На заседании Союза обсуждали молодых. Иван Павлович Кудинов, который отвечает за работу с ними куражился:
-- Вот толкуют все об акселерации. Современная молодежь де взрослеет не по дням, а прямо-таки как царь Салтан или там Гвидон, по часам. Сегодня, говорят, даже студент обладает столь обширной информацией, какая Ломоносову или тому же Ньютону и не снилась.
Так оно так. Только вот Ньютон к 45 годам сделал все свои великие открытия, а Галуа так и вообще к 21 году. А сегодня если кандидат защитился в 30 лет, это уже вундеркинд. Обычно же раньше 40 этого не бывает, а уж докторами становятся не ниже, чем к пенсии. Нынче, если в члены Союза писателей примут не шестидесятилетнего (случается и такое), а сорокалетнего, так столько радости, такое торжество -- наконец-то, молодых заметили!.. А Лермонтов к двадцати семи завершил все свои гениальные творения. И Добролюбов, и Веневетинов, и замечательный русский пейзажист Федор Васильев, проживший всего двадцать три года... И Сергею Есенину немногим больше было отпущено... Вот вам и акселерация! Вот вам и взросление.
-- Ну да, -- встрял вечный бузотер Сергеев. -- Сегодня пока не напоишь всех докторов, не послужишь у них за дембеля 10 лет, тебя к защите диссертации и не допустят. А уж о литературе чья-чья, а уж наша писательская корова лучше бы молчала. Вон Лене Ершову на днях 40 и дай бог, чтобы мы наконец-то в этом году его приняла в Союз. А то одну книгу издали 10 лет назад, а вторая, необходимая для приема в Союз, как космонавт зависла в невесемости, и так уже 10 лет висит, то есть лежит в издательстве и все отодвигается и отодвигается. Про поэтов я уже молчу, -- хотя молчать не стал и тут же продолжил инвективы.
-- Капустин к 20 написал столько стихов, сколько Лермонтов за всю жизнь не накатал, Яненко много меньше, но тоже не на одну книжку хватит. Сегодня обоим за 30, а они ни сном ни духом еще не издавались. Скажете, Капустину до Лермонтова далеко? А до наших гениев? -- При этих упреках все молчаливо потупили головы. Действительно, на Алтае поэта, равного талантом Капустину еще не было. -- Напечатай Капустина, как Пушкин Лермонтова в 23 года, может, и Капустин уже давно был бы признанным гением. А так, кроме нас его никто не знает. И, похоже, ему так и суждено умереть молодым, хотя бы дожил и до пенсии.
Возразить было нечего, и все же кто-то вякнул:
-- А сам ты, Владимир Андреевич, во сколько пристроился в Союз?
-- Я-то в 25, а первую книгу выпустил в 19. Да я по комсомольской линии. Это, во-первых. И не с Алтая вошел в литературу, а с Чукотки. Это во-вторых.
-- Вот пусть и они поезжают в тундру и оттуда пробивают себе дорогу в литературу.
-- Это только в мое время было можно, -- не остался в долгу Сергеев: его все равно невозможно переспорить. -- А сегодня в литературу через Чукотку не выезжая из Москвы попадают дети больших начальников. Назвать вам фамилии?
-- Что в протокол-то печатать? -- погасила начавшие было возгораться страсти Наташа Алексеева, наша машинистка. На том спор и закончился.
* * *
Собралось в писательской организации поспорить и посудачить о том, о сем несколько человек, и среди них наши мэтры -- Квин, Гущин, Кудинов. И как вшивый про баню опять заговорили о переезде в новое помещение. Так надоело ютиться по "чужим" углам, на подселении! Тем более, что и организация постоянно растет -- вот уже больше двадцати членов Союза писателей. А тут даже шкаф с нашими протоколами и отчетами поставить некуда. Живем и в тесноте, и обиде... Инженера человеческих душ.
Потом разговор незаметно перешел на молодых.
-- Не вижу нам, -- горестно вздохнул Кудинов, -- никакой смены.
-- А что так? -- спросил Сергеев. -- Иван Павлович. Вы ведете литературную студию, вы заведующий литературной страничкой в "Алтайской правде" и "Молодежке". И я что-то не припомню ни одного имени, чтобы не то что вошло при вас в литературу, но хотя бы появилось в той же молодежке хоть с каким рассказиком. Вон у Юдалевича хоть со стишком, хоть с басенкой, но выплывают стихоплеты. А у вас полный нуль.
-- Ну как нуль? -- было вставил я. -- Вон Соколов, Капустин, Марченко...
-- А также Гаврилов, Кирилин, Свинцов...
Все саркастически переглянулись. Этими молодыми, за каждым из которых стоял блат, как раз писательская организация и отчитывалась за работу с молодежью.
-- Некого, некого ставить в печать, -- не унимался Кудинов. -- Все сыро, плохо. Сплошная самодеятельность.
-- С вами трудно согласиться, как и поспорить, -- тоже не унимался Сергеев. -- Ведь мы не видели ни одного из этих сырых авторов. В конце концов для того и существуют студии и литературные странички, чтобы быть площадкой для экспериментов.
-- Краевая печать, -- отрезал Кудинов, -- не место для экспериментов. Пусть сначала научаться хоть немного писать, а потом и будем думать.
А где тогда, хотелось бы спросить, место для экспериментов? Если молодому писателю заказан путь на самые первые ступеньки литературной лестницы?