Ливень вместе с ветром и раскатами дальнего грома бушевал всю ночь. Под утро дороги раскисли, армейские крытые полуторки буксовали на ухабах и впадинах, переваливаясь с боку на бок, неспешно взбирались по холмистой дороге на горных перевалах. Спец.дивизия продвигалась вдоль государственной границы с целью очистить тылы от разного фашистского отребья и предателей, сколотившихся в банды и мелкие карательные отряды.
Рано утром в двадцатых числах сентября передовые части дивизии въезжали в Черновцы. Начальник Черновицкого управления государственной безопасности подполковник Решетников встретил их на подходе к городу.
Через некоторое время Деев, Антонов и Гераленко уже сидели в его кабинете и начальник управления, поблёскивая изморозью на висках, рассказывал:
- Мы сейчас рады любой помощи, так как своих силёнок у нас маловато. Все силы брошены на фронт и остаётся ждать пополнения лишь, когда совсем закончатся боевые действия. Вас сейчас повернули от границ Румынии, надо полагать?
- Так и есть, - подтвердил Алексей. - Обрисуйте нам обстановку в которой предстоит работать.
- Ну, что могу сказать?.. С Советской Украиной Северная Буковина воссоединилась за год до войны, была с 1918 года частью Румынии по договору. Румыны хозяйничали тут очень жёстко. Уже 21 июля 1919 года вышел декрет о переименовании населённых пунктов, в 1922 году было запрещено использование украинского языка в судопроизводстве, в 1927 году специальным указом было предписано обязательно дублировать все вывески и объявления на румынском языке. Потом школы Буковины перевели сплошь на обучение на румынском. Даже в Черновицком университете в 1923 году официально украинский язык был запрещён. Одним словом - после присоединения этих территорий к СССР в 1939-ом, всего за один год жизни при советской власти многие, в сущности, ещё и не разобрались, что к чему, а тут почти трёхлетняя оккупация после начала военных действий. Черновцы освобождены, как вы знаете, лишь нынче в конце марта. Какие благоприятные условия для разгула всякой антисоветчины! И фашисты не могли этим не воспользоваться, они сформировали на территории области несколько банд украинских националистов. Сколько их, мы даже не знаем. Они скрываются в горах и лесах. Понарыли там схронов-бункеров... Их правило - жёсткий, беспощадный террор. "Здесь власть не советов, а наша. А наша власть самая жестокая." Люди запуганы ещё с оккупации. Любого, кого оуновцы заподозрят в сочувствии советской власти, они беспощадно уничтожают, творят над ними жестокие изуверства. Если сочтут, что советской власти сочувствует большинство жителей какой-нибудь деревни или хутора, уничтожают целиком это поселение, всех поголовно убивают, женщин и девочек предварительно насилуют. И снова скрываются в горах. Последнее время особенно зверствует банда некоего Рябого. В конце августа эти бандиты захватили трёх наших чекистов, принародно зверски казнили их... Как они это сделали, я даже не решаюсь повторить. После этого к нам прислали специалиста по ликвидации антисоветского подполья со специально сформированной группой. Тоже из Сибири, ваш земляк, - кивнул Решетников на Деева.
- И, что же он? - переспросил Алексей.
- Мёртвого уже не спросишь... Он страшно погиб уже на второй неделе здешнего пребывания. Осталась взрослая дочь, которая сюда вместе с ним и приехала. Думали, девушка сойдёт с ума после всего пережитого.
Антонов передёрнул плечами и нахмурился, ожидая дальнейших разъяснений.
- Но я говорю это вам сейчас, поймите, не для того, чтобы запугать, нет! Просто вы должны понять и прочувствовать, что обстановка здесь иная, чем, например, в Орле или под Курском, где вы работали. Здесь рядом граница, оттуда фашисты координируют деятельность всех банд, оттуда бандиты получают деньги, обмундирование и даже продукты питания. А главное - оружие и боеприпасы. И туда же, в случае чего, к своим румынским покровителям-фашистам, бандиты надеются уйти. Поэтому и наглеют до беспредельности... Хочу спросить, - повернулся Решетников к Алексею, - это с вами кто приехал, дочь ваша или жена?
- Жена, - Деев несколько смутился от такого вопроса, заёрзал на стуле, как школьник.
- Молоденькая совсем, - подполковник встал и прошёлся по кабинету, - ей тут не место, отправляйте её вместе с дивизией. Ведь вы, генерал, продвигаетесь дальше вдоль границы?
- Да, разумеется, - ответил Антонов. - Остаётся мотопехота у вас с артдивизионом. А мы с бронетехникой двигаемся вдоль линии границы в район Белоруссии, там в лесах тоже не спокойно - полицаи и всякое беглое отребье. Потом, видимо, будет Прибалтика. Мы единственная спец.дивизия в резерве командования по тыловым операциям, поэтому сейчас рассредоточиваемся по оперативным районам, так как в тылу очень мало войск.
- Не обижайтесь, но ваша жена будет для вас тут неким препятствием. Будете за неё постоянно переживать, - продолжал Решетников. - А потом, вскоре бандиты узнают через своих людей, а их полно тут у них в качестве соглядатаев, что вы с женой сюда прибыли. Могут выкрасть и шантажировать ею. Понимаете?
- Разумеется, я постараюсь с ней поговорить. Она не просто здесь в полку, она связная и радистка между отдельными ротами и развед.батальоном, - ответил Алексей.
- Ясно, и всё же - нужно отправить...
Когда выходили от Решетникова, Антонов не оборачиваясь, сказал Дееву на ходу:
- Завтра утром выступаем отсюда, обстановка более чем ясна... Распоряжения, относительно ваших действий, отдам перед отъездом. А Ольге, скажи, чтобы собиралась в дорогу и через полчаса пусть явится ко мне.
- А, если... - хотел было возразить Алексей.
- Ни каких - "если"! Пусть собирается.
Ольга ещё думала упорствовать, утром она ни в какую не хотела подчиняться такому, по её понятиям, несправедливому приказу. Развед.батальон выдвигался на один из горных перевалов, Деев собирался провожать Антонова с дивизией дальше, передние колонны уже трогались, а Ольга всё ещё оставалась в штабной палатке рядом с радистами и настраивала антенну на приём. С шумом распахнулся полог брезентовой палатки и генерал Антонов, строго взглянув на неё, произнёс:
- Полчаса на сборы!.. - и так же стремительно вышел.
После отхода бронетехники и двух полков из Черновцов, Решетников с Деевым поехали на один из горных хуторов Байкун, чтобы на месте оценить обстановку.
- Население на Буковине смешанное, - говорил начальник управления, - это в основном молдоване и украинцы, но есть и русские, венгры, немцы, евреи, румыны и поляки. Также в небольших количествах проживают великорусы (старообрядцы-липоване), словаки, армяне, цыгане. Этнический состав смешанный, но чтобы была яркая вражда между ними, такого не слышно. Просто они все очень напуганы той обстановкой, какая сложилась теперь в этих краях.
Деев наблюдал за дорогой, пока поднимались по пологому склону вверх. Два трофейных "оппеля", (в первой ехала охрана, во второй они с полковником, шофёром и Гераленко), неслись мимо опустевших осенних садов и рощиц.
- Как она, не долго упорствовала, жена ваша? - неожиданно спросил у Алексея Решетников.
Тот вышел из своей задумчивости и, улыбнувшись, ответил:
- С генералом долго не поспоришь!..
- Понятно - ну и хорошо! - подполковник поднял к глазам бинокль. - Сейчас съедем в сторону на Казачку, - приказал он шофёру и тот повернул машину на право, к большому горному селу, расположенному на пологой равнине, одним концом упиравшемуся в реку Прут.
Машины подъехали к новенькой, только что построенной школе в центре села. На её деревянном крыльце стояли несколько молоденьких парней и высокий, немного сутулый человек со строгим взглядом из-под нависших тёмных бровей. Ребятня помоложе стайками бегала вокруг небольших школьных построек, во многих из которых ещё шли полным ходом строительные работы. Решетников со своими сопровождающими вышел из машины и направился к крыльцу.
- Привет, Петро! - весело поздоровался он с высоким человеком.
Тот оказался директором и учителем этой новой, построенной после оккупации за несколько месяцев, школы. Старую использовали фашисты под свой штаб для местного гарнизона, а перед отступлением - сожгли.
- Позвольте вам представить, товарищи, - торжественно произнёс Решетников, - наш местный учитель и будущий директор этой школы, Султанов Пётр Иванович. Он всю оккупацию жил здесь и работал учителем, несмотря на немецкие запреты, старался честно преподавать детям в том числе и основы русского языка. Саму школу румыны заняли под свои нужды, так они с одной старенькой местной учительницей в сарае на окраине посёлка, а потом и в доме у неё ребятишек собирали.
Султанов, как отметил про себя Алексей, оказался очень интересным собеседником. Он много знал по истории горного края, любил эту землю, эти горы и равнины, самостоятельно изучал иностранные языки. Жил он здесь в селе Казачка после переезда из Ростова, вместе с женою Раисой и двумя сыновьями: старшим, пятнадцатилетним активистом-комсомольцем Женей и младшим, шестилетним Василием, который ещё даже и в школу не ходил, но был очень серьёзным и смышлёным малым.
- А ещё с ними живёт Алёшка Егоров, москвич, - добавил Решетников, когда Деев поинтересовался составом семьи директора школы. - Тот пацанёнок сирота. В начале войны его отец, работник московского уголовного розыска, погиб при исполнении... А матери у них с младшей сестрёнкой уже давно нет на этом свете, вот парнишку на лето и отправили к бабушке под Харьков. Сестрёнку Тонечку в лагерь определили, а он там войну и встретил. Во время эвакуации бабушка погибла... Потом, когда наши в котёл попали, вместе с отступающими частями уходил, был ранен, в санбате лечился при одном из полков. Выздоровел и остался там санитаром, помогал перетаскивать раненых, выносил с поля боя наших бойцов. Так с ними и дошёл до Карпат, а потом снова ранение, достаточно серьёзное, уже при немецком отступлении. Его привезли в Черновцы в марте, а когда выздоровел, то полк его уже далеко отошёл. Алёшка так и остался в этом селе, куда его пригласили школу восстанавливать. Ещё весной, будучи раненым в госпитале, он с Женькой познакомился, тот тоже был санитаром при армейском подразделении, они одногодки, и Султановы взяли Алёшку к себе пожить, пока за ним родственники из Харькова не приедут. Парень надеется, что кто-то из них жив остался, ждёт...
- Отчаянный, на цыганёнка похож, - пристально вглядываясь в парнишку, произнёс Алексей, когда ему показали этого москвича. - Ну, тёзка, давай знакомиться, - подойдя к Егорову, протянул ему руку Деев.
Потом в ходе разговора, удалось узнать от местных жителей про бандитские тропы, на которых до сих пор стоят их потайные дозоры.
- Мы тут чего так живём вольготно и не боимся, школу, вон, восстанавливаем, - говорил Пётр Султанов Алексею, - рядом с нами за Прутом в низине перевал, на котором воинская часть стоит- связисты. Они имеют свою охранную роту и небольшой гарнизон в Двуречье. Потом, мы сами тут у себя организовали отряд "Ястребков". Истребителей оуновцев, значит. У нас тоже дозоры стоят и по ночам караулим, чтобы спокойно спать нам и нашим семьям. И есть свой отряд оперативников - село большое, они там в крайней хате у реки находятся. Пока тихо, а там, кто знает?..
- Из местных, кто-нибудь слышал про этого "Рябого"? - спросил Алексей у Решетникова.
- Слышали и видели... Имеем кое-какие данные. Говорят, что это сын эсесовца Кузьменко, а с ним двое здешних - один его подручный Микола Доротный, второй Грушко Никита, а ещё при нём цепной пёс и телохранитель состоит - Пашка "Химик". Так, по крайней мере, слышали многие, кто с ними встречался и остался в живых. Но свидетелей таковых очень мало, а отряд у него большой сейчас, и прячутся в горах так, что и найти не можем уже продолжительное время.
- В подземных бункерах они, - добавил учитель к вышесказанному, - вдоль всего хребта до пологих теснин понарыли нор, как лисы. Их и называют здесь - лисовыми. Страшная банда!
В хату на окраине села, стоявшую на самом берегу Прута, забежал мальчишка лет двенадцати. Он ухватил мать, возившуюся на огороде, за подол, повёл за собой под тёмный навес инвентарного сарая.
- Мамань, на школьный двор москали приезжали...
Марфа, туго повязавшись клетчатым платком, выслушав сына, проговорила:
- Отправляйся к Ляху на пасеку, да побыстрее!.. Всё ему обскажи, что на школьном дворе услышал, все подробности. Понял? А самое главное от меня передай - быки уехали, а овцы остались... Давай, беги!
- Мамань, а как же Лях, он ведь старик, не успеет на дальние хутора подняться...
- На Базилине у Миколы есть свой человек, Лях ему всё и передаст. Ну же?!
Мальчонка, поправив кепку, одев безрукавку поплотнее, бросился бежать на верхнюю тропу в сторону пасеки.
Вернулся он через пару часов и доложился матери, которая сидела в горнице за самоваром.
- Мамань, старик сказал, чтобы мы с тобой снимались и отсюдова уходили... Микола ему сказывал, что они скоро с отрядом будут с гор спускаться. Сбирайся, мамань... надо уйти!..
Марфа спокойно продолжала чаёвничать, поглядывая за окно.
- Мамань, надо Дашку Куротеплиху предупредить, чтобы тоже ушла...
- Зачем? - насторожилась Марфа.
- Она же нам, всё-таки, по родне, - выпучил глаза пацан.
- Нет, насторожиться она... Что-то в последнее время Дашка дюже к москалям повернулась, ейный старшенький пацан с Васяткой учителевым дружит... Ещё обскажет ему чего лишнего, не надо...
- Но, у Дашки, ведь пацанвы целый дом, мал-мала меньше, - возразил матери мальчишка. - Они убежать-то не успеют, ежели... что!
- А, что тебе её пацанва-то? Тебе-то что до них?! - разозлилась мать. - Если так суждено ей будет, то в общем огне не сгорит, ну, а нет... Значит судьба её такова.
Марфа поднялась из-за стола, прошла к сундуку в красный угол, откинула массивную крышку, повозилась там, доставая до дна руками, вытащила холщовую тряпицу с документами и заначкой, а потом стала складывать в цветастую шаль самые необходимые в дороге вещи.
Вернувшись из этой поездки, Деев вместе со своими разведчиками во главе с Гераленко, стали составлять план дальнейших действий по поимке банды лисовых и её главаря Кузьменко. Но, что-то подсказывало Алексею, что с этим бандитом его уже сводила судьба, и после некоторых разведывательных мероприятий, он понял, что не ошибся.
В ночь на 26 сентября после ознакомительного рейда по небольшим сёлам и горным хуторам - Гераленко со своей разведгруппой, состоявшей из 12 человек, остановился на ночлег у связистов на перевале в трёх километрах от села Казачка, которое несколько дней назад посещали Деев и Решетников.
Сегодняшняя ночь была безлунной и тёмной, к тому же из горных распадков и низин стал подниматься густой туман. Охранная рота удвоила посты караула. Гераленко не спалось, он лежал на жёстком топчане и смотрел в потолок. За открытым окном шумели перекаты горной реки, только подчёркивая тишину, почему-то такую тревожную и тяжёлую в этих неспокойных краях. Под утро сквозь зыбкий сон стали наплывать непонятные звуки с противоположного берега реки. Валентин встрепенулся и подскочил на топчане. Он распахнул окно и стал приглядываться к этой зловещей темноте, но ничего, кроме поднимающихся склонов гор, и серебристой полоски реки не было видно. Однако, слух улавливал отдельные звуки, будто сухой треск веток из пламени костра доносился откуда-то сверху. Опытное ухо разведчика, бывавшего в немалых переделках, отчётливо могло различить посторонние звуки от далёких выстрелов и Гераленко, спешно собравшись, выскочил во двор этой небольшой воинской части.
_____________________________________
Они спускались с гор сразу с нескольких сторон. Чёрные цепочки лились по горным тропам, как неукротимый водопад. Высланные вперёд разведчики, снимали дозорных на подходе к низине и к селу. Бандеровцы в чёрных формах полицаев, в немецких и румынских полевых, собравшись внизу у реки, двигались небольшими группами вдоль берега в сторону Казачки. Шум на перекатах играл сейчас на них, не было слышно шагов и хруста ломаемых веток. Лисовые окружили село с трёх сторон и по команде Сорокина-Кузьменко, лавиной двинулись исполнять свою чудовищную акцию возмездия за неповиновение, к которой долго готовились.
Дальше приведу цитату живого свидетеля, бывшего тогда осенью 1944 года пятнадцатилетним подростком: "Под утро отец меня сильно толкнул в плечо. Я сразу пробудился и увидел его тревожные глаза. Он поднял меня с постели и приказал мне и Алёшке Егорову срочно бежать в воинскую часть, что была тогда за Прутом от нас километрах в трёх. Я посмотрел на братишку, тот со страхом прижимался к отцу, но получил от родителя отказ брать его с собой. Он, мол, слишком мал ещё, всего шесть лет ему, не выдержит быстрого бега, а действовать надо скорее. Бандеровцы прорвали наши засады и движутся со стороны гор. За окнами были слышны одиночные выстрелы, а потом и громкие разрывы гранат. Над дальними хатами взметнулось высокое зарево, а потом заполыхало пламя. Мы наспех оделись с Алёшкой и выскочили во двор. Нас отец провёл задами мимо огородов к реке, а сам вернулся к дому. Бросились бежать со всех ног, Алёшка, помню, босой был, не успел даже обуться. А со всех сторон уже стрельба стояла, наши ястребки ещё пытались их как-то удержать, но силы были слишком не равны... Мы уже к дальним перекатам подбегали, когда на нас сверху с откоса свалились двое в чёрных формах с автоматами. Сбили с ног Алёшку, но он как-то смог выкрутиться, сильно ударил одного парня и снова побежал, вслед ему автомат застрекотал, а меня прикладом сразу вырубили, я скатился под ноги этого громилы и из последних сил крикнул - Алёшка, беги, быстрее!.. Потом снова удар по голове, и всё померкло... Очнулся уже, когда меня волокли по земле за ноги и головой я бился о придорожные камни. Притащили на школьный двор и бросили возле ворот. Сознание стало проясняться и вокруг меня копошились тени, их было много, потом крики и возня рядом. Дальше всё помню, как в бреду. На меня ливанули ведро воды и поставили на колени. Я огляделся: весь школьный двор был заполнен бандеровцами в чёрных формах, на крыльце новой школы и рядом, лежали убитые люди, среди которых разглядел своих одноклассников. В стороне у дровяного сарая стоял невысокого роста мужик средних лет в немецкой форме и фуражке с высокой тульёй, рядом с ним была молодая женщина тоже в немецкой форме. Она показалась мне выше этого мужика на полголовы, крупная, черноволосая с широким лицом. И вдруг услышал дикий вой, страшный, звериный! Так не мог выть человек, и я весь напрягся от страха, но тут же увидал, что это выла моя мама. Она ползала на коленях около ворот у ног Миколы Доротного, мужика огромного двухметрового роста с окладистой бородой и рыжими усами, и о чём-то его просила, хваталась за его колени, но тот отталкивал её мыском сапога, а потом с силой ударил в лицо кованым каблуком. Она отлетела и упала лицом в песок. Вот только тогда я увидел страшное, отчего так выла моя мать - на деревянных широких воротах был прибит полураздетым, мой братишка Вася. Он был на них, буквально, распят. Из раскинутых в сторону ручонок торчали гвозди и кровавые следы от них тянулись вниз по доскам и стекали на песок... Он был бледный, почти синий, но ещё пытался дышать и двигался как-то, подёргивая плечами. "Сними, будь человеком, пока ребёнок не задохнулся!" - кричала мама. Но Доротный подошёл ко мне и поднял меня за подбородок. "Вот ещё один выродок, - произнёс он. - Пусть эта комсомольская нечисть посмотрит, как его отец помрёт..." И тут же из сарая, стоявшего рядом, выволокли моего отца, чуть живого и потащили к стоявшей посредине двора подводе. Лошади в оглоблях не было и отца бросили на дно подводы, а потом забросали соломой так, что сверху над ним выросла целая гора. Потом Доротный сам подошёл к стоящему ведру керосина и вылил на эту гору соломы. Я громко неистово закричал и пополз в сторону этой подводы, но меня, как кутёнка отшвырнули снова к воротам. Через секунду подвода и отец мой вспыхнули ярким факелом... Сперва ещё раздавались приглушённые крики, но потом они стихли и стоны матери замолкли, а я снова потерял сознание... Очнулся, когда меня дёргали за шею, я открыл глаза и посмотрел вверх. К корявой, но высокой яблоне была привязана верёвка, а я болтался в ней, чуть упираясь ногами в бочку с дырявым дном. Я ухватился руками за эту верёвку, стал дёргаться и услышал, как мужик в немецкой форме говорил парню, стоявшему около меня, что если он эту бочку сейчас же не толкнёт, то со мною рядом повиснет. Тот, видимо, сперва робел, а потом, всё же толкнул и я повис на верёвке, извиваясь, как уж. За одно и попрощался с жизнью, но умирать мне в пятнадцать лет никак не хотелось, и я из последних сил за эту свою жизнь цеплялся... И вдруг - хруст над головой, потом чувствую, как тело моё падает вниз. Ветка отломилась и я рухнул к ногам этого Кузьменко. Он ткнул меня сапогом в бок и с ухмылкой произнёс: "Это при царе, сорвавшихся висельников миловали, а я не царь - мне большего надобно". Потом кликнул какого-то Пашку. Подошёл тот парень, что выбил из-под меня бочку. Меня подняли и придерживая за плечи, к этому Пашке подвели. Он, помню, стоял бледный, как полотно, и вдруг от реки раздались выстрелы, потом всё сильнее и сильнее. Бандиты забеспокоились. "Ну, кончай его! - раздался рядом крик. - Ну, быстрее!" И Пашка из короткого обреза, выстрелил..." (Цитата из интервью газете "Известия" к 30-ти летию Победы Советского народа в Великой Отечественной войне, старшего следователя по особо важным делам Приморского УВД Краснодарского края Евгения Петровича Султанова. - Беседу вела специальный корреспондент газеты "Известия" Софья Богомолова. 1975 год).
Караульная рота и подвижная группа вместе с разведчиками Гераленко выдвинулись от воинской части связистов сразу же, как только услышали дальний шум и выстрелы в сторону Казачки. Примерно в километре на подъёме от перевала к ним под ноги буквально скатился с верхней тропы раненый в шею и грудь подросток. Это был Алёшка Егоров. Он сообщил, что на Казачку напали бандеровцы. Активисты-ястребки, а так же караульные отряды приняли бой. Парня хотели отправить в санчасть, но он отказался и, наспех его перевязав, Гераленко вынужден был взять его с собой.
На подходе к селу натолкнулись на отступающие группы оуновцев, завязалась потасовка в ходе которой одна из групп была отсечена от остальных и прижата к реке. Воевали с ней недолго, вскоре она была полностью уничтожена и наши солдаты спешно двинулись вверх к Казачке.
То, что они обнаружили там на месте, не поддаётся никакому здравому смыслу или человеческой логике. Похоже, что обозначение для тех индивидов, которые всё это сотворили, ещё пока не придумано...
(Историческая справка: - из доклада командира разведывательного батальона мотострелкового полка спецвойск НКВД капитана Гераленко для подполковника Решетникова - "... Со стороны от горного перевала и у реки Прут в селе не обнаружено ни одного целого дома, только сгоревшие пепелища вместе с останками людей, которых сжигали в домах заживо запертыми. В центре села и ближе к его восточной окраине вдоль просёлочной дороги лежали растерзанные тела женщин и детей с отрубленными головами... На школьном дворе найдены расстрелянными, согнанные сюда ученики местной школы. Семья директора школы Султанова Петра убита в полном составе, в живых чудом остался лишь старший сын Евгений...")
Алёшка нашёл его под старой корявой яблоней. Сам будучи раненым в окровавленной рубашке с перевязанной шеей он склонился над своим другом, сорвал с него верёвку, завязанную большим узлом под подбородком и прильнул к его прострелянной груди. Алёшкины чёрные, как смоль и кудрявые по цыгански волосы на висках покрылись синеватой сединой. Он пока шёл сюда через школьный двор, успел увидеть и обугленное тело Женькиного отца, и распятого на воротах братишку Ваську (когда его сняли, он был уже мёртв), и умершую от разрыва сердца женщину с обезумевшим, разбитым лицом и открытыми глазами, а теперь вот перед ним бездыханное тело его друга. Алёшка всхлипнул и снова припал к Женькиной груди, а потом через секунду бешено закричал:
- Скорее, сюда! Он жив, Женька дышит, скорее!..
Женя Султанов, повернув голову на бок, протяжно застонал. Санитарный инструктор Коршунов Данила из группы Гераленко быстро подскочил к лежавшему под деревом парнишке. Он ощупал его, приподнял голову и подозвал к себе остальных.
После того, как стало известно о происшествии в Казачке подполковник Решетников прибыл днём в бригаду мотострелков.
- Парнишка пришёл в себя у нас в госпитале, довезли живого, успели, - говорил он Алексею, который на ходу отдавал распоряжения командиру артдивизиона о скорейшем выступлении. - Говорит, что один парень из ястребков Михась, был очень мутным типом. Сам из Вижницы, а прибился к ним в село. Говорил, что по личным причинам там остался, а сам был очень скрытным и подозрительным, но пойман на подставах не был. Но, теперь, как я думаю, в самый ответственный момент, рассказал бандеровцам, где стоят засады ястребков, поэтому они так быстро и двигались, снимая все караулы по пути... Вы что же, на преследование этих бандитов собрались? Не получится ничего, это вам не фронт, полковник. Тут горы и ничего, кроме гор, вы на марше не найдёте.
- Значит сидеть и ждать, прикажете? - возразил на это Деев. - А они и дальше будут приходить, вот так вот, по ночам, и убивать, терзать, жечь наших людей... По крайней мере, известно, откуда они в этот раз явились.
- Не известно. Они могут быть и с другой стороны, с северо-востока. Обогнут хребет и поминай, как звали.
Алексей остановился, достал из планшета карту местности и раскрыл её.
- Время дорого, давайте быстренько всё обсудим, - произнёс он и присел на ступеньку полуторки. Рядом по дороге, поднимая тучи пыли, проходили тягачи с орудиями. - Значит, реально им прийти сюда со стороны Вижницы через перевал Шурден?
- Вполне. Тем более, что там уже многие точки их стоянок и бункера известны, только сил было маловато для их уничтожения, - ответил Решетников, обводя по карте карандашом известные места стоянок банды.
- Вот с них и начнём, только не понятно, как они оттуда на южную окраину области могли пробраться незамеченными, - Алексей задумчиво посмотрел на подполковника.
- Почему, не замеченными? Вы думаете, что здесь все такие лояльные к советским войскам, и сразу донесут об изменившейся обстановке? Наверняка, многие видели на хуторах и посёлках их передвижения, но молчали. К тому же, в горах спрятаться намного легче, чем на открытой местности. Но вот, уничтожить уже известные их схроны - это будет весьма кстати, а потом продумаем дальнейшие действия. Когда выступаете? - спросил Решетников.
- Сегодня в ночь. Передовой отряд мною на перевал уже отправлен, в Городечно мои люди будут находиться до нашего подхода и, если нужно, вступят в бой, привлекут к себе силы и постараются выманить на себя этих оголтелых зверюг. Хотя, впрочем, скорее всего, они уже спасают свою шкуру, где-нибудь на территории Румынии и мы застанем лишь пустые подземелья... Но с чего-то надо начинать?!
Деев встал, поправил портупею, и двинулся в сторону подъехавшего на "виллисе" командира артдивизиона.
Передовой отряд чекистов и бойцов добровольной вооружённой группы, которых многие местные уже знали в лицо, прибыл на хутор Верзилино для подробной разведки местности. Предыдущие попытки посещения хуторов за перевалом Шурден, где бандеровцы действовали наиболее активно, результатов не дали. Хуторки были маленькие, жители, насмерть затравленные оуновцами, отвечали уклончиво. В каждом селении чекисты были недолго, буквально через полчаса - уезжали, а на окраине каждого хутора в зарослях орешника оставались переодетые в крестьянскую одежду прибывшие туда сотрудники разведбатальона. Сразу же вечером от них поступали донесения, что из тех хуторов, где днём проехали чекисты, в горы отправилось по гонцу. Ночью в эти населённые пункты приходили люди Кузьменко, человек по пять в каждый хутор, к рассвету они уходили в горы.
Общая картина обрисовалась уже давно, ещё до приезда сюда Деева с мотострелками. Всю округу Кузьменко держал в цепких лапах, почти в каждом населённом пункте у него были свои люди, но большинство служили ему не из националистических побуждений, а под страхом смерти. Убрать его, значило освободить людей от этого страха. Но, он ведь был тут не один такой, хотя из лидеров на данный момент, самый беспощадный и кровожадный. Ещё в начале сентября, когда в Вижнице был арестован один из подручных банды, он на первых же минутах допроса, смертельно напуганный, указал местонахождение бандеровских схронов, начертил схему местности с обозначениями известных ему постов. Потом присланный сюда человек, о котором подробно Дееву рассказал Решетняк, с немногочисленной тогда группой попытался взять бандитов в их же логове, выманив их на себя, но что-то пошло не так и он погиб вместе со всеми своими людьми, подмога приехать во время не успела. Теперь же по схемам расположения уже известных бандитских схронов в данные посёлки и хутора выезжали небольшие группы разведчиков и чекистов и при первом же нападении на них, к ним срочно выдвигались мотострелки, а в ходе преследования, прибывала артиллерия и уничтожала схроны и бункера на месте их обнаружения.
Вместе с артдивизионом Деев выехал из Черновцов в сторону Вижницы к одному из горных перевалов, где можно было безопасно расположиться с орудиями и постепенно выдвигать в горы штурмовые отряды. На данный момент один из таких отрядов расположился в Верзилино во главе с разведчиком Сашей Глушковым и приступил к обследованию местности. Это был хутор домов в тридцать, стоял на берегу горной речушки и с юга за ним поднимался высоченный кряж, густо покрытый орешником и грабом. За речушкой, которая обтекала хутор с севера, место было холмистое и глухое, почти непроходимое, заросшее кизилом, из которого местные жители делали длинные ручки своих знаменитых гуцульских топориков, красивых и безобидных на вид, но страшных в деле...
Хутор состоял всего из одной улицы, западный конец его убегал в сторону Вижницы, а восточный, огибая горный кряж, вёл в горы. Самое злачное место для бандитских вылазок.
Глушков и его люди, приехавшие сюда на двух крытых машинах, вернулись из разведки по горным тропам уже вечером, когда холмы за речушкой покрылись густой синью. Население - старики да женщины, несколько подростков - встретили чекистов угрюмо, молчаливо. Настороженно поглядывали на них, близко не подходили и спешили побыстрее скрыться в своих домах.
- Эй, тётенька, - окликнул на удачу Сашка женщину, вышедшую с ведром к речке, - лисовые тут давно не появлялись?
Женщина, не старая ещё, но одетая неопрятно, остановилась растерявшись:
- Ни, - мотнула она головой. А потом утвердительно кивнула.
- Что: да или нет? Давно или нет? - переспрашивал Сашка.
- Ни...
- Понятно. Где переночевать нам можно? Целый день мотаемся вот, устали.
- А в цей хате, - показала женщина ведром на пустой дом в центре хутора.
История этого дома была известна нашим ребятам от черновицких чекистов, которые дали им перед выездом сюда подробный инструктаж. Этот дом пустует с ранней весны. Тут жили хуторской староста и сын его, полицай. Полицай ушёл с немцами, а староста, злобный и бессердечный старик, виновный в смерти многих хуторян, был при подходе нашей армии в эти места связан жителями и выдан затем властям. Тех кто это сделал, в живых уже нет, оуновцы, объявившись тут, среди бела дня изрубили их гуцульскими топорами прямо на улице.
Наши чекисты не сомневались, что об их появлении здесь, как и о коротком разговоре с этой женщиной, уже в ближайший час станет известно Кузьменко. Их было всего двадцать, их уже давно пересчитали конечно, ещё когда они сегодня лазали по горным тропам и отмечали наиболее удобные места для спуска в низину с гор к реке. Вокруг хутора в окрестностях, заранее скрытно расположилась группа чекистов и бойцов добровольной вооружённой дружины, чтобы в крайнем случае ночного нападения, обложить селение со всех строн и не выпустить ни одного бандита. В случае начала серьёзной потасовки, от перевала должны были подойти на помощь мотострелки. Но сунуться ли сюда бандеровцы? Неужели они снова захотят помериться силой, даже понимая, что будет засада? И вот наступила ночь...
Дверь кабины крытой полуторки была открыта, на ступеньке сидел Глушков, рядом с ним, облокотившись о деревянный борт, стоял Вася Мельников.
- Как думаешь, если сегодня осмелятся напасть, то каким силами? Скольких оставят охранять своё логово и сколько бросят сюда своих головорезов? - спросил Вася у Сашки и сунул в рот самокрутку с ароматным табаком.
- Я думаю о другом...
- О чём?
- Опасаюсь, что этот хитрый лисовый может обнаружить подвох и нашу засаду. У него служба безопасности тоже работает - будь здоров! Наших, затаившихся в холмах ребят, они могут обнаружить.
- И, что тогда?
- Не знаю, здесь не фронт - хуже, гораздо хуже!.. Ракетницу держи наготове. Сигнал сразу подать нужно, как только попрут. Наши за перевалом стоят, должны подойти вскоре, как только завяжется бой... На других хуторах, тоже такие же группы, как и мы, сидят в засаде. Но мы на самой верхотуре и к тому же, место весьма удобное.
- Для чего? - переспросил Василий.
- Для нападения. Алексей Григорьевич, ждёт лишь сигнала...
- То есть, неизвестно, с какой стороны они появятся? От нас, или же с другой стороны? Ведь уничтожили уже нашими пушками все известные их схроны...
- Далеко, не все... А, где остальные? Вот для того, милый друг, и устраиваем засады, - Сашка прислушался к тишине, повернул голову к реке, но кроме равномерного шума воды, ничего больше не уловил.
- Я это понял, ещё когда нам задание объясняли, перед выходом сюда. Но, если они не придут... Вот, не будут себя больше обнаруживать, как тогда? По одному их из гор выковыривать будем? И так до конца войны?..
Сашка вздохнул и поглядел на горы. Над ними светила ущербная луна, она плыла к верхушке кряжа, чуть пониже горной вершины и казалось, что она сейчас вот-вот врежется в горный массив и разобьётся в дребезги, а её рыжеватые осколки просыплются вниз, на хутор. Он даже хмыкнул, от своих таких мыслей. Всегда, глядя на здешние горы, Глушков почему-то вспоминал свою родную Сибирь и холмы над Ольховкой, поросшие глубоким, тёмным лесом. И Василий, привалившийся сейчас к боку полуторки, думал о похожем, мечтая после войны побыстрее вернуться к себе домой.
- Слушай Вась, а чего ты до войны не женился? Шофёр, всегда в почёте и девчат хороших у нас в избытке, а? - спросил Глушков сквозь прищуренный глаз.
- Не знаю, - Василий пожал плечами. - Робел, наверное... Вон, Деев, и то, только на фронте и решился. Удивил он, правда, многих, своим этим выбором.
- Почему? Ведь и ты, и я знаем про его к ней отношение, ещё до войны...
- Вот именно, что до войны!.. Ольга моложе его на двадцать лет, он ей в отцы годится. Не странно? - Василий передёрнул плечами. - А я дурень был. Всё погулять хотелось на воле. Всё думал - успеется, - он помолчал и промолвил, затирая ногой окурок. - Вот война ума прибавляет, хоть и за партой здесь не сидишь и, теперь сам вижу, какой дурной был...
Василий приподнялся на мысочки и глянул поверх полуторки через двор на крышу дома, в котором они сегодня расположились на ночлег. Один из их дозорных лежал как раз на этой соломенной крыше за трубой, другой - на крыше стодолы (навеса для сельхозинвентаря). Стодола была просторной и длинной, одним концом почти достигала речки. Ещё двое дозорных лежали в камнях возле дороги на западной окраине хутора, а ещё двое затаились на восточной, в кизиловых кустарниках. Шестеро были с ними у машин и залегли у плетня во дворе, остальные сидели в доме и им было приказано до времени отдыхать. Вроде бы хутор небольшой, все подходы к нему были под неослабным глазом чекистов и подобраться незамеченными оуновцы не могли. Но ребята знали, что вся эта мнимая тишина в любой момент может взорваться и взвиться к небу ярким пламенем. Фронтовые дороги ими были пройдены не напрасно и, когда шум у реки стал какой-то прерывистый, Сашка скомандовал:
- По местам!
В это время на дальнем конце стодолы резко щёлкнул выстрел. Звук его ещё не замолк, но все находившиеся в доме сорвали со стены автоматы и устремились во двор. Последним с ручным пулемётом в руках выскочил рядовой Кравченко. Он залёг у порога, устанавливая поудобнее рядом с собой своё оружие.
Мельников и Глушков выскочили из тени полуторки в полный рост и в неярком лунном свете увидели следующую картину: на дальнем конце стодолы, на самом краю крыши, стоял на одном колене чекист и беспрерывно стрелял в кучу бегущих от речки людей из пистолета. В него тоже палили из пистолетов и автоматов, но человек стоял неуязвимым, а потом вдруг лёг на крышу плашмя, видимо, кончились патроны, а перезарядить сразу не смог или был ранен. Василий, тут же поднял руку вверх и выстрелил из ракетницы в сторону горного перевала.
Яркая вспышка метнулась над вершинами и озарила кусочек неба. Гераленко подбежал к Шмыглову, командиру артдивизиона, и тот запрыгнул на ступеньку тягача. Деев был к тому моменту уже наготове, после получения сигнала со стороны Верзилина, он приказал срочно выступать на подмогу ребятам и за одно перекрыть все подходы к хутору со стороны реки и самого перевала.
- Если попрут на нас, встретим их внизу, а если будут уходить в горы, то немедленно преследовать... - он бросился к "виллису", который взвыл мотором и понёсся к горному кряжу на подъём.
Тени от реки всё бежали и бежали. Их, казалось, было очень много, слишком много, чтобы можно было всех сдержать до подхода основных сил.
- Обошли со стороны реки... Они с гор спустились, какими-то тайными тропами, - кричал Сашка, стоя на одном колене и держа свой пулемёт на весу.
Он поливал бегущих к нему бандитов, а Мельников полосовал из автомата по открытому пространству двора.
- Они вдоль речки незаметно подобрались, - крикнул он Глушкову. - Река шумит, вот и не слышно было... Сафронов, Акимов - гранаты!
Тот чекист, что был на крыше за трубой, громко крикнул:
- Товарищи, слева, слева бегут! Ложи-ись, я их гранатами отоварю...
Раздался взрыв, потом ещё один и ещё, Сафронов, Акимов и чекист с крыши по фамилии Дугин, забрасывали лимонками бандитов. Они частью попадали на открытом пространстве двора, частью растеклись по чёрному зеву стодолы. С освещённого луной двора, их там не было видно и в темноте навеса они могли подбежать совсем близко. Сашка вовремя это сообразил и забрался одним прыжком в полуторку.
- Василий, быстро сюда, ко мне! - скомандовал он, лежавшему у плетня Мельникову.
Тот поднялся и, приседая, скачками подбежал к машине, влез в кабину на водительское место. Взревел мотор и крытый грузовик помчался во весь опор по двору вдоль дома прямо в толпу бандитов, наступающих от реки. Круша и ломая всё на своём пути, давя колёсами, пытающихся подняться с земли, залегших во дворе бандеровцев, они проскочили на дорогу, а оттуда выехали к небольшой впадине и выпрыгнули из машины на обочину, опрокинулись и скатились в густой орешник. Как раз в этот момент в их полуторку попала неприятельская граната и машина, объятая пламенем, понеслась вниз на скат и разбилась о выступающую скалу на повороте.
Стрельба в центре хутора не прекращалась, у дома старосты шёл настоящий бой с превосходящими силами противника, которые поднимались от реки мелкими стаями и двигались к дому в шахматном порядке. К Глушкову и Мельникову в густые заросли спустились дозорные и оставленные в засаде группы чекистов и бойцов добровольной дружины.
Об окружении такой многочисленной банды не могло быть теперь и речи, было принято решение сдерживать их натиск до подхода основных сил. Ещё одна засадная группа начала спуск к хутору и отстреливалась на восточной окраине. В это время от Вижницы и от перевала Шурден на форсированном марше уже подходили наши мотострелки, окружая хутор кольцом. Ощетинившиеся в яростной схватке бандиты не сразу поняли этот манёвр, но когда им в спину ударили орудия, они отлетели к дороге и прямиком хотели скрыться в расщелине между горными впадинами.
Во дворе у дома продолжалась яростная схватка, на помощь подоспели Глушков с группой чекистов, вышедшие от дороги из зарослей в тот момент, когда на подходе были уже наши первые боевые расчёты. Сафронов, Акимов, Дугин и Земятов сцепились в рукопашной схватке с нелюдями в чёрной форме, катались по земле, вгрызались друг в друга до хруста костей, не замечая ничего вокруг, рубились прикладами, впечатывая друг друга в землю. Глушков подскочил в тот момент к Земятову, когда тот, умывшись кровью, обессиленный схваткой, выпустил из рук одного из бандеровцев, оказавшегося очень шустрым. Тот отпрыгнул к стене дома, передёрнул затвор и направил его в сторону подбежавшего Глушкова, который ломанулся всем корпусом на этого парня в чёрной форме и прижал его к выступающим брёвнам, не дав выпустить ни одной пули. Сашка в ярости придавил его шею локтем к стене, а потом вдруг заглянул ему в глаза и тут же замер на мгновение, вскрикнув от неожиданности:
- Ты?!..
Бандеровец выронил из рук свой автомат, весь обмяк в один миг и кулем стал валиться на землю. Сашка отступил в сторону, вокруг них ревело и сверкало, шла кровавая потасовка, подъезжали наши мотострелки, занимали выгодные позиции на откосах и впадинах, и долбили сверху и сбоку по этой отступающей чёрной нечисти, которая пыталась утечь через дорогу и потом обратно к реке, чтобы снова уйти в горы, но сейчас им это сделать не удалось. Деев со своей бригадой всё ловко рассчитал в этот раз, в отличие от своего предшественника, погибшего в неравном бою в начале сентября при попытке выманить бандитов на горный хутор Менилино, который был совсем рядом. Да, вокруг шёл бой, но Сашка стоял как вкопанный возле своего пленённого бандита и сжимал челюсть до скрежета зубов. Перед ним в неловкой позе, с отвратительной свастикой на рукаве в чёрной форме фашиста сидел, привалившись к бревенчатой стене дома его земляк из Шадринки Павел Химков!
Банда поднималась по хорошо известным ей тропам в горы, её преследовали и добивали по дороге, не дав возможности укрыться в потайных схронах. Батареи дивизиона стояли нацеленными на сопки над перевалом, орудия обрабатывали все склоны и подходы к горному массиву, по команде выбрасывая снаряды залпом и поднимая огненные кусты в небо, вместе с находящимися в подземных бункерах и укрытиях бандитами.
Когда понял, что запахло жареным и, что внизу на подходе к его логову добивают последних его "бойцов", Кузьменко вместе с Миколой Доротным и с небольшой группой, которую оставил на случай отхода, а теперь брал с собой для прикрытия, быстро ретировался в сторону румынской границы. Их заметили на подъёме, открыли по ним огонь. Те, немногие бывшие с Кузьменко, стали отстреливаться, прикрывая отход главарей. Позже на тропе наши чекисты найдут восемь трупов, но Кузьменко и Доротного среди них не опознают.
Павла Химкова взяли живым и привезли в Черновцы. Там в кабинете у Решетникова начался его допрос. Он был сломлен и подавлен, понятно, что он никак не ожидал здесь в горах, в дальних пределах Буковины встретить своих земляков, и тем более Алексея Деева! Для Пашки это стало настоящим ударом. Его бледное лицо было сковано маской страха, он не мог в первые минуты произнести и слова. И Алексей, сидя за столом, тоже не мог с ним говорить, эмоции мешали, а слова падали куда-то в пропасть и нужных, он не мог подобрать, чтобы начать этот допрос. Поэтому разговор вёл подполковник Решетников:
- Кто вы и откуда, мне уже ваши бывшие односельчане рассказали, - и он повернулся к Дееву и Глушкову, присутствующим при допросе, - расскажите теперь, как попали в банду, о своих "подвигах" нам расскажите... Как дошли до жизни такой?
И, как в прошлый раз, когда Деев пришёл в дом Пашкиных родителей, чтобы арестовать его за наезд на машину руководителей обкома, Химков закрыл лицо руками, завыл во весь голос и сполз со стула на пол.
_____________________________________________________
На место мотострелковой бригады заступали части, выведенные Ставкой в оперативный резерв после сентябрьских боёв на территории Болгарии. Позже они сформируют отдельные соединения, которые примут участие в строительстве новой государственной границы и встанут на её охрану и защиту. Уничтожение разрозненных остатков банд, которые мелкими группами пытались уйти в Румынию, всё ещё продолжались, а в Черновцах шло следствие по делу Кузьменко, которого так и не удалось в этот раз поймать. Его подельники, взятые в плен в ходе ночного боя под Вижницей, давали признательные показания. В их числе был и Павел Химков.
- Вот, оказывается, кто такой этот Пашка-Химик, о котором нам рассказывали жители нескольких сёл и хуторов, - говорил Решетников на очередном допросе с неприязнью разглядывая этого молодчика, который добровольно когда-то ушёл с бандой, тогда ещё Сорокина.
- Я никого не убивал, - оправдывался он, - просто не хотел умирать и согласился, когда бежали штрафники, уйти с ними... Ещё там, под Курском, а потом...
- А потом ты прибился к настоящему фашисту, - дополнил Деев Пашкин монолог. - Ты, русский парень, которого я знал ещё с колыбели, когда твоя мать выходила с тобой маленьким в поле на работу и, положив тебя в солому, давала хлебную соску в рот. Ты, стал фашистом не по убеждению, а под страхом смерти, а потом под этим же страхом, убивал своих же людей, стрелял в своих же солдат, грабил, жёг, вешал... Не ожидал от тебя такого! Страх, говоришь, одолел?!
- Я не хотел, меня заставили... Я боялся, этого страшного человека!.. У него отец служил в СС, а потом когда он убил его сам, своего отца, то решил стать таким же как он, и просил называть себя его фамилией... Потому что, Кузьменко - это уже было имя среди, среди...
- Ну, договаривай, - закричал на него Алексей, - среди бандитов.
- Я боялся, меня заставили, но я никого не убивал...
- Врёшь, убивал, я знаю! - Алексей встал из-за стола и навис над Пашкой, сверкая обезумевшими от гнева глазами.
- Нет, не докажете... Я боялся, поэтому был с ними. Меня нельзя же судить за то, что я трус! Да, трус, и только всего!.. Я ведь даже в Глушкова не выстрелил, когда он на меня напал. Я защищался, я не стрелял в своих, не докажете!.. - кричал уже Пашка, отмахиваясь от наседавшего на него Алексея.
- Трус?! Ты не трус, а подонок! Ты видел, как твои подельники вешали и резали, душили и стреляли, если ты не такой, как они, как ты хочешь тут изобразить, что же ты всё это терпел? Ты, как русский парень, как честный человек -застрелиться должен! Или попытаться бежать... Однако, ты этого не сделал, - продолжал Алексей. - А, что касается доказательств, то их предостаточно.
- Не докажете, я не убивал...
- Думаешь, нет свидетелей? Ах, ну конечно, вы же не оставляли никого в живых, когда совершали свои зверства, никого... Убивали всех, от стариков до грудных младенцев, а попавшихся вам живыми чекистов, распиливали на куски на козлах, или сжигали, бросив связанными в костёр... Что, не так? - Алексей не мог успокоиться, он багровел всё сильнее, до тошноты и черных кругов в глазах.
Наконец, он немного успокоился и произнёс уже тише: - У нас есть живой свидетель, вы очень старались, чтобы этот мальчик погиб, но тебе в том числе - это не удалось. Он рассказал, как некий парень вешал его, а потом стрелял в упор ему в грудь, по приказу лисового... Этот парень, ты, Павел, и теперь уже не отвертеться тебе и не вылезти, никогда!..
- Нет, это не правда, не мог он выжить! - заорал Пашка, а потом уже скрипя зубами, произнёс снова. - Меня заставили, я не хотел!.. - и снова завыл, как при первом допросе.
В тот же вечер в госпитале выжившему Жене Султанову показали фото Павла Химкова, сделанное экспертами-криминалистами. Он взял эту карточку в руки и сразу опознал по ней того, парня, который и был тогда с бандой Кузьменко, потом дал подробное описание главных головорезов Миколы Доротного и самого Кузьменко.
- Есть у тебя ещё родные? - спрашивал у него Деев, сидя рядом с койкой раненого Евгения.
- Есть дальние родственники по линии отца в Симферополе и бабушка в Таганроге. Но я не знаю, живы ли они теперь, - ответил Женя и опустился на подушки.
- Наши товарищи постараются их найти, ты только поправляйся, - Алексей участливо глядел на этого, столько пережившего парня, глаза которого уже смотрели на мир совсем по-стариковски, они были покрыты поволокой, словно пеплом, не пропускающим дневного света. И Дееву было страшно смотреть в его глаза.
- Что будет с тем парнем? Вы, ведь, его поймали, если его фотографию мне принесли? - спросил Султанов.
- Да, мы его взяли, гада!.. Знаешь, он оказался моим земляком, из той же деревни, где и я жил до войны. Мне это очень тяжело осознавать. Как вспомню его родителей, так оторопь берёт... Даже не могу представить, как скажу им, что их Пашка - обыкновенный фашист и палач! Что будет с ними, особенно с матерью? - сказал так и пожалел, потому что Женя сразу весь от этих его слов напрягся и побледнел.
- А моя мама? Что они сделали с ней, с братишкой, с отцом? Как они теперь там, на том свете, если он есть?.. И как мне самому жить дальше, вот с этим?.. Я не могу нормально спать, мне каждую ночь снится то утро... Отец, горящий факелом, прибитый к воротам брат, и материнский крик... Я никогда не забуду этот крик! Он был не похож на человеческий, так не кричат живые люди, нет!.. Как мне с этим жить? - и Женя с тяжёлым вздохом, отвернулся к стене, плечи его болезненно опустились и сквозь закрытые ресницы покатились прозрачные струйки по щекам, глубоко утопая в складках подушки.
Алексей, шатаясь, вышел из палаты. Он шёл по больничному коридору и раз за разом вспоминал глаза этого парня. которые его так удивили - потухшие, старческие глаза, в которые не проникает живой свет солнечного дня.
Он пришёл в кабинет к Решетникову и ещё раз взял папку с докладом Гераленко о увиденном в Казачке, которое как село перестало существовать и после войны потом так и не восстановилось. Люди просто отказывались на том месте жить и строиться. А сейчас он заново читал эти материалы и всё больше углублялся в ту трагедию, которая таким страшным образом отразилась на Женькиных глазах.
Тем временем бои на фронтах продолжались. В сентябре 1944 года военно-политическая обстановка на Балканах решительным образом изменилась в пользу Советского Союза. Бывшие союзники фашистской Германии Румыния и Болгария, повернув против неё оружие, вкладывали всё большие усилия для разгрома нацистов. С выходом Красной Армии к границам Югославии и Венгрии создалась реальная угроза коммуникациям Вермахта из Албании и Греции. Гитлеровское командование под давлением обстоятельств начало отвод своих войск на север.
Генерал Антонов с двумя полками своей особой дивизии и отдельной бригадой работал до конца сентября в Белоруссии под Бобруйском в отряде Гуриновича. Его партизаны 29 июня 1944 года соединились с наступающими частями советских войск. А сейчас велась работа по обезвреживанию шпионов и диверсантов, особенно на территории Западной Белоруссии, которые по данным нашего разведчика, внедрённого по заданию Гуриновича в Бобруйскую школу разведки зондерштаба-Р были засланы ещё в 1943 году в партизанские отряды Минской и Могилёвской областей для подрывной работы и убийства руководителей и партийных деятелей. Этому разведчику были известны их фамилии и приметы, и таковых набралось по собранным материалам, аж 28 человек. С приходом наших войск все эти вражеские лазутчики собрались в организованные группы и, так же как на Западной Украине прятались в лесах и на болотах. Задача была их уничтожить и освободить население областей, попавших под влияние фашиствующих подонков, от страха быть убитыми или растерзанными. Особый отдел партизанской бригады продолжал свою работу совместно с подошедшими силами дивизии НКВД, Бывшие каратели и полицаи, предатели разных мастей и беглые уголовники попали под прицел наших штурмовых отрядов, которые методично выгоняли их из лесов и болот и сразу уничтожали. Антонов в плен никого не брал. Он заранее распространял среди населения информацию, его люди везде где только было возможно, расклеивали листовки с приказом о добровольной сдаче нашим войскам и последующей реабилитации. Тех, кто складывал оружие сразу, не расстреливали, а возвращали в строй, отправляя в штрафные батальоны, а если банды не сдавались, то на них такое понятие, как "плен" уже не распространялось. "Слишком много чести! - говорил Антонов в ответ на это своим оппонентам. - Не выполнение приказа на войне, по законам военного времени, особенно для бандитов - это расстрел на месте. А, если они не сдались, значит моего приказа не выполнили. Я дважды своих распоряжений не повторяю!" Он действовал жёстко и объективно. На территории Западной Белоруссии создал военные комендатуры с особыми полномочиями на переходный период. Теперь приказом из Москвы он вместе с дивизией, которая пополнилась горнострелковой бригадой, должен был выступить к границам Эстонии, оставляя вместо себя части и подразделения, прибывшие с фронта в резерв. Сформировав из них особые бригады, он собирался в начале октября прибыть в Прибалтику.
В первых числах октября когда Деев Алексей по плану должен был со своим полком выдвигаться вдоль Восточных Карпат в сторону Ивано-Франковска, и уже готовился к маршу, его вызвал подполковник Решетников и, стоя у стола, с торжественным видом произнёс:
- Секретарь принёс сегодня утром телефонограмму. Вам приказано грузиться у нас в Черновцах на железнодорожный транспорт. Ваш полк переводят на освобождённые территории Западной Белоруссии.
Деев удивлённо повёл бровями и прочитал телефонограмму, потом поднял глаза на Решетникова, а тот закончил не менее торжественно:
- Звонили из Москвы и дали распоряжение относительно вашего полка, сам Левицкий!.. Вас отзывает генерал Антонов!
КОНЕЦ ПЯТОЙ ЧАСТИ ВТОРОЙ КНИГИ.
Ольга Азарова.
(Использованные материалы и литература:
Михаил Белов "Армия победных операций" - ООО Палея, 2000 год.
Контр-адмирал Н,Н,Кошелев "За поединком поединок" - Москва, Воениздат, 1978 год.
Полковник Гаранин М.И. " В огненном котле", Москва, Воениздат, 1976 год.
Антонов К.С., генерал спецвойск НКВД " На пути в Днестру", Москва, воениздат, 1964 год.
Генерал-полковник Одинцов Ф.М. "Операция "Южный гром", Москва, Воениздат, 1978 год.
Генерал-полковник Одинцов Ф.М "Битва двух разведок", Москва, Воениздат, 1978 год.
Книга-сборник : "Былинные города. Освобождение." Ленинградское издание - 1969 год.)