Я ощутил запоздалую радость, от того что не подстрелил ту далекую утку...
Кряк стоял повсюду. Осень только-только начала вступать в свои права, но беспокойные мудрые утки уже начали собираться в стаи, готовили молодняк к длинному перелету на юг, устраивали свои внутренние разборки, отчего на озере стоял невообразимый гвалт. То тут, то там раздавался треск крыльев о воду – это молодняк пробовал взлететь. Тяжело плюхались, с шумом разрезая воду, взрослые особи, камнем падая из стаи и исчезая за высоким сплошным камышом, скрывающем от меня озерную гладь.
Как я ни старался увидеть озеро, ничего похожего на проталинку, ведущую к открытой воде, так и не нашел. А ведь я и заходил в камыши в болотных сапогах, и вода доходила мне почти до пояса. Потом обошел его по кочковатому берегу в обе стороны от приглянувшегося мне стожка с душистым сеном, где собирался устроиться на ночлег. Ничего утешительного для охотника без лодки, и тем более без собаки, не оказалось.
Утки, конечно, летали, но высоко – определенно коллективная учеба в стае проводилась. Откуда тогда появились такие навыки борьбы с охотниками – лететь высоко, потом камнем пикировать на водную гладь? Вот я и говорю, что на невидимом озере, отгороженном от берега широкой камышовой стеной, водились мудрые утки и добраться до них непросто и как это сделать нужно хорошенько обдумать.
Конец августа, солнце покинуло зенит и потихоньку катится в небесной голубизне в окружении небольших пушистых облачков к западу. Жара уходит вместе с летом и легкий плащ, кепка и сапоги со скатанным вниз верхом, удобно прикрывают тело от капризов природы.
Я прилег на мягкой, еще не высохшей траве стожка, собранного чьими-то заботливыми руками, и задумался.
- Эх! Лодка, лодка нужна! Но без машины ее сюда не доставишь, а машина... Какая там машина – только-только институт окончил, еще копить и копить! Но ничего, скрадок сделаем. Нож охотничий, настоящий есть – вместо топора будет.
Ружье мне подарил папа, когда я приезжал домой перед распределением в Омск. Как член охотобщества, я приобрел этот длинный, широкий нож, сделанный из настолько прочной стали, что я на спор сильным ударом перерубал гвоздь-сотку, и на острие даже не оставалось зазубрин.
Я зарыл рюкзак и ружье в проделанную в копешке нишу и, прикрыв их, как следует сеном, с ножом на поясе пошел к березняку, зеленеющему за широким лугом.
Березнячек, явно молодой и невысокий, издали переливался на слабом ветру зеленью, изумрудом с редкими еще вкраплениями осенних желтовато-коричневых оттенков. Этот, скорее колок, которые негусто разбросаны в степях Омской области, и привлек мое внимание.
Остроконечные зеленые гребешки хвойного леса виднелись вдали, почти у горизонта. Озеро, скрытое камышом, окружала степь, поросшая разнотравьем. Стожок, из скошенной кем-то неподалеку травы, обещал дать мне приют и ночлег.
Какое наслаждение идти по высокой траве! Густой воздух напоен ароматами иван-чая, раскрасившего розовым цветом огромный, почти некошеный луг. Кое-где синеют высокие ирисы. Вот чертополох попытался прицепиться к плащу – но не тут-то было.
Пчелы усердно трудились в многочисленных соцветиях, наполняя воздух монотонным тихим гудением, которое сливалось с далеким кряканьем уток и звуками «Вжик-вжик-вжик» в такт моим шагам. Местами попадались ряды скошенной подсохшей травы, издавая знакомые ароматы деревенского сеновала.
Многочисленную поросль дали старые березы, растущие то тут, то там в обширном березовом колке. Пробираясь в густых зарослях, я выбрал дюжину тонких березок, проредив тяжелым ножом березовые кущи. У Абрамова есть повесть, в которой он описывает березовые заросли, за несколько лет покрывающие пашни, по разным причинам, оставшиеся без хозяев - очень плодовитое растение.
Охватив березовый ворох, я медленно, с трудом преодолевая упрямые высокие стебли, и оставляя за собой широкий след от полегшей травы, перетащил его к берегу. До колка и обратно от силы километра полтора. Я прилично устал и, достав из рюкзака термос с еще горячим сладким чаем, бутерброды с колбасой, огурец и яблоко, устроился в мягком стожке, словно в кресле, чтобы перекусить.
Это настоящее наслаждение так сидеть, глубоко утонув в ароматном сене, жевать копченую колбасу с серым хлебом, смачно похрустывая свежим огурцом и запивая все это еще не остывшим ароматным сладким чаем! Я только сейчас почувствовал, как проголодался!
Мало-мальски передохнув, я направился к озеру, где, не откладывая в долгий ящик, начал делать проход к открытой воде.
Захватывая березкой как можно больше камыша и сгребая его к центру гати, укладывал березку сверху. Тростник послушно ложился под пышным березовым прессом. Так же я сгребал камыш с другой стороны. Теперь пара березок, опираясь на толстый камышовый наст, уже удерживала мой вес, и я мог пройти метра три-четыре над водой, почти не проваливаясь, разве что чуть-чуть, по щиколотку. Ступая по готовому участку узенького настила, я возвращался на берег за следующей парой березок и укладывал их.
Работа спорилась. Наконец, камышовая стена закончилась и открылось водное зеркало, широкое, но это скорее протока, а озеро виднелось дальше. Но все равно я испытал радость, которую трудно описать словами!
Открывшийся широкий плес заканчивался полоской камышей с просторным проходом к основной воде, где дружно крякали сонмы уток, которые пока не заплывали в мой, как я его окрестил, плес.
На самые крайние березки набросал побольше камыша. Получился мягкий сухой настил, с которого удобно наблюдать за водной гладью. Я прилег на получившиеся камышовые подмостки, примерился – хорошо, сухо. Славный получился охотничий скрадок и комары вроде не беспокоят.
Вечер еще не наступил, я аккуратно прошел по вновь отстроенной гати к берегу, побродил по лугу, отыскивая камни для камина, нашел несколько небольших булыжников и вернулся к своему стожку. Почистил картошки, которую прихватил на ужин вместе с банкой тушенки, луковицей, сливочным маслом в баночке и хлебом.
Вынул из рюкзака небольшую алюминиевую сковородку, поставил ее на импровизированный камин и развел костерок.
Когда мелко нарезанный лук приобрел в горячем масле золотистую окраску, наполнил сковороду доверху картошкой, посолил и стал ждать, помешивая аппетитное, ароматное лакомство ножом. Отвинтил крышку от маленькой чарки с водкой и отпил глоток, закусив луком.
И чего-то Сероштанов, тоже молодой специалист, не поехал? Вроде сначала засобирался со мной на охоту, но в последний момент передумал и я поехал один. Впрочем, и к лучшему. Так покойно сидеть у костерка рядом с душистым стожком. Какой воздух чистый, дышишь, не надышишься! Вот звезды первые появились - вечереет быстро.
Хорошо думается, вспоминается, разговаривать не с кем и неохота. Сидишь, а мысли бегут, бегут и образы, целые цветные сцены с твоим участием проплывают и улыбаешься сам себе.
Вспомнилось, как мы с другом детства Сашкой рыбачили на озере Жукей, близ курорта Боровое, куда мы ездили со школы садить елочки. Там окуни клевали сразу на два крючка и девчонки сварили полное ведро тройной ухи. Мы сидели у костра и пели песни. Попробовал запеть – ну не мое это! Голос громкий, еще распугаю всю живность!
Вспомнил заядлого рыбака, тоже школьного друга Витька, который мог целыми днями стоять на берегу Иссык-Куля с удочкой, в то время как мы с Сашкой плавали и бесились в чистейшей теплой, слегка солоноватой воде горного озера. Вяленые чебаки висели на лесках, натянутых вверху веранды. Это было лето после первого курса наших институтов. Мы пили пиво, разговаривали и вспоминали, вспоминали... Тогда тоже нас окутала, околдовала безмолвная звездная ночь. Небо мерцало далекими огнями и впереди серебрилось бескрайнее озеро, напоминающее море.
Но это про рыбалку. В пятом классе папа взял меня на утиную охоту на какие-то озера в Абаканской степи. Папа усадил меня за руль мотоцикла ИЖ, а сам пересел в коляску. Я спускался по проселочной дороге к озеру. Папа встал прямо в коляске во весь рост и два раза пальнул в стаю, поднявшуюся от треска мотора и летевшую прямо на нас. Мы собрали тогда несколько уток. Мама так радовалась!
Ну вот, картошечка зажарилась. Я поставил небольшой чайник – вода в озере чистая, подложил хворосту и захрустел румяной, прожаренной картошечкой – хорошо!
Чаек заварился. Дуешь на кружку, отхлебываешь ароматный чай. А воздух какой чистый! Легкий дымок от костерка совсем не чувствуется. Полежал немного, привалившись к стожку и, кажется, вздремнул.
Уже совсем свечерело, можно идти к плесу. Утка очень осторожная птица, но ночью видит хуже, как и мы. Я загасил костерок. Рюкзак и посуду спрятал в стожок, натянул сапоги, надел патронташ, вогнал два патрона с мелкой дробью в стволы и пошел к моему камышовому тоннелю, застеленному березками.
Потихоньку прошел к скрадку и улегся на возвышение. Ружье направил в сторону озера и стал ждать.
Озеро маслянисто блестело. Луны почти не видно, только появлялась иногда из-за туч, отражая свой серп в озерной ряби.
Удивлялся, почему нет комаров. Ружейных выстрелов тоже не слышно, хотя охотничий сезон начался. Может потому, что я взял пару отгулов в будние дни.
Лежу, всматриваюсь, прислушиваюсь. Думы ушли куда-то, все внимание только озеру. Время идет и идет. Луна то отразится серебром на водной глади, то исчезнет. Где-то вдали крякают утки. Озеро слегка рябит от дуновения слабого ветерка.
Наконец-то! Плывет, появляется осторожно из-за камышей, которые окаймляют мой плес где-то метрах в ста от скрадка. Потихоньку выгребает на середину. Но еще далеко, надо подпустить поближе. Хорошо идет, только волны клинышками расходятся в разные стороны и блестят под луной, которая как раз вышла из-за туч.
Большая особь, тяжелая, моя. Навожу мушку, слежу, чтобы темная мишень не покидала середину прицельной планки с поперечной насечкой, слегка поблескивающей вороненой сталью между стволами. Уже двадцать метров, попаду точно, потихоньку взвожу курок.
Курок резко щелкает! Нет способа взвести его тихо, надо делать это как-то заранее. Щелчок был неожиданным даже для меня, но, о Боже! Звук тихо, но резко мгновенно разнесся по всему плесу! Я не опомниться, как кряква уже летела прочь, чуть касаясь вытянутыми лапками воды, потом оторвалась и понеслась над плесом к камышовой полоске. А тут еще луна куда-то исчезла!
Я хотел стрельнуть в след, но передумал, и счастливица быстро потерялась во тьме. Я решил ждать, не нарушая тишину, когда следующая кряква заплывет на мой плес. Прошло полчаса, потом еще и еще. Никто к моему скрадку больше не приближался. Вспугнутая утка наделала такого шума, что ее собратья предусмотрительно не заплывали на плес.
Я полежал еще, грыз себя и ругал, но ничего не поделаешь, столько шуму наделал даже без выстрела, лучше бы пальнул. Теперь уже никакая утка на плес не заплывет. Однако все еще лежал, смотрел на воду, надеялся.
Между тем наступила пора спать, и я пошел по выстроенной такими трудами тропинке среди высокого камыша к своему стожку. Немного успокоился, зарылся поглубже в сено и заснул, как убитый, проспав до обеда. Хорошо спится на природе.
Я ехал в кузове попутки, которая с ветерком везла меня к городу. День заканчивался, невысокое солнце опускалось за горизонт в мглистую синеву, местами принимающую багряную окраску. Завтра будет ветрено - Омск город ветров.
Многие годы я с легкой досадой вспоминал ту ускользнувшую от меня крупную крякву. Какая удачная могла быть охота, как бы я порадовал моих однокурсников богатой добычей. Какие бы восторженные речи услышал в несостоявшемся застолье.
Но с годами разочарование совсем утихло и неожиданно превратилось в утешение.
****
Мы с женой часто прогуливались по парку вдоль большого озера, расположенного неподалеку от нашего дома в Санкт-Петербурге.
Озеро, как всегда, было полно уток, раздобревших на хлебах, которые им постоянно подбрасывали сердобольные бабушки и их внуки и внучки. Бабушки сидели на скамейках, вокруг бегали дети.
Мы вовремя заметили желтый утиный выводок, гуськом поднимающийся по зеленой травке от озера прямо нам под ноги. Утята попискивали радостно-веселые, утка-мать на них не ругалась, добродушно покрякивала и не запрещала им путаться у нас под ногами.
Мы мирно разошлись, и тут у меня отлегло. Я ощутил запоздалую радость, от того что не подстрелил ту далекую утку.
Солнце светило вовсю, стояло жаркое Питерское лето. Морской бриз приносил прохладу, смешиваясь с ароматами цветущих роз, растущих вдоль озера. Дышалось легко и привольно.
29.03.2023 г, 2025 г., Санкт-Петербург.