Русская дочь военнопленного немца-25

Валентина Петровна Юрьева
Мария вновь попала в больницу и врачи запретили ей работать стрелочницей, поэтому она вернулась на прежнюю работу и уехала с вагоном на другую станцию.

Вот и март пришёл, весна. Но бури, да снегопады не стихают, а только усиливаются и учащаются. На железную дорогу набирают желающих бороться со снегом, стрелочники, да путейцы не справляются.

 — Валентинка, я участочек приняла, сразу за перроном, будем с тобой ходить и канаву рыть. Один квадратный метр семьдесят копеек. Начальник пообещал тебе маленькую лопату дать. Сегодня после школы и пойдём. Тебе вот сапожки к весне надо взять. Эти уже сейчас с носком тугие, а осенью и совсем не налезут. Школьную форму брать надо. Мать-то не шибко заботится. Ты там, в школе-то не задерживайся — сообщила Пелагея внучке.

 — Хорошо, баб— уходя, ответила Валентинка.

Человек она обязательный, пообещала, значит сделает.
Хотя и в школе тоже хотелось бы подольше побыть. Анна Петровна вышла на работу и, радости девочки не было конца. Она охотно выполняла все поручения любимой учительницы, но бабушку ослушаться она не может. Поэтому, когда дети остались с учительницей после уроков, она побежала домой.

— Давай, покушай, да пойдём. Там уж с утра люди на своих участках копошатся. Ну ничё, мы вдвоём их быстро догоним— говорила Пелагея, ставя пед внучкой миску с супом.

Валентинка переоделась, перекусила, и бабушка подала ей старенькие резиновые сапожки.

 — Обувай сапожки, да носки вот с печки возьми, варежки, и айда к начальнику.

Заходя в кабинет начальника станции, Валентинка услышала

— Андрей Иваныч, ну что, весна у вас началась?—спросил по селекторному телефону начальника станции его начальник.

 — Здрасьте— тихо сказала она, чтобы не помешать. Начальник станции кивнул, что означало, поздоровался.

 — А вот как дед Скударный лыжи в угол поставит, так считай весна наступила, а пока он с Сиротки каждый вечер на лыжах так летит, что здесь свист стоит— засмеялся Андрей Иванович Панков.
.
Услышав ответ начальника станции, она подумала.
 — Взрослый, а обзывается и вовсе дедушка не Скударный, а Скударнов.
— Присядь на стульчик— предложил он девочке, закончив разговаривать по телефону.
Вскоре появилась бабушка с лопатами.
— Валентинка, пошли—  позвала Пелагея внучку.
, Услышев бабушку, девочка выбежала из кабинета.

 —На вот, твоя лопатка, маленькая — она отдала внучке небольшую совковую лопату, и они пошли на свой участок.

Сверху снег был белый и даже пушистый, но чем глубже они копали, тем снег становился всё темнее, и тяжелее. А у самой земли он был зернистым и влажным, на земле вообще мокрым.

Пока добрались до земли, у Валентинки и ноги подмёрзли, и руки устали, только вот признаться в этом бабушке нельзя, она подумает, что внучка ленится и всё придумывает.

 — Ну вот, на сегодня хватит— наконец сказала бабушка, когда у Валентинке уже не было ни сил, ни терпения, и они пошли домой. Только идти было и скользко, и тяжело на замёрзших ногах. Хорошо ещё дом близко.
Быстро скинув сапожки с ног, она прислонила стопы к горячим печным кирпичам и уснула, сидя на стуле.

— Уморилась девчонка. Это где она так настыла, что к печке уселась— спросил дед, увидев спящую на стуле, внучку.

 — С непривычки. На снегоборьбу ходили. Ничё, пообвыкнет— ответила Пелагея.

Так каждый день, Валентинка с бабушкой ходили копать канавы в снегу, чтобы талая вода стекала по этим канавам в трубу и не размывала железнодорожное полотно. А в снегопад приходилось вставать рано утром, перед школой и, идти чистить свои канавки.


Денег, для нужд школьницы уже не хватало вот и пошла бабушка на подработку. Ну, а внучка просто обязана была ей помогать.
.
Когда сошёл снег, они получили зарплату и поехали в Междуреченск.
Купили новые резиновые сапожки, большего размера,-на вырост. Школьную форму тоже большего размера, и тоже на вырост.

 — Ну, вот на том деньги наши с тобой и закончились. Но нам ещё батя дал, тебе на шерстяную кофту и тёпленькие штанишки. Выделили из своих пасечных. Пошли в другой магазин, искать будем по размеру.

Они всё нашли, что нужно, но всё было Валентинке слишком велико. Видя, что внучка морщися, Пелагея спросила

 — Ты чё нос сморщила, не нравится? А по-моему баский цвет, свёкольный и не маркий. В самый раз, для девочки.

 — Большие сильно и кофта и штаны — пробурчала внучка.

 —Ты радуйся, что есть что носить! Штанины подошью, и у кофты рукава тоже подошью, а осенью отпускать придётся. За лето так вымахашь, что к весне всё малое будет. Опять брать придётся. А с чего? Корыстно ли той пенсии мы с батей получам, всего по двадцать рублей. Тебе вон в зиму пальто надо брать, а оно не мене пятидесяти будет стоит. Ну, так чё, берём кофту со штанами или так, в шароварах проходишь, да в старенькой кофтёнке?

 — Покупать — согласилась девочка, уж лучше в большом, да новом, чем в малых и старых остаться.

 — Ну и славно. Вот, свинья опоросится, даст Бог, принесёт поросят, так к осени пальто купим. Если не получится, так в этом ещё походишь. Я подол отпущу, рукава, да в пояс добавлю с дедовской чёрной шинели, полоску. А  зимой мясо продадим, и справим тебе пальто. Может Манька пришлёт сколь-нибудь, так и валенки новы купим и полушалок тёплый. А счас уж за это скажи спасибо

Им завернули покупки и, уложив всё в тряпичную сумку-котомку, они вышли на улицу.
Пойдём батю Васю попроведам, да Ефросинью, а там время и на поезд подойдёт.
До бати Васи шли пешком, бабушка не знала, куда идут автобусы и боялась уехать в другую сторону.

Валентинка шла и удивлялась, как быстро изменился город. Даже рябинки, что были тогда совсем молоденькими кустиками, сейчас уже деревья.

 — Баб, пойдём в столовую, где нянь Рая работает. Там вкусно кормят. Мы с мамой ели.

 — Наедимся, так как мы всё понесём? Ходить всегда налегке надо. Да, и рассиживаться, у нас время нет, опоздаем на поезд, как добираться будем?
А у бати Васи перекусим чего-нибудь.

Но на поезд всё же опоздали, потому что это рабочий поезд, он ушёл по вызову и на два часа раньше.

 — Ну что, пассажирский ночью только приходит, пойдём, посмотрим, может, какой стоит под жёлтым в нашу сторону.

На втором пути действительно стоял состав, для которого горел жёлтый семафор.

— Айда-ка побыстрее, искать надо переходную площадку. За вагоном которая, та нужна, чтобы ветер встречный не на нас был.

Прошли несколько вагонов, наконец, нашли нужный вагон с нужной площадкой.
 Пелагея забросила на площадку сумки, помогла внучке подняться и вскарабкалась сама. На переходной площадке было одно сидение. Она плюхнулась на него и облегчённо вздохнула.

 — Всё! На месте. Ты тоже садись, на вот сумки, здесь всё мягонькое, садись. Валентинка сложила одну сумку на другую и села, паровоз дал сигнал и поезд тронулся.

Мимо проплывали знакомые места, мамин склад, дом подружки, город. Как только проехали город, поезд набрал скорость.

 Быстро замелькали горы, озёра, деревья, скалы, станции большие и маленькие. Поезд только один раз останавливался, в Тебе, паровоз заправился водой и давая сигналы, мчался дальше.
Обычно в Балыксе он тоже останавливался, чтобы заправиться водой на водокачке в башне, возле школы. Как появились знакомые места, бабушка предупредила
 — Счас наша станция, ты не торопись, первая не слазь. Я сумки сброшу, слезу и тебя приму.

Валентинка кивнула, но поезд только слегка притормозил, подал сигнал и, набирая скорость, промчался мимо станции.

 — Эт чё тако? А? Все же поезда вставали в Балыксе. Почё этот –то пролетел?  Это куда ж он нас привезёт, окаянный? Видать дочка, нам с тобой до Абакану придётся ехать, а там на пассажирский и только утром. Ах ты истранди- та. Это ж когда мы домой-то попадём?— возмущалась Пелагея.
Пока ехали, стемнело, поезд остановился на станции Бискамжа, дальше не пошёл.

 — Давай-ка слазить будем. Здесь подождём, это лучше чем в Абакане сидеть. Здесь и ночью рабочий ходит— Пелагея помогла Валентинке слезть со ступенек и они отправились на станцию.

 — Ты садись вот здесь, а я к диспетчеру— усадив на лавку внучку, Пелагея зашла в кабинет.
Быстро выскочив из кабинета, она кинулась за сумками.

 — . Пошли на поезд, уже под жёлтым стоит. Он у нас остановится, в леспромхоз вагоны пустые везёт — подхватив сумки, они побежали к товарному поезду. Валентинка взяла свои сумки и поспешила за ней.

Пустые вагоны были прицеплены в хвосте поезда, а весь состав был загружен Черногорским углем. Переходные площадки были только перед вагоном и то в середине поезда.

Влезли на то, что было, как только поезд набрал ход, в лицо ударил ветер с угольной пылью.
Пока доехали до своей станции, лица были чёрные, как уголь. Благо была ночь, и никто их не видел.
Поздно ночью путешественницы пришли домой, включили свет и обеих разобрал смех.
Бабушка с внучкой смотрели друг на друга и хохотали.

 — Баб, ты как негар, чёрная— смеялась Валентинка.

 — А ты то, лучше чё ль, така же —  тоже смеялась Пелагея.

 — Вас чё разобрало ночью-то? — спросил недовольный Николай, проснувшись.

 — Да ничё, спи давай — отмахнулась от мужа Пелагея..

 — Да уж какой тут сон— он сел на кровать и уставился на жену с внучкой

 — Эко вас размулевало! На товарнике добирались?

 — Ну да— наливая в таз горячей воды, подтвердила Пелагея.

 — А чё в тазу-то, я баню топил. Ступайте, там жару много и помойтесь, как положено. Это хорошо, что он здесь встал, а то бы назад в Междуреченск увёз, вот бы вы там братку-то перепугали. Это что за черти, сказал бы, ночью в дом ломятся?  — он ещё немного посидел, ухмыльнулся и лёг спать.

 — Да. Человек предполагает, Бог располагает. Хорошо, что здесь встал. Он по станциям вагоны развозит, последние с углём, дальше пойдут.
Ладно, спи, а мы в баню.

На другой день, как только Валентинка пришла со школы, Николай обратился к внучке
— Надо бы посадить несколько штук ёлочек на пасеке. Отгородить улья от ветра. С лога тянет сильно. Вредно для пчёл. Тебе уроков-то много задали?—спросил он.

 — Нет, как всегда— вешая портфель на крюк, ответила внучка.

— Уроки сделаешь, и мы с тобой сходим, накопаем ёлочек. Я утречком приготовил ямки, земли от ёлок принес. Пролил хорошо. Давай, управляйся с уроками, я тебя подожду.

— Ладно, я быстро. Я напишу, а стишок вечером поучу.

— Ты, сперва поешь, да и садись тогда за уроки — заметила Пелагея.
 
Валентинка взяла пирог с картошкой, стакан молока, быстро перекусила, ещё быстрее написала домашнее задание и побежала на улицу.

Любит Валентинка бывать в лесу. И зимой любит с дедом на лыжах ходить, и весной тоже любит наблюдать, как лес просыпается, оживает. В любое время в лесу красиво и интересно.

На железной дороге снег совсем стаял, а вот в лесу уже и цветы появились, а снег под горой Сироткой ещё лежит, да кое-где среди ёлок ещё белеет. Земля влажная и вся в шумных ручьях больших и маленьких. Свежий воздух, со сладким нежным ароматом цветущей вербы, хвойной смолы и прелых прошлогодних листьев, обволакивает и бодрит.

От лёгкого ветерка качают головками белые ветреницы, среди них, словно несгибаемые солдатики, стоят перистые первоцветы. Валентинка их называет петушками. В сиреневый цвет окрасили поляны нежно фиолетовые кандыки
Такая красота вокруг, что глаза разбегаются, то лужайка розовая, то голубая, то жёлтая. Жужжат шмели, стрекочут кузнечики, стучат по деревьям дятлы и где-то на горе, кукует кукушка.

Всюду раздаётся  пение птиц.
Весенние ручейки своим весёлым серебристым журчанием дополняют лесное разноголосье.
На веточках берёз, источая смолистый аромат, проклюнулись ярко зелёные листочки. Белыми, словно маленькими звёздочками, зацвела заячья капуста.
На кончиках колючих лапок елочек завязались маленькие почечки.
Валентинка кинулась собирать цветы, земля мягкая, утопает в снежной влаге, сапожки тонут, того и гляди за голенище вода попадёт.

 — Иди-ка сюда, вот эту ёлочку сейчас выкапывать будем. Хороша!

Николай подошёл к ёлочке, достал жгут и, прижимая ветки, стал приматывать их к стволу.
Потом он достал голубую ленточку и привязал на стволик ёлочки.

 — Вот гляди, где я узелок вяжу, видишь?

 — Ага— ответила внучка.

Надо чтобы узелок на солнышко смотрел. Вот так в ямку и садить будем, чтобы этот узелок так же на солнышко и глядел. Поняла?

 — Ага. Поняла — отвечала внучка. Она действительно всё поняла!.

— Хвойные деревья надо с компасом выкапывать, чтобы так и высадить его по компасу. Но мы живём рядышком и поэтому ровняемся по солнышку — объяснял он, рассекая лопатой дёрн вокруг дерева.

 Приствольный круг получился шире корней ёлочки и глубже. Он откопал землю по кругу и просунув лопату под корни, отсёк под ними землю. Взявшись за ствол, качнул деревце, оно легко отделилось от родной земли. Он поднял его и, уложив на тачку, откатил её в сторону.

— Видела, как надо деревья выкапывать?

 — Видела.

— Вот, запоминай, пригодится. Сейчас привезём и посадим на новое место. Корни не повредили, по солнышку высадим, хорошо прольём, и оно примется. А сейчас надо ямку закидать земелькой, чтобы красоту природы не портить. А зачем нам ямы нужны? Самим плохо ходить будет. Ноги только ломать.
Николай заровнял ямку, взял тачку и быстро повёз деревце домой.

— Ну-ка, дочка, притопчи –ка земельку вокруг ёлочки. Сильно не дави, а легонько, чтобы корешки не переломать — пояснял он, накидывая землю на приствольный круг посаженного деревца. Валентинка осторожно ступая, принялась утрамбовывать землю.

—  Хватит, земля осядет, ещё посыплем, а сейчас за другой пойдём.

 — А сколько нам ёлочек надо?

 — Да ещё три штуки посадим и хватит.

Стихотворение пришлось учить поздно вечером, но с чувством причастности к чему-то очень и очень важному и нужному.

Железнодорожная улица по правой стороне реки, была очень короткой, землю обрезала река. Русло шло параллельно реки Томь, потом резко поворачивало, почти под углом в девяносто градусов и река шла дальше. Вот до этого поворота и шла эта улица.

Возле последнего дома стояла огромная ива. Чтобы обхватить её ствол понадобилось бы два с половиной человека. Крона тоже была очень богатой. Ветви густые и длинные, до самой земли.
Возвращаясь из школы, Валентинка ныряла под ветки, усаживалась на большой сук и сидела, о чём-нибудь думая или мечтая, или просто наблюдая за рекой.
А главное, она видела всех, а её никто не видел, и даже проходя мимо, не замечал.

В последнем доме этой улицы жила директор школы с мужем. Он был либо шорец, либо хакас, немного полноватый, очень добрый с ласковым голосом, мужчина. Жена ему полная противоположность, сухая, жесткая и всегда злая. Был случай, когда она ударила старшеклассника звонком по голове. Впрочем, не только звонком, могла и указкой огреть, или чем-нибудь запустить в ученика, за то, что он бегал по коридору или устраивал чехарду в классе.

Валентинка сидела под кроной дерева, когда бабушка возвращаясь из магазина, шла мимо дома директорши.

 — Пелагея Петровна, добрый день. — выбежав на крыльцо дома, поздоровалась директор школы с бабушкой.
 — Добрый, так хорошо, что добрый. А вы где это заблудились?—спросила Пелагея.
 — Спасибо что за домом приглядывали, и что собачку нашу кормили.

 — Да я уж в розыск хотела на вас подавать. Поехали на три дня, а уж месяц прошёл— призналась Пелагея..

— Мы всё сделали, как вы подсказали. Я-то надеялась, что моя мать из  ссыльных, а у Виктора Сергеевича из шорцев. Вот и переживала, где же, среди этого народа мы своих матерей отыщем? Моя мать, я думала из немцев, а у Вити из шорцев.

— Так вы же мне говорили, что с Красноярска приехали .Я думала из хакасов он.

 — Да. Познакомились мы в Красноярске, когда учились в пединституте, разговорились, оба с детского дома, и оба с Кузбасса. А вот росли в разных городах, и в разных детских домах, но тоже в Кузбассе.

— Ну, вот что, дочка, пошли ко мне в дом, дед на работе, внучка в школе, расскажешь всё попуте. Сказывай всё как есть.

Директор школы, Алла Фёдоровна, отправилась с бабушкой в дом. Очень уж это удивило Валентинку, да и директорша совсем, как обычная женщина, и разговаривает, как все и, даже с бабушкой к ним в дом пошла.
Решила Валентинка узнать, что же такое случилось, что директорша целый месяц где-то была?

Домой зайти нельзя, они не станут при ней разговаривать, а спросить у бабушки, тоже нельзя. Бабушка скажет," Любопытной Варваре на базаре нос оторвали или "Много будешь знать, скоро состаришься" и ничего не расскажет.

Вот и решила девочка с огорода, в подпол залезть, благо там дверь вообще настежь открыта. В калитку не пошла, чтобы в окно не заметили,а пошла через пасеку. Зашла в подпол и села на перегородку, как раз под тем местом, где они разговаривают. Не знала девочка тогда, что подслушивать не хорошо, никто про это ей ещё не говорил.

 — Обе девочки?—спросила бабушка.

 — Да. Одной уже пять лет, другой только три. Мы их там, в Красноярске в дом инвалидов сдали.

— Уволилась, говоришь?

— Да, как же мне тогда в церковь? Я же партийная, меня из партии исключат и с работы с позором уволят. Ещё и запретят в школе работать.
Это вы правильно подсказали, что уволиться нужно, потом в церковь идти.

Батюшка в Сталинске хороший. Он и предложил вначале матерей найти, выяснить, на ком  там родовое проклятие или возможно другое что-то. Вот мы с Виктором и кинулись по своим детдомам, выяснять, кто наши родители.

 —  Я по национальности записана как немка, а он русский. Ну какой он русский, если он монголоидного вида. Стали мы дальше разбираться. Оказалось, что я немка по отцу. Мать вышла замуж за ссыльного немца, он был вальщиком и погиб, и она меня сдала в детский дом. Одной ребёнка-то не поднять, время было тяжёлое, понятно это. Шёл двадцать восьмой год— грустно заметила женщина.

Пелагея своё время вспомнила, у неё в это время Мария родилась. Самим скрываться пришлось, чтобы не сослали куда подальше. Мария со свекровью осталась. Сама Пелагея на сносях была, когда в бега с Миколаем подались. Двойняшечки погибли, как только сама-то выжила?

 —Приезжает Виктор — продолжила свой рассказ директорша— рассказывает мне про свою мать, что она была осуждена, и его родила в лагере, от какого-то охранника. Потом освободилась, а ребёнка забирать не стала, так и уехала. Виктору про неё рассказали, что она была очень грамотная и замещала министра, но за связь с врагами народа, её тоже осудили и сослали прямо из Москвы в Сибирь, в лагерь. Там в Москве у неё семья была, где кто, теперь не узнаешь. А перед войной и семью наверно из Москвы выслали в Сибирь или на Дальний Восток.

 — Ты гляди-ка, какая судьба у женщины! Но ребёночка-то всё равно не надо было бросать — заявила Пелагея.

 — Так, а куда она с ним? Ни кола, ни двора. Это всё понятно. Да и родила от охранника, видать не по своей воле с ним была. Этот ребёнок ей всю жизнь бы напоминал о самом ужасном в её жизни. Она русская, а охранник видать вообще был казах. Там так и указано, отец- - предположительно казах и фамилия его есть.

 — Быть может этого казаха найти, у него узнать, отчего у вас дети рождаются инвалидами?

 — Нет, Пелагея Петровна, искать больше никого не нужно. И у меня и у Виктора одна мать, мы брат и сестра, вот и вся причина.

— Во-о-от оно что! О Господи, не исповедимы пути твои. Что решили-то?

 — А что тут решать, разведёмся.

— Ну да, ну да. А мать-то свою, вы всё же найдите.

— Значит, вы советуете найти мать?

 — Найти. По доброму-то и детей из дома инвалидов вам забрать бы надо. Котора постарше, Виктору бы взять, а помлаже так вам.

 — А кто же за ними ходить-то будет? Нам ведь работать надо.Теперь вот и личную жизнь устраивать. А с ребёнком- инвалидом жизнь не устроишь. Это приговор.

 — Ну решайте сами, ваша жизнь и вам за неё ответ держать.

Услышанное, потрясло Валентинку. Ей уже не казалась директорша злючкой и колючкой, она её уже жалела.

На железнодорожной улице решили поставить ещё один дом, но места для участка не хватало, и тогда этот угол, в который заходила река, стали засыпать гравием. Но не только угол засыпали гравием, но и отсыпали весь берег, потеснив реку. Теперь получилась ровная и сплошная дрога, что шла вдоль всей улицы и продолжилась до самой башни. Теперь Валентинке не нужно подниматься на высокий холм и потом спускаться к школе, теперь дорога проходит у подножья этого холма.

Когда на углу улицы хорошо укатали гравий, стали завозить туда землю. Потом пришёл бульдозер и стал ровнять площадку. Разравнивая кучи с землёй, бульдозер зацепил корни ивы и столкнул её к реке. Дерево упало и легло над рекой. На корни дерева нагребли земли. На готовой площадке построили ещё один дом.

Но дерево не погибло. Его корни питала своими водами река, и оно продолжало жить. Теперь Валентинка пробираясь сквозь сучки и ветки проходила по стволу дерева, в самую гущу веток, ложилась на него, и смотрела на дно реки, наблюдая за рыбками и ручейниками.

Все дети рады были каникулам, только Валентинка не знала, рада она или нет. Учиться ей было совсем не в тягость. Зато в школе весело. Особенно ей нравилось оставаться после уроков и делать в школе домашнюю работу. Так многие ребята делали и даже Анна Петровна тоже.

Она приносила стопку тетрадей, садилась за стол и проверяла их, исправляла ошибки и ставила оценки. Потом эту стопку тетрадей оставляла в классном шкафу. Но никто никогда даже и в мыслях не держал, чтобы залезть в шкаф и найти свою тетрадь. Зачем? Завтра всё равно её выдадут.

После уроков, это уже не занятия, поэтому можно ходить по классу, можно что-то спросить у Анны Петровны не поднимая руки, а так, прямо с места! Она никогда за это не ругала. Не говорила, что ей мешают проверять тетради, всегда ответит на любой вопрос. Смотрит на неё Валентинка и ей очень хочется прижаться к учительнице, как к матери. А теперь они расстаются на целое лето.

 — Ну, раз каникулы у тебя, то дома помогать будешь — заявила бабушка, как только Валентинка сообщила, что первый класс она закончила.

— А что я буду делать?

 — Да что по силе, то и будешь— ответила бабушка.

А по силе оказалось нарвать крапивы и сечкой порубить её в корыте, добавить к ней песок с реки, комбикорм с мешка, и накормить уток, выпустив их из сарайки. А когда они поедят, прогнать их на реку. Вечером пробежаться по берегу, найти уток, пригнать домой и закрыть в сарайчике.

Ещё следить за цыплятами, чтобы коршун не схватил, и чтобы коты не растащили, и курица, чтобы не увела их далеко от дома. А ещё доглядывать за телёночком, чтобы тоже далеко не ушёл, а вечером пригнать его домой.

Однажды просыпается Валентинка, а в зале на стуле сидит незнакомая женщина и расчёсывает очень длинные и густые русые волосы, которые своими концами касались пола.

— Здравствуйте, вы кто?— спросила девочка незнакомую женщину, подойдя со спины. Женщина тут же обернулась и улыбнулась наикрасивейшей улыбкой. Такой улыбки Валентинка ещё ни разу в своей жизни не видела. Красивые зубы сходились вместе и нижние и верхние, чётко один над другим. Большие, серые, с пушистыми ресницами глаза, тоже улыбались.
— Здравствуй. Я, Тамара Константиновна. Ты не против, если я у вас временно поживу? Как тебя зовут?

Валентинка привыкла, что все знакомятся и называют себя тётями, и решила, что ей тоже тогда надо правильно познакомиться.

 — Я, Валентина Петровна. Я совсем не против, если вы будите у нас временно жить.

 — Ну, спасибо, Валентина Петровна —рассмеялась Тамара Константиновна.

Она заплела одну длинную, в её руку толщиной, косу, и красиво уложила её на голове, потом встала со стула.
Это была высокая стройная женщина. Выше Валентинкиной мамы, выше бабушки, ну если только вровень с дедом.

Валентинка и Тамара Константиновна, подружились. Вдвоём им было весело. Тамара Константиновна много знала интересных и весёлых историй и очень искусно их рассказывала. Каждое утро  она уходила устраиваться на работу, но то, что предлагали, ей не нравилось. Всё же, она устроилась в магазин продавщицей. Тамаре Константиновне дали квартиру, в том самом, новом доме, по железнодорожной улице. Они стали соседями.

Лето было в разгаре. Днём солнце радовало, а ночью обязательно был дождь, то сильный, то совсем небольшой. Валентинку это нравилось, не нужно было носить с реки воду и поливать грядки.
Когда подросла трава, дедушка позвал Валентинку в огород.

 — Я тебе литовочку сделал, троечку, как раз по тебе. Давай ручку закрепим против твоего пупа — он подставил косовище к девочке, отметил, где должна быть ручка и приладил её на нужное место.

 — Сейчас траву с тобой косить будем. — он протянул косу внучке, сам взял большую косу и начал косить.

 — Вот гляди, как держать надо. Возьми так же. Во-о-от.

Валентинка взяла косу, так как показывал ей дедушка.

— Теперь смотри, как я кошу, у меня носок литовки ныряет к корням, но торчит вверх. Чтобы в землю не врезаться, ты на пяточку налегай.

— Ух, так ты косарь прирождённый. Теперь крапиву не серпом резать будешь, а литовкой пластать. Видал, какая молодец! Пошла и пошла, ну молодец!—хвалил дед свою внучку.

Когда подошло время покоса, приехала Мария и привезла с собой ещё троих, женщину и двух мужчин.

 — Ну, отец, принимай работников! Кос-то на всех хватит?— весело поинтересовалась она у отца.

 — Да косы всегда готовы, отбил, всё приготовил. Покос вот нынче нам далековато выделили. Пешком далеко, уехать только на рабочем поезде можно. А вечером я не знаю, как вы будите добираться. У меня Ласточка, я сел, да поехал.

 — Так мы, батя не на один день туда поедем, мы вон целый рюкзак консервов взяли. Ты, батя вперёд поезжай, а мы на рабочем приедем, ты там встречай нас, чтобы мы не проехали. А обратно, тоже можно договориться, чтобы нас рабочий подобрал через недельку.

— Коли так, дак хорошо, славно. Вот сегодня готовьтесь, завтра с утра и поедем. Я тогда вас там оставлю, сам домой приду. Мне на работу надо.

Утром Николай договорился с диспетчером, чтобы косарей на нужном километре высадили и там же через неделю их забрали. Сам сел на свою Ласточку и поехал на покос.

Работники прибыли с рабочим поездом, у реки развели костёр, сварили суп, наелись, и сели в тень отдыхать. После отдыха принялись строить шалаши. Строили в пихтаче и солнце не печёт и ветер не треплет, да не видно никому, кто и чем там занимается.

 — А косить-то когда намереваетесь?—спросил Николай у Марии

 — Так как обычно, вечером и рано утром, не в жару же нам махать?

 — И то верно. В жару тяжело косить. В жару трава как проволока— согласился Николай, но сам подумал

 — Жары-то нет. Пасмурно, перед дождём видно. Ну ладно, посмотрим, чё они тут накосят, работнички.

Вечером, когда Николай возвращался домой, пошёл слабый дождь.

 — Ну, чё, как они там, работники-то твои, косют?

 — Да по рядочку вечером сделали. Я поехал, дождь пошёл.
В дождь-то хорошо косить, легко. Пауты да оводы не донимают, мухоты тоже нет, коси да коси. По доброму-то и могли бы покосить, но они там не только консервы в рюкзаках привезли — недовольно заметил Николай.

Через два дня Пелагея предложила мужу
— Ты бы попроведовал косарей, чё они там, косют-нет?

 — Да нашто мне. Ну, сколь скосят и ладно, сколь не хватит, мы вот с внучкой одолеем. Она как заправский косарь в огороде траву вымахала.
А эти так, погулять приехали, больше ничего. Считай, никого нет — безнадёжно махнув рукой, сказал Николай.

Через три дня Николай взял отгул и, вместе с Валентинкой они сели на Ласточку и отправились на покос. Ехать одиннадцать километров, пока доехали, у Валентинки от непривычки, всё тело разболелось.

 .За три дня, пока Николая на покосе не было, ничего не изменилось. Те рядочки что он скосил, да при нём по разочку косари прошлись и всё на этом.
 
Он помог внучке спуститься с лошади, сгрузил мешочки с нужными вещами и едой.
 — Как ты, готова пройтись разок-другой?

 — Не знаю, спина болит.

 — Так это от напряжения на лошади, а косить начнёшь, разгрузишь её, и легче станет. Давай вот иди на осоку, её легко косить. Вставай.

 — А мама?—бросив взгляд на шалаши, спросила внучка.

 — А чё мама? Мама спит. Упластались наверно вчера, смотри, сколь пустых бутылок. Сегодня им не до косьбы. Сейчас с тобой пройдёмся  раз-другой, да мордушку поглядим, я в прошлый раз ставил. Наварим ухи, поедим. Солнышко выглянет, мы сено соберём, ещё пройдёмся, раз-другой и домой поедем.
Николай с Валентинкой поднялись на гору, и перед ними открылась большая поляна. В лесу куковали кукушки, словно перекликались друг с другом. У кустов таволожника стояли кусты цветущего Марьиного корня, между молодыми берёзками, цвели огоньки. А выше поляны, распространяя сладкий аромат, цвела черёмуха.

—Гора солнышко закрывает, вот здесь всё и припозднилось. За огородами-то у нас уже всё отцвело — сообщил Николай, заметив, что внучка .залюбовалась природной красотой.

— Ты кустики обкашивай, а я сверху пойду, к кустам наискось.
 Он подправил литовку Валентинке, потом свою и со словами" Господи благослови, взмахнул косой.
Пройдя пять рядков, Николай позвал внучку

 — Пошли, пора уху варить. Да овод закружил. У реки хорошо, там ни паутов ни оводов тебе. Отдохнём, да старые рядки ворошить пойдём.Собрать то в копну не долго.
 На берегу Томи развели костёр. Подвесили над костром котелок с водой. Николай зашёл в воду, вытащил на берег мордушку, вытряхнул на камни рыбу. Вдвоём они быстро её почистили и запустили в кипящую воду.

 — Почти полный котелок рыбы. Как закипит, так я лук и укроп высыплю. Рыбы много, славная уха получится.

Но собрать сено не удалось, пошёл мелкий дождь, он быстро кончился, но сено намочил.
 — Ах ты, якорти, пришёл, нагадил только. Ну да ладно. Что за сено, если под дождём не было? Корова, она лучше моченое дождём, ест. Ещё успем собрать. Айда дочка, косить. Отдохнули, пойдём пройдёмся .
От шалашей донёсся чей-то голос

— Маруся, а у нас, чё, всё кончилось что ли? Чем похмеляться-то?

 — Ключевой водой попробуй. Помогает— ответил женский голос.

Погода стояла пасмурная, косить было легко, да ещё трава влажная, поэтому дед с внучкой так увлеклись, что полянку всю выкосили.

 — Вот это мы дали! Вот это мы молодцы, так молодцы!. Перекусим, да домой, пока светло.
 — Ага— кивнула дОсмерти уставшая внучка.

Они подогрели уху, покушали, отдохнули у реки, потом собрали все вещи, что привезли, дедушка их спрятал в укромное место, под старой елью. Усевшись на лошадь, покосники поехали домой. Косарей они так и не видели.

Погода стояла мрачная, а когда возвращались, заморосил дождь.
Домой прибыли усталые и мокрые.

 — Батя, ты бы пошевелил там Манькиных друзей. Пусть косят — волновалась Пелагея.

 — Да траву свалить, не тяжесть, вот как её убрать, это вопрос. Видишь, какой морок стоит. Пока выведрит, так и трава прорастёт сквозь редки.
Дождёмся, когда выведрит и поедем. До сентября всё уберём, не горюй — успокоил жену Николай.

Но " шевелить Манькиных друзей" не пришлось, на следующее утро они вернулись пешком!

 — Бать, баню истопи, нам бы вымыться — попросила Мария.

 — А я чё? Топите. Дрова рядом, вода тоже. Мужики-то покрепче меня будут, справятся. Иди, командуй.

 — Бать, мужики говорят, что за линией на горе, дед с девчонкой косил, что они эту поляну всю выбили! А ты говорил, это наш покос — сообщила Мария.

— Наш и есть. Это мы с Валентинкой косили там.

 — Она что косить умеет?—удивилась мать девочки.

— Да уж, получше вас. Вы за неделю по рядку сделали, а она и осоку по берегу скосила и поляну мы с ней всю выкосили — ответил Николай.

 — Эх, вы, страмцы, больше никто! Девчонке осенью девять только будет, а лучше твоих мужиков справляется. Явилась, помощница. Позор один. Кому сказать, так засмеют. Шарам-то твоим не стыдно? — возмущалась Пелагея.

 — А чё завилась-то, я могла бы и не приезжать.

 — Так и то было бы лучше! Что о тебе твоя дочь думать будет? Кто ты после этого! Никто! Кукушка!

 — Ты сама у меня дочь забрала — старалась защититься Мария.

 —Ты знаешь почему! Забрать-то забрала, а матери не лишила! Отвечать тебе за свою дочь. Ты её в школу собрала? Форму купила? Трусишки взяла ей? Молчишь? А ребёнок сам на снегоборьбе себе на форму заработал. Ты в войну не работала, а она в ваше советское счастливое детство сама на школу зарабатывает. А ? Это как?

— Да хватит тебе, скоро мужики придут, а ты кричишь тут.

— Ты мне не указ. Рот мне не закрывай! Я в своём доме. А баба то где, подружка твоя, с мужиками в бане?

 — На крыльце, курит.

 — Э-э-э, какая сама, такие и друзья. Не являйся лучше, чтобы девчонку не позорить перед селом.

— Я помочь хотела. Они все обещали, что помогут косить, но как загуляли, так и всё тут. Вот прибежали сюда пешком, только бы опохмелиться. Ты бы им плеснула чуток. Всё же они подкосили малость.

— Нальёт, нальёт — заверил Николай и обратился к жене

 —  Мать, ты уж не ударь в грязь лицом, налей им, пусть опохмелятся, да с вечерним уезжают.

— Да пущай, мне не жалко. Чё им на стол-то собрать?

 — Мать, так чё есть, то и поставь. Пущай сыты едут. Может, помянут добрым словом.

—Глянь, почтальонка пришла, собаку боится, выйди — обратилась Пелагея к Марии. Мария быстро соскочила со стула и выбежала на улицу, вернулась с телеграммой.

 — От кого? Чё там?—с тревогой в голосе спросила Пелагея.

— От Раисы, сообщает, что Люся с семьёй в Алма-Ату уезжает, попрощаться хочет. Ехать надо. Мне же тётя Фрося слёзно жаловалась, что Люся собралась переезжать в Казахстан.

 — Когда это ты у неё была?

— Когда на работу оформлялось, так заходила к ним.

 — И молчишь? О чём не надо рассусоливашь, а что попуте, так мочишь — упрекнула дочь Пелагея.
.
Вечером с рабочим поездом отправили косарей восвояси, а утром другого дня, всей семьёй поехали в Междуреченск на проводы родственников .
Как только вышли на Первоозёрную, Валентинка побежала по подружкам.
Тётя Маруся Тимакина, бывшая соседка и мама подружки Вали, встретила Валентинку, очень радостно. Почти три года не виделись.

В доме подружки многое изменилось. На окнах появился тюль, на полу половички и на кроватях настоящие постели. От этого и Валентинке стало радостно и весело. Она пообщалась с Валиной мамой, Валентинка ответила на всё её вопросы, рассказала и про реку у дома и про гору, рядом с домом и про домашних животных.
Подружки дома не было, и покачавшись на качели, побежала в гости к другим подружкам.

Болото, где цвели красивые и редкие цветы, осушили. Теперь будут там строить городской, пятиэтажный дом . Кустов, в которых Валентинка пряталась, тоже нет, их спилили. В их с мамой бывшем доме живут другие люди, незнакомые.
Всё стало другим и каким-то чужим не радостным. То ли дело в Балыксе, с утра птицы поют, за огородом лес, цветы всякие цветут, ручей, гора со скалами, река у дома. Красота!

К бате Васе она пришла уже вечером. Во дворе играли троюродные родственники и соседские дети. Она зашла в дом, но там было очень шумно, все громко разговаривали, перебивая друг друга, и совсем не обращали на неё никакого внимания.
Через какое-то время, няня Рая зазвала всех детей в дом усадила на кухне за стол, накормила борщом со сметаной. Потом соседских детей отправила по домам, а детей родственников разместила по кроватям.

Валентинку и ещё троих детей уложили на большой кровати. Двое детей головами в одну сторону и двое головами в другую сторону.

 Взрослые угомонились только к утру, бросив себе под бок кто фуфайки, кто скомканные половики, крепко спали.

На другой день с самого утра все отправились по гостям. Ходили с одного двора в другой, пили брагу, самогон, вино, на улице пели и плясали под гармонь. Ребятишек было много, всякий раз их становилось всё больше и больше и шли они тоже от двора к двору, шлейфом за взрослыми. Детям тоже было весело. Прямо на дороге играли в "пятнашки"или " отними мяч"

На следующий день, бабушка попрощалась с племянницей Люсей и её семьёй, подарила средней сестрёнке, Любе иконку, завернутую в платочек, и сказала
— Береги деточка, она всегда вас хранить будет — потом взяла Валентинку за руку, и они пошли на вокзал.

Мария и Николай остались провожать родных на поезд.

Пелагея с Валентинкой вышли в Сталинске, сели в автобус и поехали в какую-то деревню, где жила бабушкина племянница.

Племянница Шура, высокая худощавая женщина и её муж Артём, полноватый, с красными щеками мужчина, встретили гостей тепло, собрали стол, устроили праздник.

На второй день муж бабушкиной племянницы, дядя Артём, отправил Валентинку вместе со своими детьми- подростками, носить глину из ямы к бане. Дети Артёма носили глину на носилках, бросив в них две лопаты глины. Валентинке дали ведро. Как ответственный человек, она набрала его полным, но оно оказалось совсем неподъёмным. Даже когда она из ведра о выгребла половину, оно так же было ей не по силам

Дядя Артём, ещё не протрезвевший со вчерашнего и уже изрядно опохмелившийся с утра, подошёл к ней и спросил

 — Чего выгребаешь, тяжело таскать?

 — Ага, тяжело.

 — А ты не поднимай, ты тяни волоком. Ничего, Макара не выродишь — засмеялся он.

Валентинке не понравился тон и монера с какой с ней разговаривал этот человек, но она привыкла всё выполнять добросовестно, поэтому взяв двумя руками за душку, со всей силы стала тянуть ведро по траве. Ведро тронулось с места, напрягая силы, она тянула его до бани, перевернула, и вывалила глину.

— Справилась. Хорошо. Давай, продолжай. Вон мои орлы, уже четвёртые носилки вывалили, а ты только одну ходку сделала. Не хорошо — заметил дядя.
Валентинка и сама понимает, что не хорошо. Но она уверена, если приловчится, то сделает не меньше их.
 Положив в ведро лопату глины, потянула его по прежней дорожке. Травы на дорожке уже не было, и тянуть следующее ведро с глиной было ещё тяжелее.
.
 — Давай, давай тащи, фашистское отродье — засмеялся дядя Артём.

 Дети его тоже захихикали. Валентинке это совсем не понравилось, она дотянула ведро с глиной до бани, перевалила его и решила передохнуть.

 — Чего встала, немчура? Давай, хватай ведро и попёрла, зарабатывай на кусок хлеба — как-то неприятно махнув на гостью рукой, сказал хозяин.

Валентинка непонимающим взглядом уставилась на родственника.

 — Почему немчура? Зачем вы меня обзываете? Не буду я таскать вашу глину и хлеб ваш, мне тоже не нужен — выкрикнула она и побежала с огорода.

Забежав в дом, она обратилась к Пелагеи

 — Баба, он меня фашистом и немчурой назвал, он сказал, чтобы я носила глину и на хлеб зарабатывала. Я не хочу у них быть. Баба, пойдём отсюда — хватая Пелагею за руки, кричала внучка.

 — Да пошутил я, по-шу-тил!—входя в дом, попытался оправдаться Артём.

 — Это что ещё за шутки? Это не шутки! Нет. Тебе кто позволил мою внучку так обзывать?—вспыхнула Пелагея и подскочила с места, словно её ударило током, и приготовилась защищаться.

 — Так, а я чё такого сказал? Я же правду сказал. Немчура, она и есть немчура! Я же в сорок девятом в шахте работал, слышал, что народ говорил, что Маруська от немца родила.

 — Да с чего это? Ты свечку держал? Кто с немцами якшался, всех в комитет вызывали. Маньку никто не тронул. А им лучше знать, что к чему. Они и в кутузку садили и детей отнимали. Нас никто не тронул!

—  Сейчас, дочка, соберёмся и на автобус в Осиновку поедем, и обернувшись к племяннице, сказала
.
— А у вас ноги моей больше не будет. Куском упрекнули! А чё не вспоминаете, как я вас выхаживала, когда вы голодали? Собой рисковала, чтобы копейку добыть, да вас прокормить. А вы теперь куском попрекнули – она собрала сумку, взяла за руку внучку и, дойдя до порога, развернулась и картинно поклонилась.
 — Спасибо племянники дорогие. Храни вас Бог. Прощайте— вышла во двор.
Племянница с мужем и их дети, вначале замерли, потом Шура пришла в себя и выбежала из дома следом за Пелагеей.

 — Тётя Поля, тётя Поля — кричала она вдогонку, но Пелагея не обернулась.
Долго ждать автобуса не пришлось, и через час они были в Осинниках, ещё через несколько минут добрались до Шушталепа.
Как же Валентинка обрадовалась и тёте Панне и Людмилке и маленькому Юрочке. Как же радостно встретиться со своими родными и любимыми

продолжение следует