Стезя алхимика. Глава 8

Лана Сиена
       Потемневшие каменные своды казались ниже и уже, чем раньше. И всё же Прокопий мог с закрытыми глазами спуститься и добраться до своей двери, которая теперь была укреплена широкими досками крест-накрест и амбарным замком. Профессор вставил в него полученный от Кеплера замысловатый ключ и с усилием провернул два раза. Щелкнув, ржавая дужка нехотя выскочила, профессор снял увесистый замок с петель и толкнул дверь. С упоением прослушав её душераздирающую серенаду, он бодро крикнул:

       — Шарль, я вернулся!

       Раздался сухой шелест крыльев, и соскучившийся ворон спикировал на плечо хозяина.

       — Э-э! — Прокопий аж присел на левую сторону. — Ты опять потяжелел, мой милый друг! Надеюсь, ты не съел все книги Имперского математика? А то нас сожгут на костре, даже не выслушав последних желаний! Кстати, у тебя есть последнее желание?

       Вероятно, учуяв пары спиртного, ворон тут же утробно произнёс:

       — Пива и зррелищ! — При этом его интонация напоминала возгласы студентов Гавранека, когда они скандировали, собираясь на спортивные соревнования или каникулы.

       — Кхе-кхе! — Не удержался Прокопий! — Пиво оставлю себе, а тебе я принёс кусочки яблок и запеченного гуся. Представляешь, они отстроили настоящую таверну из маленькой пивной «У Святого Томаша»! И там по-прежнему подают прекрасное пиво и вкуснейшего гуся.

       Прокопий развязал мешок, вытащил зажаристое крылышко, понюхал его и медленно протянул ворону. —Эх, хоть я и насытился, но слюнки потекли! До чего же ароматно!

       Шарль, не мешкая ни секунды, схватил крыло и взлетел на полюбившуюся полку. Профессор ухмыльнулся, положил на лавку свою добычу и подошёл к остывшему камину. Пошарив рукой по правой каменной боковине, он обнаружил нишу, где когда-то сам хранил кремень, мох, кусочки коры и лыко. Всё нужное для розжига лежало на месте. Лучики морщин в уголках глаз Прокопия прорезались чётче, а на его высокий лоб словно снизошло озарение. Решив, что сначала пришедшую мысль нужно как следует обдумать, и не в темноте, профессор развёл в камине огонь, потом лучиной зажёг свечи в канделябрах, вытер о плащ руки, разгладил белую бороду и уселся за стол.

       — Шарль, как думаешь, что такое время? Оно конечно или бесконечно? Или это иллюзия? Может быть, это сам Бог, что следит за нами? Или всё, что вокруг – это и есть время?

       Ворон уже расправился с крылышком и с видом крайней заинтересованности уставился на Прокопия, приземлившись на край стола, поближе к лавке, где лежал мешок со снедью.

       — Гениален тот, кто первым изобрёл часы, но ведь время существовало и до этого! —Продолжал размышлять вслух профессор Гавранек. — И оно не зависит от того, есть ли в твоём доме или городе точные часы.

       Рассуждая о времени, Прокопий внимательно осматривал стол. Конечно, когда он обещал Кеплеру, что ни он, ни Шарль ничего в подвале не тронет, он лишь успокаивал математика. Хотя отчасти Гавранек говорил правду, портить никто ничего не собирался. Но он также знал, что крайнее любопытство присуще им обоим, и ему (иначе он не был бы профессором) и его питомцу, ведь яблоко от яблони далеко не падает.

       У Прокопия была прекрасная зрительная память, он уже понял, что сдвинул с места неугомонный ворон, и для начала навёл порядок. Посмотрев на Шарля, он покачал головой, переставил сферическую и линейную астролябии, собрал в аккуратную стопку рассыпавшиеся листки, и развернул огромную армиллярную сферу, стоявшую на постаменте у стола. Подобные инструменты и приборы он видел и раньше, но эти были выполнены более искусно и, как предполагал профессор, более точно. Наконец, он взял со стола одну из книг «Mysterium Cosmographicum», о которой упоминал Кеплер. Их было две. Профессор заинтересовался на вид более новой. Мельком взглянув на Шарля, издававшего гортанные звуки, кивнул другу, разрешив съесть любую снедь из мешка, откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и открыл фолиант.

       Первое, что бросилось в глаза, необычно ровные строчки, отступы и сам шрифт, который, кстати, абсолютно не походил на витиеватый почерк Кеплера. Гавранек уже обратил на него внимание, рассматривая отдельные листки. Да и сами листы на столе и в книге заслуживали уважение, они были тоньше и белее тех, к каким привык профессор, и их было приятно касаться. Прокопий удивился этому не меньше, так как считал, что его огрубевшие со временем пальцы, уже не столь чувствительны.

       К тому же он осознал, что изумление, вызванное видом шрифта и строк, сильнее интереса к содержанию книги. Прокопий пролистал книгу до середины, потом заглянул в конец, и увидел, что почерк неизвестного писаря не изменился ни на йоту. Таких искусных мастеров он даже представить себе не мог. Среди тех, кого он знал по университету, за всё время он назвал бы лишь одного, рука которого была способна выводить буквы почти неизменно максимум до четвертой страницы. Каким-то шестым или седьмым чувством профессор Гавранек понял, что скорее это действо новой сконструированной машины, ещё неизвестного ему инструмента, чем проявление нечистой силы. Успокоившись, он погрузился в чтение, время от времени пролистывая сразу по нескольку страниц.

       Сначала профессор был удивлён, и даже немного разочарован тем, что в своей «Космической мистерии» учёный столь далекого будущего в своих изысканиях и утверждениях вернулся к теории пифагорейцев. Профессору Гавранеку и самому нравилась теория учеников Пифагора о том, что именно Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Но тот факт, что человечеству понадобилось около двадцати веков, чтобы всего лишь попытаться это осознать, навевало грусть. Тем не менее, Прокопия восхищали мысли нового знакомого, бесконечные благодарности учителям и ученым, труды которых помогли Кеплеру в его исследованиях, пытливый ум и стиль изложения. Без сомнения писал Иоганн Кеплер гораздо лучше и увлекательнее, чем говорил. Понравилось Гавранеку и множество иллюстраций в книге: модели Вселенной, внешняя сфера которой принадлежала Сатурну, деталь, представляющая сферы Марса, Земли, Венеры и Меркурия, с Солнцем в центре, и многие другие. Для любознательного ученого, согласного или несогласного со всеми утверждениями, открывался огромный мир, бесконечная вселенная, новые пути познания.

       Читая столь внушительный труд, Прокопий словно наяву видел всё, что рождалось в голове Кеплера. Его мистическую уверенность, что за хаотическими явлениями Природы прячутся неведомые незыблемые законы, а Мир является абсолютно рациональным, упорядоченным и гармоничным творением. Он не верил в чудеса и магию колдунов, а верил в Божественную рациональность и наивысшим чудом считал гармонию сфер. Вселенную Иоганн Кеплер рассматривал как огромный и точный часовой механизм.

       – Часы, время... – шептал засыпающий за столом профессор. – Я раньше думал, какие мы – такое и есть время... но сейчас мы с тобой – те же, и здесь же, а время абсолютно другое. Или то же? – Он уронил свою седую голову на раскрытую книгу и затих.

       Шарль ничего не ответил, он давно спал и, возможно, видел свои вороньи сны.

       Тем временем Иоганн Кеплер проснулся от очередного дикого крика своего старшего сына, который болел уже несколько месяцев. Мальчик мучался от разрывающих голову болей, почти ничего не ел, и таял на глазах. Врачи пускали кровь, давали порошки, от которых малыша только тошнило, советовали снадобья за немыслимые деньги, и звали священников. Жизнь в доме превратилась в ад, а жена Кеплера, Барбара, в нервное, страшное, истощенное существо. Она болела эпилепсией, тяжело переносила страдания сына и умоляла вернуться в Грац. Кеплер не соглашался. Из писем немногочисленных друзей он знал, что гонения на «еретиков», к которым его там причислили, не прекращались, а наоборот, приобрели чудовищный размах. Да и собраться куда-либо уехать в безопасное место, у семьи не было никакой финансовой возможности. Кеплер брался за любую работу, чтобы накопить денег, и пользовался любым поводом, чтобы не проводить время дома.

       Поэтому, как ни рад он был новому знакомству, он жалел, что какое-то время не сможет ночевать в любимом подвале. Проводив профессора, Иоганн ещё долго размышлял над неожиданной встречей и провидением. Вспоминая Тихо Браге, с которым они всё время спорили и, что греха таить, ругались, математик никак не мог взять в толк, почему он так быстро нашёл общий язык с восьмидесятилетним стариком профессором, возможно, выжившим из ума, но так и не примирился с пятидесятилетним Браге.

       Трясясь в карете, Кеплер задавался вопросом:

       – Неужели этот Гавранек действительно из глубокого прошлого? Судя по всему, и люди там… тогда… были не такие уж тёмные и страшные, как представляется. В конце концов, завтра я смогу узнать о личности этого профессора из архивных книг университета или Собора Святого Вита. А этот его ворон? Казалось, само порождение дьявола! Но нет, он умный и добрый.

       Когда Кеплер вернулся домой, он ещё долго ворочался, затыкая уши, и пытаясь проанализировать всё, что услышал от Прокопия в таверне и в карете. Он рассуждал о метаморфозах времени, о том, что, вероятно, время циклично, и движется по спирали, раз за двести лет пусть и меняется ландшафт, но открытия вновь и вновь повторяются, а люди в определенный точно рассчитанный день и час могут соскочить со своей спирали вниз, в прошлое или будущее. В короткие отрывки сна Иоганну Кеплеру снились седовласые старцы в белых одеждах, парящие в тёмном небе. Они отталкивались ногами от разновеликих планет, и летали от звезды к звезде, вслед за огромными синими вОронами.

       После очередного тяжелого пробуждения, Кеплер наспех позавтракал, отдал распоряжения слуге, и отправился в Собор Святых Вита, Вацлава и Войтеха. Там он помолился о здоровье близких и своего рассудка, а затем попросил служителя показать ему архивную книгу начала пятнадцатого века.

       Узнав, что Яна Гуса ещё в 1414 году вызвали в Констанц, где выдвинули обвинение в ереси, а после долгих уговоров, запугиваний, издевательств и пыток, сожгли на костре 6 июля 1415 года, Иоганн Кеплер поспешил в университет.

       Смешно передвигаясь по узким улочкам Праги, Имперский математик сосредоточенно думал о том, что может произойти, если Прокопий предупредит Яна Гуса и казнь не состоится, как это отразится на будущем, на его настоящем. В конце концов, Кеплер решил, если действительно в Карловом университете преподавал такой профессор Гавранек, он расскажет ему всё, что узнал, и они вместе подумают, как быть дальше.


       Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/03/31/1401