http://proza.ru/2023/03/25/1884 - начало
http://proza.ru/2023/03/25/1905 - предыдущая глава
МАРИЯ МАГДАЛИНА
Во времена учебы в университете студентка Дарья Кошкина жила с бабушкой и дедушкой рядом с Моссоветом в центре Москвы. Днем бывала дома когда готовилась к экзаменам. В остальное время уходила в восемь – приходила в двенадцать. В восемь утра – яйцо всмятку, в двенадцать ночи – помыть посуду, разложить раскладушку на кухне, и спать. Плиту включать не разрешалось, так что поесть перед сном, если бабушка уже спала, а в двенадцать ночи она уже давно спала, было невозможно. Весь день практически ничего не есть – лучший рецепт для поддержания фигуры. 90 – 60 – 90. 170 см. 52 кг. Все в порядке. К бабушке и дедушке претензий нет!
Единственной домашней обязанностью было мыть посуду. Посуда специально копилась «дедами» весь день в раковине для внучки-студентки. Разделение труда: они едят – она моет. Плюнуть на все и рухнуть спать, не помыв посуду, было нельзя. А как можно спать, если голова всего в метре от раковины, а тараканы всю ночь пируют на грязных тарелках, шуршат и чавкают, тревожа чуткий сон?
На дворе стоял социализм, заграничных средств борьбы с насекомыми не было. Если удавалось временно прекратить нашествие, чужие насекомые наведывались по-соседски через щели в мусоропроводе, и начиналось все с начала. И теперь содрогается при виде таблички «Дом образцового содержания». В таком доме хочется жить всем! Наши меньшие и мельчайшие братья не исключение, рвутся именно туда – чем они хуже нас с вами?
Вернемся к людям. Бабушка Дарьи имела маленький рост, глаза, выражавшие скорбь, и большую любовь к чтению. Дочь переплетчика научилась читать рано, лет в пять, в мастерской отца. Единственная помощница кустаря-одиночки ставила под пресс книги, клеила переплеты, обрезала края. И читала. Читала книги в виде отдельных листочков. В восемь лет она прочла от корки до корки сочинение графа Толстого «Воскресенье».
Страсть к чтению сохранилась у бабули на всю жизнь. До 94 лет, до конца своих дней не расставалась с печатной продукцией. Это и было разгадкой тайны – как можно, окончив всего два класса церковно-приходской школы, иметь острый ум и быть интеллигентной дамой, прекрасно понимавшей юмор. Она и сама умела пошутить, и была источником какого-то такого редкого обаяния, что никто не мог ей отказать, даже если требовалось невозможное.
Кроме того у нее было выраженное чувство собственного достоинства и железная деловая хватка. Бабушка могла дозвониться куда угодно и сделать дела по телефону. В то время, как другие люди стояли в длиннейших очередях на улице, чтобы «достать» необходимое, всё это ей приносили домой.
Сочетание острого ума и книжной наивности, грустных глаз и железной деловой хватки не поддавалось осмыслению и било наповал. Душевная чистота бабушки и неосведомленность в некоторых вопросах близились к абсолюту:
- Даша, ты сегодня такая красивая! Прямо – Мария Магдалина!
Пропев шикарный комплимент, выпускница церковно-приходской школы удивленно водила головой из стороны в сторону и неотступно следовала за внучкой, не сводя с нее восхищенных глаз.
Под ложечкой ёкнуло – неужели так заметно? Попробую проверить!
- Бабуль, ты понимаешь, что сказала? Ты знаешь, кто такая Мария Магдалина?
- Где-то читала. Не помню. Но точно знаю, что она была такая - очень красивая девушка.
Ничего не подозревая, бабуля попала в самую точку. Мария Магдалина. Кающаяся грешница. Именно так себя и ощущала, нарушив какую-то там заповедь.
Только что вошла в квартиру и направлялась в ванную комнату, даже не взглянув на отражение в антикварном зеркале в прихожей. Встреча с зеркалом не предвещала ничего хорошего. Бабуля ходила за ней по пятам.
Умывшись в ванной комнате и подняв наконец глаза, нашла в зеркале совершенно незнакомое лицо. Невероятно, но оно ей нравилось! Отражение потрясло её так же, как и бабулю, которая стояла на полшага позади и смотрела через плечо.
Они обе смотрели на лицо в зеркале. Хотелось получше разглядеть и понять секрет его абсолютной: спокойной, точной, пронзительной - неземной красоты. Такой красивой как тогда, больше себя не припомнит.
Знаете, что красит русскую женщину? Конечно знаете. Русскую женщину красит страдание.
В тот день чудом добралась домой. День был так насыщен событиями, что в какой-то момент неожиданно и впервые в жизни пришлось испытать острое алкогольное отравление.
После благополучно завершившейся авантюры Даша поехала к однокласснице. Они должны были встретиться у нее дома, переночевать и рано утром ехать на пикник с ее новой студенческой группой. Неважно стало в полном одиночестве на краю Москвы. Мирочка не выполнила уговора и отсутствовала в квартире на Ждановской уже два часа после назначенного времени. Дверь никто не открывал. Записки не было.
Полная безнадега. Порядком надоело наслаждаться пиковой ситуацией, глядя в упор на местных бабушек, сидящих безмолвно против неё на лавочке у Миркиного подъезда. И обсудить её им очень хочется, и делать это под её наглым изучающим взглядом никак нельзя. Становилось все хуже. Надо возвращаться в метро.
В то время на каждой станции метро рядом со скамьями стояли урны. Их еще не убрали в целях повышения безопасности. Это было до первых взрывов в метро. Те урны её хорошо запомнили! Пай-девочка с длинными волосами, в замшевой мини-юбке, идущая специально ровной, независимой походкой и смотрящая вперед специально бестрепетным взглядом, пересчитала все урны.
Выходить пришлось на каждой станции по пути следования и искать следующую урну, чтобы ближе познакомиться с ней по возможности максимально элегантным способом. Дарья была переполнена впечатлениями и хотела немедленно поделиться. Мутило страшно. Две станции подряд проехать было нереально. Потом познакомилась со всеми урнами на Тверской от Пушкинской площади до Моссовета. Последняя урна была уже в её подъезде, у лифта.
И вот она стоит у зеркала, изможденная, созерцая собственную мученическую иконописную красоту и не веря своему счастью. Больше не мутит! Теперь ноги отказываются стоять. В кухню, на раскладушку!
Бабушка присела рядом на табуретку и проявляет сочувствие:
- Даша, я вижу, что тебе плохо! Расскажи, что произошло?
- Бабуля, у меня абстинентный синдром, - честно созналась внучка.
- А что это такое?
- Острое алкогольное отравление.
- Не уходи от ответа! Пожалуйста, скажи мне правду! Мне можно сказать все. Я пойму. Обещаю, что никому не расскажу! Поделись со мной, тебе станет легче. Скажи, кто тебя обидел?
- Никто не обидел, бабуля! У меня Острое Алкогольное Отравление. Чтобы было плохо, этого - вполне достаточно!
- А что это такое, алкогольное отравление?
Даша отчаялась что-нибудь объяснить настойчиво-доброй бабушке:
- Бабуля, у тебя день рождения раз в году бывает?
- Бывает.
- Ты его празднуешь?
- Праздную.
- За столом сидишь?
- Да.
- Тебе коньяк в рюмку наливают?
- Наливают.
- Ты его пьешь? Свою одну рюмку? - Дарья начала сомневаться; что бабушка принимала коньяк внутрь.
- Пью.
- Одну рюмку! А если выпить больше - две рюмки, три рюмки, много рюмок коньяка, будет острое алкогольное отравление. Это очень неприятно!
- Поняла. Теперь мне ясно... Поспи, все пройдет.
Участливая бабушка ласково гладила Марию Магдалину по распущенным по подушке волосам до тех пор, пока та не уснула. Марии Магдалины тоже должны отдыхать, несмотря на свою неземную красоту!
***
- Коша, ты почему не у меня? - Мирочка Мяэ звонила по телефону теплым сентябрьским вечером в начале одиннадцатого.
- Мяушка! На часы посмотри! Мы договаривались, что ты будешь дома в пять. Я приехала. Ждала два часа и уехала обратно. Даже не представляешь себе, как ты меня подвела! На пять часов опоздала! Второй раз не приеду. Ночуй без меня.
- Ладно, тогда завтра в 7-30 утра у первого вагона на станции метро Пушкинская. Там моя группа собирается. Ты помнишь, что мы едем в Загорск?
- Я не поеду. Плохо себя чувствую.
- Ничего не знаю! Коша, ты мне нужна! Я знакомлюсь с новой группой. Ты же меня одну с ними не бросишь? Коша! Чтобы была на Пушкинской в 7-30! – Мирочка повесила трубку.
Даша говорила по телефону, лежа на раскладушке в кухне. Заботливая бабушка распутала длинный провод и принесла телефон к её уху. Встать она уже не могла. Что пришлось пережить из-за безалаберности бессовестной подруги, даже и говорить не хочется! Первое алкогольное отравление вдали от дома и в полном одиночестве.
МЕФИСТОФЕЛЬ И МАГДАЛИНА
Бутылку джина Дарья выпила, запивая крепким кофе. И то и другое ей подносил услужливый 34-летний художник-реставратор из Московского патриаршества. Случайный знакомый. Вадим. Сын старых большевиков. В пятикомнатной квартире на первом этаже на Малой Бронной, которую старые большевики когда-то получили от советской власти. Хозяин почему-то не пил. От лимона отказалась наотрез, хорошо помня Мяушкины слова: «кофе с лимоном – это мещанство!».
Сентябрь. Суббота. Первая половина дня. День Идеальной Внучки – ДИВ. Перестирала в стиральной машине и развесила сушиться на балконе белье, накопленное за месяц «дедами» - бабушкой и дедушкой. Довольная вышла покурить в скверик напротив Моссовета, рядом с которым жила, подальше от глаз праотцов. Квадратный скверик начинался за памятником Юрию Долгорукому после сквера с большим фонтаном. Восемь ступенек вниз – старые липы, фонтанчик, голуби, дети, Ильич, наблюдающий за жизнью в окаменелом состоянии. Позади сидящего Ильича – задняя стена Института марксизма-ленинизма желтого цвета.
Не забыла сказать, что Даша перестирала кучу белья и была не только довольной, но еще и изрядно уставшей? Шла медленно, степенно, быстрее идти отказывались ноги.
Женщины, стирайте белье! Все свои лучшие комплименты я получила после стирки. Мы удивительно хорошеем после стирки, приобретая ту специфическую вальяжность, которая очень привлекает мужчин. На лице – натуральный румянец, ругаться не хочется – сил нет, можешь только улыбаться своими загадочными, бесконечно мудрыми глазами.
Вот такой красивой Даша шла, а потом сидела на лавочке в сквере. Спички кончались. Сидевшая рядом дама сделала комплимент, что по её виду нельзя определить, что она курит:
- У вас вид некурящей интеллигентной девушки.
- Спасибо.
Дальше дама выложила полную программу, как надо правильно бросать курить: фрукты, овощи, душ.
Вечером нужно было ехать к однокласснице. Времени до встречи оставалось много, и Дарья никуда не торопилась.
О том, что соседка справа исчезла, узнала, когда на её юбку «птичка накакиль». На её любимую, модную мини-юбку из малиновой замши с коричневыми заплатами. Вытереть нечем - платочка нет. В руках сигарета. Спокойно курит – все равно сделать ничего нельзя, и спичка была последней. Севший справа начал заботливо оттирать своим платком пятно на юбке повыше колена. «Спасибо», не поворачивая голову. Молчат.
- Можно отгадать, как вас зовут?
- Попробуйте, если хотите, - ввязываться в разговор не хотелось.
- Вас зовут Тамара.
- Нет.
- Татьяна?
- Нет.
- Антонина?- он называл имена, которые произносила «про себя»,
- Тогда не знаю. Как же вас зовут?
- Катя, - назвала имя любимой закадычной подружки, своего идеала из детского сада, не говорить же правду, в самом деле?
- Имя не отгадал. Попробую отгадать возраст и профессию.
- Валяйте.
- Вам восемнадцать лет.
- Да!
- Вы продавщица из книжного магазина.
- Да!
Да кто же будет отказываться от восемнадцати, если тебе двадцать? А «продавщица книжного магазина» вообще – высший пилотаж!
Восприняла его слова как комплимент. Ей двадцать, она почти старуха, а дают восемнадцать. Изучает математику в Университете, а на её лице это, оказывается, не лежит несмываемой печатью.
Продавщицы книжных магазинов были для неё в ту пору недосягаемым идеалом женственности – молодости, свежести и красоты. Хотелось быть такими как они. Как эти девочки за прилавками книжных магазинов на улице Горького. В её доме и в доме напротив. «Дружба - книги стран социализма» и «Книги - Москва». Полное отсутствия макияжа в сочетании с одеждой «из-за бугра» давало ощущение избранности, элитарности. Кто их родители, почему эти свежие, излучающие благополучие лица находятся за прилавком, чем занимаются после работы? Эти вопросы оставались загадкой.
Интриговала еще одна компания. Поздними вечерами, возвращаясь из университета, наблюдала как на площадке у памятника Юрию Долгорукому резвится молодняк - большие девочки и мальчики играют в салки. Каждый раз, проходя мимо, хотелось замедлить шаг, чтобы подольше наслаждаться их холеной красотой, силой и жизнерадостностью. Они были очень хороши собой! Кто они? Сколько им? Не больше восемнадцати, это точно. Судя по раскрепощенному виду, заграничной одежде и «сытеньким» лицам, это были дети или внуки кого-то из «верхушки». Так ей казалось. Это был район в котором что ни стена дома, то несколько мемориальных досок – «жил», «работал», революционер, народный артист, академик, старый большевик – соратник Ленина.
Вспоминала свою дворовую компанию в третьем классе, в доме напротив, рядом с Моссоветом, как играла в «казаки-разбойники» с дочкой народного артиста - оперного баса, местными хулиганами-второгодниками и внуками министров. Это не они. Её ровесники должны сейчас быть чуть постарше.
- Не хотите отгадать, кто я?
Уже подкупленная комплиментом услужливого соседа, не стала дальше сопротивляться. Посмотрела на незнакомца. Ничего себе! Нечто инфернальное! Весь в черном – рубашка черная, брюки-клеш черные, широкий ремень на поясе черный, пряжка на ремне черная, туфли черные, длинные темные спутанные волосы, лицо, обезображенное нервным тиком, нос с горбинкой. Кто он? Черный человек... Мефистофель! Не очень знала, кто такой Мефистофель, но передо ней был точно он. Возраст неопределенный, где-то после тридцати.
- Вам 34 года, вы кинооператор, зовут Александр.
- Не совсем - 34 с половиной, художник-реставратор, Вадим, - представился Мефистофель.
Работает в Московском патриаршестве. Хорошенькое дело! Мефистофель из Патриаршества! Как этот черт туда затесался? Зачем он там нужен?
Не женат. В разводе. Живет с престарелыми родителями – старыми большевиками. Это что ж выходит? Большевики родили черта? А какая связь между коммунизмом и дьяволом?
Они болтали около часа. Мефистофель общался мягко и вежливо, что не вязалось с его внешним видом и подергивавшейся половиной лица. Узнала, что Московское патриаршество никакого отношение к слову Москва не имеет, что это официальное название православной церкви в СССР и Японии. Японские православные, оказывается, находятся под командованием нашего «Патриарха Японии и Всея Руси».
Мефистофель предложил показать иконы, которые находились в его квартире неподалеку, на Малой Бронной, и напоить кофе. Отказалась.
- Кофе не люблю, а одной ходить домой к незнакомым мужчинам нельзя. Во-первых - опасно, во-вторых – неприлично.
- У меня хорошие иконы. Не бойтесь. Посмотрите и уйдете.
- У вас телевизор есть? Мне надо передачу посмотреть. Отца показывать будут.
- Есть.
- Ну ладно, пойдем!- до встречи с одноклассницей было достаточно времени и его надо было куда-то девать.
Через пять минут они с Мефистофелем уже были в пустой пятикомнатной квартире коридорного типа на первом этаже с плотно занавешенными окнами. Вошли прямо с улицы, поднявшись с тротуара на три ступеньки и отперев ключом коричневую дверь. Подъезда как такового не было. Дверь в квартиру одна, лестницы наверх нет.
Престарелые старые большевики отсутствовали - отдыхали в санатории и должны были, по его словам, вот-вот приехать. Этот факт в понимании Дарьи вселял надежду на безопасность.
Хозяин пошел варить кофе, а её оставил в комнате, названной «своей» - маленькой гостиной, весь пол которой занимала шкура белого медведя. Медведь-то, оказывается, какой огромный зверь! А мех какой густой и жесткий! У стены, завешанной иконами, черный кожаный диван, накрытый грязным пледом в клетку и тумбочка. У другого края шкуры на полу допотопный телевизор:
- Мне телевизор не нужен, этот на помойке нашел. Кто-то выкинул работающий телевизор. С жиру бесятся! Наверное, цветной купили, а этот – на помойку.
Больше в комнате мебели не было. Дверь в смежную комнату.
Дарья глазела на иконы. Не стоит сомневаться в том, что девица из интеллигентной семьи была глупа и не образована. Окультуриванием дочки и внучки профессоров никто не занимался. Профессора много работали. Им некогда было.
Подозревала, что икона, чем древнее, грязнее и страшнее, тем ценнее, но молодое нутро сопротивлялось такой несправедливости. Тянуло к чему-нибудь пожизнерадостней. Вадим застал её за разглядыванием большой картины в классическом стиле, занимавшей почти всю стену слева от дивана. Мадонна с младенцем в полный рост. Задумчивое отрешенное лицо, облака.
- Нравятся иконы?
- Да, красивые,- надо быть тактичной, подумалось ей.
- Какая самая лучшая?
- Та? – неуверенно показала на большую картину. Понимала, что ошибается, но была не в силах подавить протест перед мрачностью других произведений, развешанных по стенам.
Мефистофель получал удовольствие от её глупости. Он смеялся.
- Самая ценная эта, - показал на самую скромную икону, которую выделила сразу, войдя в комнату, висевшую над диваном в центре стены, небольшую и темную. Она была безупречно стильной и безупречно мертвой, по её представлениям, но имела какую-то особенную, непонятную притягательность.
- Семнадцатый век. А та, что вам понравилась – девятнадцатый.
Дарья сидела на полу на белой пушистой шкуре с чашечкой кофе на подносе. Хозяин пытался настроить телевизор. Нашел только вторую программу. Папу в телевизоре так и не увидела. Зато посмотрела первый советский клип:
"Ну что сказать, ну что сказать? Устроены так люди – желают знать, желают знать, желают знать – что будет", - пели стилизованные цыганки, выглядывая из-за огромных игральных карт.
Потом развлекал игрой в «угадайку» - находил предметы, спрятанные гостьей в другой комнате. Хвастался, что имеет способности экстрасенса. Даша и слова-то такого не знала. Потом отгадывала она.
В какой момент начала пить заграничный напиток джин, купленный в магазине «Березка», запивая его нелюбимым кофе, не помнит. Конечно, постоянно думала, как сбежать в случае чего, но Мефистофель выглядел безвредным.
Потом с бутылкой шампанского и авоськой с яблоками в квартиру ввалилась молодая компания. Знакомые лица! Она их видела у памятника Юрию Долгорукому - девочки и мальчики, давно вызывавшие интерес. Среди них была Алена, крепенькая, задорно-кудрявая племянница Мефистофеля в коротком черном платьице-трапеции с вышивкой на кокетке.
Она пожаловалась, что у нее болит живот и ответила дяде, что к зачету не готова. Художник-реставратор тут же начал давать ей урок обратной перспективы. Показывал рисунок иконы в книжке. Обратил внимание на то, что столик на иконе спереди уже, чем на дальнем своем краю. Странно, но такое положение дел со столиком воспринималось глазом как совершенно естественное. Только приглядевшись, можно было обнаружить, что так оно и есть – дальний конец стола и правда шире.
Алена готовилась к зачету в художественном училище и была по мнению дяди «старой девой» - уже восемнадцать, а еще девственница. Как такая же «старая дева» как она, Дарья почувствовала в этой девчушке спортивного вида родственную душу. Появление в помещении особ женского пола давало возможность несколько расслабиться и не напрягаться в постоянном контроле собственной безопасности. Её представили «Катей из книжного магазина», так что имела полное право считать себя вполне уместной в этой компании и молча вести наблюдение.
Дядя строго запретил племяннице пить шампанское. В критические дни нельзя. Он громко объяснял девицам, что пить во время месячных вредно. Первые слова Мефистофеля при виде бутылки шампанского были такие: «У кого менструация – поднять руки!» Мефистофель был в курсе, что у племянницы критические дни, это спокойно обсуждалось вслух при всех, и напоил ее «холоссасом» - кефиром, разбавленным водой с медом. Рецепт напитка почерпнули или просто дофантазировали из книжки с буквами ять религиозного содержания, жития какого-то святого. Алена ходила со стаканом мутной жидкости с загадочным названием. Остальной молодняк пил шампанское.
Двадцатилетнего молодого человека, счастливого обладателя собственных «Жигулей», Мефистофель строго отчитал за то, что тот ленится, а надо ехать за сто километров от Москвы, прочесывать местность и выпрашивать у старушек иконы. Ближе их уже не найти. Дал сто рублей на выкуп икон. Бизнес есть бизнес. «Работать надо!»
Мефистофель казался добрым учителем, опекавшим младших. Или содержателем притона для малолетних – как посмотреть.
Даша наблюдала происходящее, сидя на краю дивана у тумбочки с подносом, и потягивала джин из коньячной рюмки. Периодически Мефистофель подливал джин в её рюмку, присаживался на пол у её ног на шкуру медведя и отвечал на вопросы. Просветил, что эта компания – «пятнашки», малолетние проститутки с улицы Горького четырнадцати – пятнадцати лет. А место, где они познакомились на скамейке, квадратный скверик, позади Долгорукого с сидящей фигурой Владимира Ильича из красного мрамора, спрятанной подальше от людских глаз из-за дефекта – желтого пятна на лбу, и есть тот самый «квадрат», злачное место, о котором уже от кого-то слышала.
Дарья поражалась своей простоте и наивности. Этим приятным, миловидным, вполне зрелым девицам четырнадцать? Он назвал возраст каждой. Кому-то из них было шестнадцать. Чистенькие девочки играли в салки, ожидая клиентов? А девственная Алена гуляла вместе с ними?
Компания резко снялась с места - Мефистофелю надо было ехать на Ждановскую. Какая удача! Ей тоже туда, к однокласснице. Давно поглядывала на часы и выбирала поудобнее момент, чтобы уйти.
Набились в белую «копейку». Машина тронулась. На заднем сидении кроме Дарьи и Мефистофеля было еще человека три. Как сельди в жестяной банке. Помнит, как сделали круг на Манежной площади и с ветерком полетели в сторону Таганки. На крутом повороте у Манежа Дарью прижало к Мефистофелю. Возбудился, схватил её руку и начал целовать, предварительно попросив разрешения: «Можно поцеловать? Только ручку?». Потом полез целоваться, ломая руки – Даша сопротивлялась. Честно предупредила, что кусается, и наконец укусила за губу, когда зажал в объятьях и приступил к задуманному. Мефистофель отпрянул со словами: «Какой темперамент! Страстная женщина» и больше не приставал. Извинилась за причиненную боль: «Извините, я вас предупреждала!» Он разочарованно смотрел в окно. Дарью благополучно доставили на Ждановскую.
Перешла мост через железнодорожное полотно. Дошла пешком одну остановку до дома подруги, и оказалась у закрытой двери. Мяушка полностью отсутствовала. Даже записки в дверях не было.
Дальше были бабушки на лавочке напротив неё у Мириного подъезда, местный КПП, которых Дарья сверлила изучающим взглядом. Таким способом заставляла старушек держать рот на замке, в то время как им очень хотелось обсудить молодую, хорошо одетую и не очень трезвую нахалку. Джин начинал действовать. Становилось все хуже. Мирочки не было. Надо возвращаться домой!
Потом были урны Московского метрополитена, урны от Пушкинской площади до Моссовета, урна в подъезде у лифта, и наконец, дверь собственной квартиры.
Потом отражение в зеркале, просящееся на икону своей безупречной, абсолютной, неземной красотой раскаявшейся грешницы, наконец вернувшейся домой. И шикарный комплимент наивной бабушки, не понимавшей, что говорит: «Даша, ты сегодня такая красивая! Ну, прямо – Мария Магдалина!»
Ничего странного - где Мефистофель, там и Магдалина.
Все ей говорят, что Мефистофель – огромного роста, худой, узкоплечий субъект, в длинном плаще, с кривым носом, горящими красными глазами и торчащими дыбом короткими волосами. Врут. Глаза серые, глубоко посаженные, нос с горбинкой, волосы темные, спутанные, спускаются до плеч. Одет по моде, но во все только черное. Из толпы не выделяется. Невысокий, спортивный, подтянутый. Плечи широкие. Походка легкая.
Ей ли не знать! Была лично знакома. Даже укусила. В общении – приятен, если не обращать внимания на подергивающийся глаз.
Черного человека потом видели все, кому о нем через пару лет рассказала. Непосредственно после её рассказа. Миша, жених, столкнулся с ним, как только вышел на улицу из дома у Моссовета и спустился в метро. Мефистофель шел навстречу по подземному переходу на Пушкинской. Одет был так же – во все черное, в ту же черную рубашку, черные клеши с черным ремнем и черные туфли. Дело было летом. Паша и Мефистофель смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, внимательным, изучающим взглядом. Когда приблизились, одновременно поздоровались. Разошлись, прошли несколько шагов. Обернулись, оглядели друг друга с ног до головы, и еще раз кивнули, во второй раз встретившись взглядами. Паша позвонил через час, едва добравшись домой, чтобы немедленно сообщить об этом факте.
Мяушка отчиталась по телефону на следующий день после рассказа о Мефистофеле:
- Я его видела сегодня на Пушкинской!
- Кого?
- Твоего Черного человека. Я его узнала!
- В чем он был? Сейчас зима, в рубашках никто не ходит!
- Он был в черном кожаном плаще до пят.
- Поздоровался?
- Да. Первым! Я тоже поздоровалась.
- Он оборачивался?
- Да.
В квартире Мефистофеля сейчас находится паспортный стол 108-го отделения милиции г. Москвы. Ох, нечистое это место!
Откуда у комсомольцев такой пристальный интерес к легендарным персонажам – Христос, Мария Магдалина, Мефистофель? Первоисточники под запретом. Сведения скудны и загадочны. Искали в толпе лица, похожие на картинки из учебников, и фантазировали. Мистические познания Дарьи ограничивались арией Мефистофеля из оперы Гуно. Мяушке самой довелось побывать в роли легендарного героя в седьмом классе.
Одноклассники заигрались зимним вечером на «высоковольтке». Было поздно, из девочек домой не ушла только Мяушка. Воспользовавшись своим численным перевесом, мальчишки поймали ее и привязали к крестообразному ограждению опоры линии электропередач. «Распяли». Мирочка была мужественным человеком, но тут в отчаянии расплакалась. Мальчишки, осознав, что натворили, бухнулись перед ней в снег на колени. Завороженные зрелищем красиво плачущей пленницы, сложили молитвенно руки, начали бить поклоны и «молиться»:
- Прости нас, Мяушка!
Освободили не сразу. Молились долго, честно, от всей души. Помнят до сих пор.
Мяушка тоже не забыла:
- Мир, а помнишь, как тебя мальчишки распяли? Как молились?
- Помню,- юная пенсионерка Мирочка Мяэ поджала губы, - Сволочи!!!
АРИСТОКРАТКА И ТИМУРОВЦЫ
Даша и Мира знали друг друга «с нуля». С тех времен, когда в яслях лежали на соседних кроватках. Потом в детском садике. И в школе, с разницей в полгода переехав из одного города в другой, оказались в одном классе. Дарью называли в классе Кошей, Миру - Мяушкой. Прозвища были производными от фамилий. Еще Мирочку называли Аристократкой, за глаза.
Они были даны в ощущение друг другу с самого рождения, и чувствовали взаимную ответственность перед этим фактом. Понятно почему невзирая на то, что со вчерашнего вечера было неважно, что ехать никуда не хотелось, в 7-30 утра Даша стояла на платформе метро Пушкинская, на месте сбора новой Мирочкиной студенческой группы.
Сентябрь. Первое воскресенье. Тепло почти по-летнему.
Мяушка вылетела из Энергетического института с потерей года, и, как и полагается Цвету Нашей Молодежи, вылетела шикарно, с повышением – попала в МИФИ. Для знакомства с новой группой организовала пикник. Одноклассницу Дашу взяла для того, чтобы уютней чувствовать себя в чужой компании.
Группа Миры Дарье сразу не понравилась. Здоровенные мальчики и девочки, как-то по дурному веселые, с лицами, не тронутыми мыслью. Детский сад на лужайке. Она и Мяушка привыкли, что в любой компании были выше всех ростом. Это выделяло и наполняло внутренней гордостью. А молодые акселератки с детскими лицами (моложе их на целый год!) были длиннее. Как же так?
Поездка в Загорск попала на большой православный праздник и носила в себе высокую идею - попить «святой воды» и посмотреть на настоящую икону Андрея Рублева. Остроту мероприятию придавало то, что все были комсомольцами и в группе явно находились стукачи. «Мир, ты не боишься? Вон тот, постарше нас с усами, наверное, с рабфака и точно стукач»:
- Стукач он или нет, не знаю, а что член партии – это известно.
Мирочка потом долгое время дружила с членом партии, приглашала к себе домой, чтобы провести ночь в компании за преферансом. И не знала, куда он исчез. Просветить ее пришлось уже Дарье, однажды увидев знакомое лицо на фотографии в ее альбоме. Мирочкин знакомый впоследствии работал с ней в одном институте в соседней лаборатории. Он отслужил во флоте, хорошо плавал, был ярым любителем яхтенного спорта. Имел троих детей. Кто-то из них усыновлен. Погиб во время бури на Московском водохранилище. Спас всех, а сам утонул.
Как показало время, избежать неприятностей удалось. Ангел хранил. Может быть, сопровождал в образе члена партии?
Выйдя из электрички, группа завернула в магазин. Сумок ни у кого не было. Догадались вынуть гитару из чехла и использовать его вместо сумки. Огромный чехол плотно набили литровыми бутылками сухого белого болгарского вина, купленного для всех по числу голов, и двумя бутылками нарзана, купленными по Дашиной просьбе. На вопрос, - «А нарзан-то зачем, мы же для святой воды бутылки взяли – будет вода!», ответила – «так надо», не вдаваясь в объяснения. Как показали дальнейшие события, взять нарзан было мудрым решением.
Самый здоровенный студент, ростом под два метра, пер многолитровый чехол на своей спине. Девочка из группы несла гитару, лихо закинув ее на плечо. Процессия двигалась в лавру.
Троице-Сергиева лавра сказочно сияла на солнце белыми монастырскими стенами, манила золотыми звездами на синих куполах и завораживала строгой стройностью храмов - безмолвных богатырей в золотых шлемах.
Осуществить задуманное оказалось непросто. Лавра была до краев заполнена толпой старушек, организованной в длиннейшие очереди. Куда вели эти многократно извивавшиеся потоки людей, с первого взгляда было не ясно. Центром событий оказался крест на площади – там был источник, где наливали святую воду.
Полные оптимизма студенты оставили кого-то дежурить в очереди и начали продираться в храм. Если бы не тот самый верзила, который пробивал путь, орудуя многолитровым чехлом, держа его перед собой на вытянутых руках, войти в храм и посмотреть на Рублева не удалось. В храм комсомольцы шли, вынеся общее решение помолиться, пока движется очередь к святой воде. «Надо помолиться! Идем вместе. Не расходимся! В толпе можно потеряться». Проголосовали и пошли.
Церковное пение, темнота после яркого света на улице, давка людских тел, дурман горящего ладана, дрожание в полумраке желтых пятнышек свечей, горевших повсюду, воздействовали на психику сильно. Изматывающий абстинентный синдром усиливал восприятие Даши. Перед иконой чуть не потеряла сознание. Не умея молиться, случайно это сделала. У кого-то хватило духу поцеловать мощи святого. Толпа медленно двигалась мимо раки с останками Сергия Радонежского к выходу.
Атеисты, выйдя на улицу, сразу сошлись во мнении, что "в этом что-то есть". «Бога нет, но Бог есть!»
Очередь к святой воде не внушала надежд. Было слишком рано, чтобы идти в леса на пикник. Лес в Загорске за версту не видать. Решили посетить усадьбу Абрамцево по той же железнодорожной ветке для дальнейшего окультуривания. Сели на электричку. Вышли не на той станции. Усадьбу не нашли. Заблудились в лесу.
Было принято решение, что уже достаточно «находились» и пора начинать пить. Стащили большие бревна квадратом. В середине развели костер. Вытащили бутылки. Откупорили.
Уже говорила, что с первого взгляда группа Дарье чем-то не понравилась и показалась диковатой? Студенты и студентки с детсадовскими лицами неожиданно быстро разобрались по парам и, взяв в руку по целой бутылке вина, каждый свою, пили на брудершафт. Это такой способ, чтобы было не стыдно сразу начинать целоваться. Зачем терять время? Все равно закуски нет!
Из бутылок - на брудершафт? Мира и Даша вытаращили глаза. Они с Мяушкой многое видели, но не такое! Затяжные синхронные поцелуи студенты начали, как по команде впившись губами каждый в своего партнера и не выпуская бутылок из рук. Сразу все. При всех. И на свету.
Отрывались студенты друг от друга только для того, чтобы хлебнуть следующую порцию вина. Это напоминало балет Чайковского на сцене Большого театра, когда одновременно заводили бутылку за бутылку, поднимали донышком вверх, снова пили на брудершафт, одновременно разводили бутылки, опускали вниз, обнимались свободными руками и опять целовались. Танец маленьких лебедей с бутылками - на бревнах в положении «сидя».
Дарья сразу получила репутацию дуры-трезвенницы в глазах незнакомых студентов со своей бутылкой нарзана в руках. Они указывали на неё Мяушке своими огромными литровыми бутылками с немым вопросом: «Она что, сумасшедшая? Ты же обещала, что с тобой будет нормальная одноклассница?»
- А почему вы не пьете?
- Вам кажется. Я пью.
- Нарзан?
- Не волнуйтесь, мне так же хорошо, как вам. Вчера выпила лишнего. Разбавляю алкоголь. Концентрация в крови гораздо больше вашей. Пью нарзан и пьянею.
Не убедила. Не выпуская бутылок из рук, парочки в обнимку, и для большей устойчивости косо заваливаясь друг на друга, двинули в лес в разных направлениях. При ходьбе конструкции пар напоминали плавно удаляющиеся живые неравнобедренные треугольники. К тому времени, когда они совсем исчезли, изумленная Мяушка уже выдула полбутылки.
Когда исчезла и она, Даша подумала, что подруга тоже с кем-то удалилась в кусты. Её абстиненция не только не отступала, но становилась все сильнее. Голова кружилась, интерес к жизни и силы полностью отсутствовали. Открыла вторую бутылку нарзана. Член партии подбрасывал ветки в костер. Парочки начали возвращаться. Когда возвратились все, оказалось, что Мирочки нет. Пересчитали по головам. Опросили всех. Никто с ней не уходил и не видел уже долгое время.
Парочки пошли искать Мяушку в разные стороны. Возвращались ни с чем. Шли искать в другую сторону. Дарья тоже пошла искать. Одна. Страшная мысль о том, что пока они развлекались, Мяушку убили, становилась все острее. Надо найти – живую или мертвую! А вдруг ее разрезали на куски? Тогда как искать?
Когда надежда найти подругу почти иссякла, увидела за деревьями костер. Пошла на огонь. Над костром трудились два пионера с красными галстуками лет десяти. Молча и сосредоточенно. Что они там делают с такими серьезными лицами?
У костра на земле лежала наша Мяушка. В элегантной позе. Красиво отбросив руку. Умерла?... Или спит?... Слава богу, нашлась! Целиком, не в виде отдельных кусков!
Узнала её издалека по модной юбке клеш в крупную клетку и ярко-желтой мохеровой кофточке в обтяжку. Увидев как-то Миру в этом наряде, одноклассник Миша ласково назвал ее «yellow danger».
Пока продиралась к костру через торчащие из земли корни и низкую поросль кустарника, один мальчик стал снимать с ног подруги туфли. Другой, повозившись с ее сумочкой, уселся верхом на Аристократку. Принялся что-то делать с безжизненными руками и… целовать?… мертвую Мяушку? Что происходит?
Дарья испугалась, что рано радовалась, что дело принимает нехороший оборот, убыстрила шаг и прикрикнула на детей:
- Что вы делаете?
- Тетеньку мертвую нашли. Она живая. Спасти хотим. Пульса нет, а зеркало потеет. Замерзла видно. Искусственное дыхание делаем. Костер развели. Отогреть ее надо, – объяснили пионеры.
Мирочка-Аристократка лежала очень красиво, но абсолютно без чувств. Как спящая красавица из сказки. Таких ведь поцелуями положено оживлять? Дашины измученные нарзаном и воображаемыми ужасами мозги осенило единственно верным марксистским способом: не поцелуи это были! Ясно все с волшебными живительными поцелуями – богатыри дыхание искусственное красавицам делали, как наши пионеры!
Рядом с Мяушкой на земле лежали раскрытая сумочка, зеркальце и пустая бутылка. Неужели «маленькие лебеди» так шокировали ее тонкую аристократическую душу своими танцами с бутылкам, что Мирочка, уйдя подальше в лес, от удивления, а может быть с горя выдула и свою литровую до дна? Прямо как Даша вчера! Её бутылка, правда, была в два раза меньше, зато содержание в ней было покрепче.
Не обращая больше на Дашу внимания, тимуровцы начали деловито растирать ноги Аристократки. Присоединилась к ним и грела ледяные руки. Один тимуровец снял свою куртку, свернул и положил Мяушке под голову. Куртка другого заботливо накрывала спящую подругу.
Деревенские пионеры. Вряд ли городские – дачный сезон кончился. Слаженные действия тимуровцев вызывали уважение. В абстинентном мозгу родились две мысли сразу. Одна - о душевной чистоте, свойственной их пионерскому возрасту, в отличие от их комсомольского, подпорченного гормонами и цинизмом. Казалось, тимуровцы верили в добро и не сомневались в том, что мир спасти можно, что помогать нужно всегда. Даже незнакомым. Даже не своим. Даже тетеньке - Аристократке. Вторая мысль - а не приходится ли им вот так же молча и деловито спасать отцов, украшающих пьянством деревенскую нищету?
Дашу и Аристократку с пионерами нашли через некоторое время. Мяушка уже открыла глаза и начала стонать, подавая признаки жизни:
- Где я?
- В лесу.
- Что я тут делаю?
- Умираешь.
- А это кто?
- Пионеры.
- Какие пионеры?
- Тимуровцы. Они тебя нашли. Спасают. Скажи им спасибо.
- Спасибо.
Тимуровцы сложили вещи Мирочки в сумочку и заставили Дашу проверить, все ли на месте. Передали тетеньку на попечение взрослых.
Студенты на руках, скрепленных «стульчиком», отнесли Мирочку к костру и посадили на бревно. Даша отдала ей свою бутылку нарзана.
Группа засобиралась на электричку. Сначала тащить Мяушку через лес Даше кто-то помогал, потом они вдвоем стали отставать. Комсомольцы парами в обнимку, подпирая друг друга, припустились к электричке, спотыкаясь о корни деревьев. Когда Даша с Мяушкой забирались на очередной бугор, толпа прошумела мимо них. Было ощущение, что покосившийся забор с треском рассыпался на части и рухнул в овраг. Больше их не видели.
Дарья тащила подругу, вспоминая свои вчерашние испытания. Ей-то никто не помогал. Одна справлялась. Все из-за этой самой Мирки. Ладно! Ее не убили, она не замерзла насмерть – и, слава Богу!
Оживилась Аристократка уже в вагоне метро. Придя в себя, «мертвая Мяушка» тут же обнаглела. Вроде вчерашней Дарьи. Стала рассматривать пассажиров, сидящих напротив, пыталась их передразнивать, показывая язык. Картинно раскинулась на сидении в своем супермодном наряде, ноги на середине прохода, привлекая внимание публики и имея возможность ставить подножки. «Мяушка, ноги с прохода убери!»
Еще в электричке Даша привела Миришу к ортогональному виду – отряхнула, поправила краску на лице, попудрила носик, а теперь следила за тем, чтобы «yellow danger» не нанесла вред окружающим. Одновременно старалась делать вид, что она ее - не знает!
Утром подруги поехали на метро каждая в свой институт. Дарья сидела в аудитории на самом верхнем ряду с черными кругами вокруг глаз и с одной мыслью в голове, что «так жить нельзя!» Рассматривала девочек с идеально свежими личиками, щебечущих в десятом ряду. Певуний - они красиво пели под гитару на несколько голосов на всех студенческих концертах.
«Вот так надо жить!» - твердо решила, пока смотрела на розовеньких птичек, на очередной и пока еще не развенчанный идеал женственности.
По поводу Коши и Мяушки, по поводу того, как им с интервалом в один день пришлось пережить в сущности одно и то же, первой из-за любви к искусству, а второй от удивления, еще Маяковский предупреждал в своем стихотворении «Хорошее отношение к лошадям»:
Деточка, все мы немножко лошади,
Каждый из нас по-своему лошадь
"Не судите, да не судимы будете", - любит напоминать приятелям мудрая Мяушка, подруга с ней полностью согласна.