идти и к кому обращаться? Зная вашу натуру, вы наверняка уже сделали заказ.
- Рынок, рыбный отдел. Фархад и Николай. Всё у них, кроме сорбета. За ним надо будет зайти в кафе «Кулина». Знаете, около рынка, чуть за углом?
- Боже, что за названия? Мельпомена, Кулина…. Всех муз использовали, или Уранию всё-таки оставили в покое?..
Последние слова Физик произносил уже на лестничной площадке. Он не показал Писателю, но его план и меню чрезвычайно понравились ему. И не только понравились, но и успокоили. Ещё бы не было заминок на рынке и в кафе Физику хотелось всё сделать поскорее и вернуться домой, ему хотелось видеть младенца. Физик был застигнут врасплох утренним событием, и в то же время ему это очень нравилось, он начал ощущать себя всё ещё живым и нужным, чего давно не было.
Два квартала туда, знакомство с золотозубым Фархадом и татуированным Николаем, и два квартала обратно, пролетели мимо тополиным пухом. С пакетами еды и попытками найти ответ на вопрос «Почему это с нами случилось?» Физик взлетел на свой этаж. Аккуратно открыл дверь и, услышав мурлыканье соседа, («Всё ещё с нами!»), с предвкушением зашёл на кухню.
- У вас очень интересные знакомые. И полезные: предложили мне разнообразные растительные вещества для праздника. Я настоятельно вам рекомендую не тащить эту гадость в дом.
- Что, вы, соседушка! Я подобное, ни-ни, я вечный почитатель Бахуса! Ну-с, приступим? Я вот, что придумал, Физик: у нас огромный подоконник, сделаем на нём альков для нашего Исы? Как вам?
- Давайте.
Писатель говорил и указывал, что где взять, как положить, чем накрыть, чтобы было мягко, уютно и безопасно, а Физик безропотно всё выполнял: ему нравилось подчиняться в новом для него деле, которое было для него необычно.
Пристроив вновь чистого и запеленатого в новые пижамные брюки («А вы шмоточник, Физик!»), Ису в импровизированную люльку, мужчины начали священнодействовать. Ловко орудуя ножами, разделывали рыбу, чистили овощи, варили яйца, мыли фрукты и говорили. Разговор при готовке был одним из главных атрибутов их еженедельного ритуала.
- Скажите, Писатель, а как ваша мама отнеслась к тому, что вы стали жить у деда?
- Как? Да никак. Она сообразила, что меня нет дома недели через три. Припёрлась забирать, дед дал ей на водку, и она благополучно отвалила. Дед и научил меня готовить, наше с ним любимое чтение было «Книга о здоровой и вкусной пищи».
- Что за книга такая?
- Вы что?! Не знаете? Ну, как так, Физик, при ваших гастрономических знаниях, не читать такую книгу?..
- Хм, незнаком. Бабуля и мама пользовались «Подарком молодой хозяйки» Молоховец. Елена Ивановна хоть и знатный классовый мизантроп, но в кулинарии знала толк.
- Надо будет почитать.
- А как вы стали писателем, если читали с дедом о приготовлении вкусной и здоровой пищи?
- Что вы, Физик! Дед познакомил меня со всей литературой! И с Гомером, и с Толстым, и Чеховым, и Дюма, и Твеном!.. Он же был по образованию учителем русского языка и работал в моей школе. Ещё и завучем был. Кстати, он и не дед мне вовсе, совершенно чужой человек, просто приютил меня бедолажного, пожалел. А как я поступил на филфак университета, он мне гостинец передал для дочки своей, так я сюда к Марте и пришёл.
При упоминании имени любимой за сердце Физика дёрнули раскаленными щипцами. Но и мимолётная информация о пропавшем отце Марты очень заинтересовала Физика.
- Так, Писатель!.. Начните убираться. И давайте покормим нашего ангелочка. Слышите, он начинает просыпаться. Хорошо, что мы почти приготовили ужин, пока он спал.
Писатель быстренько приготовил еду для маленького гостя.
- Садитесь Физик, будете кормить, раз мне убираться.
Физик сел на табурет, Писатель аккуратно положил ему на руки Ису.
Иса, почуяв соску, жадно захватил её и начал чмокать.
- Слушайте, Физик, если бы Мадонна была мужчиной – вы были бы лучшей моделью для художников. Вы прекрасны в образе кормящего человека!
- Убирайтесь, Писатель…
Писатель начал прибирать на кухне и напевать:
А в ресторане, а в ресторане,
А там гитары, а там цыгане.
И что душа захочет – выбирай!
И где-то здесь начинается рай.
Но Физику очень понравилась аллегория: он - Мадонна. Никогда ещё он не кормил ребёнка из бутылочки, никогда не видел так близко легкоранимого прищура маленьких глазок, не слышал милого чмоканья. Он чувствовал запах ребёнка, он понимал, как беззащитен этот запах и ему льстило, что судьба именно ему, ну ещё и Писателю, дала возможность быть покровителем Исы.
- Папаша, папаша, ау… Вы, что уснули, Физик?
- Нет, замечтался. Я ведь впервые так близок с младенцем.
- Аа. Надо решить, где сервировать стол? В той же комнате, или?..
- Нет. Правило есть правило: ужин будет в новой комнате. Пойдёмте переносить стол.
Физик плавно поднялся, и троица пошла в комнаты.
- Так, а куда мне пристроить Ису?
- Давайте сделаем так: вы кладёте его на свою постель, быстро бежите ко мне, мы перетаскиваем стол и после этого возвращаемся к пацану. И даже если он начнёт кричать, вы всё равно идёте ко мне, Физик. Понятно? Не смотря на возможный плач – ко мне!
- Давайте поэкспериментируем…
Писатель остался у стола, Физик понёс Ису к себе в комнату. Опустился на колени, бережно положил мальчика на кровать. Тот спокойно поворочался, пару раз покряхтел, но плакать не стал. Не дыша, аккуратно, Физик не вставая с колен, сделал пару шагов от кровати, медленно встал и вышел.
- Я готов, Писатель. Начнём.
Соседи приподняли стол и вынесли его в коридор.
- А куда? – шёпотом спросил Физик. - Я забыл, какая комната у нас на очереди?
- Здрасьте, - прошептал Писатель. – Васильковая, как забыть-то?..
Физик покивал, и они так же тихо занесли стол в комнату с весёлыми васильковыми обоями. Окно в этой комнате было не заложено, а закрыто щитом из плохо подогнанных досок. Через щели в щите пробивались вечерние солнечные лучи, которые легко жонглировали невесомыми пылинками.
- Пока наш постоялец спит, быстро и тихо сервируем стол.
- Лады, Физик, я споласкиваю тарелки, а вы несите серебро.
Споро, без лишней суеты, соседи на многолетнем опыте сервировали стол. Скатерть поблёскивала в местах падения лучей, серебро приборов на солнце откровенно горело предвкушением, белоснежный фарфор прожекторами откидывал на стены и потолок вечернее солнце. Давно в этой долго расселяемой коммунальной квартире не было такого торжественного натюрморта. Всё было готово к банкетной церемонии.
- Физик, позвольте я в душ? Быстро побреюсь, такой день сегодня! А?
- Извольте. Только тихо, без обычных песен.
Писатель рванул в свою комнату и, схватив бельё, которое посчитал самым чистым, удалился в ванную комнату. Физик стоял у приоткрытой двери. Было тихо, даже вода не шумела в ванной, лишь далеко-далеко голосили часы на ратуше, отбивая вечерний час. «Господи, что ждёт этого мальчика? Пронеси мимо его губ чашу с горестями… Ладно мы: что нам досталось, то и досталось, но детям всё это снова - зачем? Может, хватит уже злобы, глупости, ханжества, лицемерия?..»
Сзади неслышно подошёл Писатель. Он уже облачился в джинсы и сорочку, от него веяло лосьоном после бритья. Он смотрел на Ису между соседом и дверью и изумлялся перемене в поведении Физика. Сосед его удивлял: таким нелогичным, таким взъерошенным, таким мягким он никогда не видел этого педанта.
Бах!!! Бах!!! Бах!!!
В дверь заколотили со страшной силой.
- Они что, сдурели?!
Соседи ринулись к испугавшемуся и заплакавшему Исе. Стук не прекращался Писатель качал мальчика на руках, захотел спеть, но получался только вой. Физик было рванулся к дверям, но она распахнулась и в квартиру влетели двое: молодой мужчина и девушка.
- Где он?! Где наш сын?!?!
Физик поймал их своими длинными руками, как смог, сдавил в объятиях и зашипел:
- Молчать!!! Тихо!!! Вы испугали Ису!!!
- Кого? Где наш сын?! Отпустите нас!!!
Увидев Писателя с ребёнком на руках, молодые люди вырывались от Физика.
Писатель понимая, что физическая конфронтация только ещё больше напугает младенца, спокойно передал ребёнка девушке. Было понятно, что это родители Исы и что сейчас всё объяснится.
Писатель с деланным спокойствием произнёс:
- Будьте любезны, пройдемте в комнату. И желательно всем успокоиться.
Он прошёл в комнату с приготовленным к ужину столом, Физик жестом пригласил туда пройти воссоединившуюся семью.
- Присаживайтесь.
Девушка присела, молодой человек встал пред ней.
- Итак… Итак, сегодня утром мы проснулись, и обнаружили у себя на кухне младенца. Мы были очень удивлены с соседом данному факту, - начал Писатель.
Физик мелко кивал.
- Да-с. Удивлены и обескуражены, так как явно не могли быть отцами такого прекрасного мальчика. Некие обстоятельства не позволили нам обратиться в полицию, так как мы ожидали, что казус максимально быстро разрешится сам. Кто ж знал, что родители Исы появятся так поздно… - Писатель перешёл в наступление.
- Но мы не просто ожидали. Мы помыли и покормили мальчика, попоили кипячённой водичкой, пели ему песни, положили спать. Затем снова помыли, снова покормили и развлекали. Мы не знаем, аллергик ваш сын или нет, поэтому купили ему гипоаллергенную смесь.
Ошарашенные родители выслушивали тираду Писателя со вниманием. Физик тоже поддался гипнозу речи Писателя. Тот, вдохновившись, и поняв, что завладел ситуацией, продолжал:
- Мальчик очень хорошо кушал и ещё лучше реагировал на пение. Что явно говорит о его прекрасном слухе и о моём таланте певца. И вот мы подошли к самому главному…
Писатель сделал паузу, вздохнул поглубже и зашипел:
- Где вы шлялись, собаки сутулые, и как вы могли потерять ребёнка?! Отвечайте шёпотом и по одному!!! И что за имя такое - Иса?!
Папаша очнулся первым:
- Почему Иса? Его зовут Фимочка, Серафим.
- Кааак?!
Писатель был ошарашен.
- Так ты значит тёзка, Фимочка. Я ведь тоже Серафим.
- Да, Серафим. Но с чего вы взяли, что он Иса?
Тут вступил в разговор очнувшийся от экспромта Писателя Физик. Он достал из кармана сложенный листок бумаги:
- Вот с этого. Эта бумага лежала рядом с Исой, простите, рядом с Серафимом.
Девушка увидела листочек, еще сильнее прижала к себе сына, перестала бормотать и сорванным от крика голосом начала сипеть:
- Я не дописала, я хотела написать: Исаев Серафим Алексеевич. Но я была пьяна, и я не смогла… я бросила, а надо было….
Писатель встрепенулся:
- Вы пьющая?!
Молодой человек вступился за жену:
- Нет, что вы!!! Просто у Марты (соседи вздрогнули) послеродовая депрессия, а тут я, со своей ревностью, а она… И я наговорил, а тут…эти подружки…
- Стоп! Гости, давайте успокоимся.
Писатель бесцеремонно перебил молодого отца.
- Мы сейчас спокойно попьём зелёного чая, и вы медленно, с толком, с чувством, с расстановкой расскажите, что случилось ночью и почему вы сразу не пришли к нам за сыном. Без этого объяснения мы вас с соседом не отпустим.
Физик снова мелко закивал.
Писатель с Алексеем вышли на кухню.
- Я покормлю сына.
- Да-да, конечно, голубушка.
Физик отвернулся и вышел в коридор.
- Вы не подумайте, я честно не пью. Никогда не пила. Я за Алёшей бегала весь институт: он такой умный, такой талантливый, такой ранимый и такой заботливый! Меня в консерваторию звали, на вокальное отделение, но как я его оставлю в институте одного? А у него в голове ревность: как такая красотка, как я, может любить такую размазню? А он не размазня! Он однажды, врезал пятикурснику одному, футболисту институтскому, за то, что тот просто приобнял меня. Просто руку на плечо положил. Он так его стукнул, так стукнул!
- Ну, что вы милочка, успокойтесь! Вы ведь сыночка кормите, вам нервничать нельзя. А сын у вас – загляденье!
- Правда? Он ведь так на Алёшу похож, вылитый папка!
- Да, очень похож, я заметил.
Марта и Физик замолчали, было слышно чмоканье Фимочки.
С кухни вернулись Писатель и Алексей. Они несли поднос с пиалами и чайник.
Физик остановил их:
- Марта кормит Серафима.
- Пусть заходят, я уже всё, точнее, он уже всё.
Мужчины расставили чашки, и Писатель разлил чай. Физик подошёл к Марте:
- Давайте мне Фимочку, выпейте чай, успокойтесь.
Марта мельком глянув на мужа, передала сына Физику. Тот глянул на Алексея:
- Итак…
- Да, вот. Я уже начал вашему другу рассказывать («Другу? Ещё чего!»): приехал я в институт поступать, нет у нас в городе подобного факультета. И тут, на посвящении в студенты, ко мне Марта подходит, танцевать зовёт. Такая девушка и ко мне?! Пухлый, лохматый, близорукий… Я думал она смеётся надо мной… Так все пять лет и пробегала она за мной. А в аспирантуру поступил, решил, что можем и пожениться: я статьи пишу на Запад, их периодически печатают, деньги неплохие выходят. Поженились, забеременели, вот и Серафима родили. А я всё не верю в счастье, всё ревную её, всё дёргаю и сам дёргаюсь. Вот… И вчера мы немного повздорили, так, совсем чуть-чуть, но была у нас дома подружка одна, я надеюсь, что ноги её не будет в доме (Марта часто закивала), она увела и споила Марту. И ведь с Фимочкой ушла. Потом она решила отнести сына домой, перепутала подъезды, зашла к вам, потом под утро попала в полицию и как её отпустили в обед, пришла домой. А я дома один… Начали бегать, искать, в полицию не пошли, побоялись. И тут в магазине в доме напротив, продавщица - знаете её? - полненькая азиаточка, симпатичная девушка такая, говорит, что пожилой красивый учёный смесь детскую с бутылочкой покупал. Марта знает вас, она же здесь всю жизнь живёт, и вот мы к вам сюда вдвоём, а вы тут вдвоём и Фимочка…
Раздалась трель дверного звонка.
Физик и Писатель переглянулись и фыркнули.
- К вам гости? У вас вроде торжество?
Алексей обвёл стол.
- Торжество? Как бы – да, но вот гости…
- Писатель, откройте дверь, пожалуйста. У меня руки после последних гостей ещё болят. Новых я не выдюжу.
Писатель, смеясь, пошёл к дверям.
- Вам кого?
- А где мой сын? И кто вы такой?
- Вам тоже сына? Н-да, это уже смешно!
- Ой, это ко мне. Это папа мой.
Алексей растеряно прислонился к стене.
- Что здесь происходит?
Решительно отстранив Писателя, в квартиру вошёл высокий пожилой мужчина в светлом плаще и с матерчатым клетчатым чемоданчиком.
- Алексей, я спрашиваю, что здесь происходит?! Почему ты меня не встретил в аэропорту?
- Но, папа, как я мог знать, что ты приедешь?
- Что значит «как?», сын? Как обычно, я дал телеграмму.
- Но…
Писатель и Физик вместе замахали руками и запричитали:
- Да-да, телеграмма, телеграмма!
Писатель сбегал на кухню:
- Вот, сегодня принесли. Мы ещё удивлялись: кто, кого и где должен встречать?
Алексей взял бланк и прочитал:
- Скоро буду тчк встречай тчк.
- И что не понятно?
Исаев старший хмурил брови.
- Но, папа, ты перепутал номер квартиры! Я живу, то есть мы с Мартой живём в сорок третьей, а ты послал в тридцать четвёртую квартиру.
- Тогда, что вы с моим внуком здесь делаете? Это ваши друзья?
- Друзья. Но раз ты приехал, мы пойдём домой.
- Хорошо. Единственное, если ты меня не представил своим друзьям, сделаю это сам – Серафим Алексеевич Исаев, отец этого невежи, профессор. Свекор Марты, и дед Фимочки. Правда, с внуком я ещё не знаком, дети всё не приглашали
- Ну, что вы, папа, мы всегда вам рады.
- Ладно, Марта, к тебе претензий нет. То, что ты сына моим именем назвала, прощает тебя на сто лет вперёд. Но телефон, видимо, мне придется завести. Идёмте, охламоны.
Все начали прощаться, и Марта, улучшив момент, шепнула Физику:
- Как уедет свекор, мы к вам обязательно придём. Спасибо вам.
Писатель закрыл дверь.
- Знаете, Физик, когда вы вернулись с рынка, вы не закрыли дверь.
- Действительно. Простите, Серафим.
- Удивительное дело: сегодня в этой квартире было сразу три Серафима. Надо же! Идёмте есть, Физик, я очень голодный.
- Придётся подогревать.
- Что ж, подогреем. О, смотрите, Физик они забыли забрать смесь и бутылочку.
- Марта сказала, что они вернутся после отъезда свекра.
Соседи подогрели еду и пошли за стол.
Ели молча, как Фимочка в первый раз, наплевав на приличия: жадно глотали, чмокали, сопели. Только на десерте успокоились.
- Давайте, Физик, я заварю чай.
- Давайте вдвоём, я не смогу сейчас быть один.
Прошли в кухню, Физик зажёг конфорку, Писатель налил в чайник свежей воды. Сели на табуреты и стали ждать.
- Писатель, не обижайтесь, но я вам сейчас выскажу не за неделю. То, что я скажу, это уже не со зла, всё зло перегнило, даже торфа не осталось, так, песок. И Серафим, и Марта – не случайность. Я любил твою Марту с трёх лет, и сейчас люблю. Любил, утешал её, когда отец её уехал, нам ещё семи лет не было, любил всю школу. А потом явился ты, кудрявый новый Чехов, звезда, и украл её. Она как собачка за тобой десять лет бегала, и всего счастья-то у неё и было, что три месяца замужем. И ладно бы ты съехал после похорон, нет, здесь остался жить, ещё и тварь эту привёл через полгода, шлюху грудастую. Ты в театры, пьеску новую пристраивать, а к ней хахали толпой. В комнату Марты. Я однажды чуть квартиру не сжег, так вы мне надоели. Ладно, хоть ты быстро сообразил, кто она такая. Если бы не наука – точно бы с ума сошёл. А потом смирился, успокоился… Вот и всё.
Писатель молчал. Он не был потрясён монологом Физика, он многое знал и понимал, («Наконец-то, по-человечески начал изъясняться!»). И ещё больше чувствовал. Он только слегка удивился, что Физик всё высказал.
Чайник булькнул, Писатель встал, выключил газ, начал заваривать чай.
Физик открыл глаза и продолжил:
- На нас с вами, Писатель, надели смирительные рубахи. Причем дерюгу на эти рубахи мы сами соткали, и рубахи мы сами пошили. Да и надевали мы сами, и завязывали рукава потуже – тоже сами, каждый сам на себе. Когда одели и завязали, начали дёргаться, рваться на свободу, тыркаться…. Со временем приноровились, привыкли, нам стало тепло и уютно. Но мы быстро сообразили, что нам нужен виноватый в нашем положении. У нас под рукой были мы и мы стали шпильками для друг друга. Мы очень талантливо, но очень однообразно, стали виноватить соседа за свою пустоту. Да, таланта у нас не отнять… Вот чувства у нас закончились, умерли ещё позавчера… И всё у нас уже было, сейчас только повторы. И надо бы повторять лучшее, красивое, а не говно и гной, но нет… Я устал жить в таком состоянии. Я не хочу так жить. Но, Господи, как, же сладко знать, что во всём виноват не я!
Писатель налил чай в пиалы.
- Физик, а вдруг наше предназначение на этом свете – не пьесы, не любовь, не понять законы мироздания, не Нобелевская премия, а вот эти полсубботы?
И даже не полсубботы: а сбегать в магазин за питанием, помыть, покормить и завернуть Фимочку в пижамные брюки. Всё, мы пришли сюда, чтобы мальчику было с кем провести несколько часов. Взяла Природа и сочетала нас с вами для этого. И вот теперь мы свободны! Мы вольны на всё! Мы познали милосердие! Мы были мудры и добры целых полдня. Мы родились как человеки! В разбитой квартире, в ободранной комнате с забитым досками окном, под романсы и под котлеты из трески, началась наша жизнь. Даже не жизнь, а период! Нет – эпоха! Эпоха «После явления». Эра Трёх Серафимов! Пертурбация! И вот теперь, перед пацаном, мы обязаны!..
- Простите, что перебиваю, мне, право, неудобно, но, Писатель – у вас сорбет на подбородке. Это мешает внимать.
- Спасибо, земляк. Вовремя остановили.
Молча отхлёбывали из пиал.
- Физик, давайте я вам спою дедовское любимое?
Писатель слегка отвернулся от стола, прикрыл глаза и запел:
- Мы странно встретились и странно разойдемся.
Улыбкой, нежностью роман окончим наш.
При первых словах Физик вздрогнул, эту песню в детстве часто пела Марта. Он выучил эти стихи, эту музыку, этот ритм, эти интонации ещё в младшей школе. И он не слышал, и сам не пел этот романс многие годы. Физик аккуратно поставил чашку на стол, поворотом на табурете отвернулся от Писателя и подхватил:
- И если памятью к прошедшему вернемся,
То скажем - это был мираж.
Так иногда в томительной пустыне
Мелькают образы далеких, чудных стран.
Но это призраки, и снова небо сине.
И вдаль бредет усталый караван.
И мы, как путники, обмануты миражем,
Те сны неверные не в силах уберечь.
Мы никогда друг другу не расскажем
Всю тайну наших странных встреч.
Так иногда в томительной пустыне
Мелькают образы далеких, чудных стран.
Но это призраки, и снова небо сине.
И вдаль бредет усталый караван.
Пусть впереди все призрачно, туманно,
Как наших чувств пленительный обман.
Мы странно встретились, и ты уйдешь нежданно,
Как в путь уходит караван.
Закончив петь, долго молча сидели с закрытыми глазами, то ли от стыда, то ли от того, что всё стало прозрачно.
- Слушайте, Писатель, давайте посуду завтра помоем?..