Шуршание старости
Сидел, занимаясь своими делами. Подошла жена. В руке фотография.
- Посмотри. Здесь мы на отдыхе в деревни. Помнишь домик снимали. Хозяйка была из Молдавии. Сын у неё ещё был, рыбу нам приносил. Ты тогда руку поранил. Не помнишь как звали их?
На фотографии я с какими-то мужиками стою у бревенчатой стены дома.
То что мы отдыхали в деревни — помнил, то что кушали рыбу — помнил, но в каком году фотографировались, у кого снимали дом, как поранил руку и как звали молдаван - напрочь забыл.
Жена ушла, а я ещё некоторое время пытался припомнить имена молдаван. Не удалось. Какие-то обрывки воспоминаний всплывали в памяти, но относились ли они к тому времени и месту или были из каких-то других, не значимых для жизни, а потому основательно перелопаченных временем пластов жизни, я не мог сказать. Ну да Бог с ними! Вздохнул, пожалев об ухудшающей памяти, постучал пальцами по столу, и вдруг неожиданно возникла мысль — а зачем мне это нужно? На кой чёрт мне сейчас вспоминать имена чужих мне молдаван, какую-то деревню, съеденную рыбу и вообще вспоминать детали каких-то далёких событий, если вот-вот меня уже самого не будет на этом свете.
Вспомнил соседа, дядю Колю. У него умерла жена, а до этого умер сын и дочка. Он остался один. Потом и он умер. Родственники похоронив, разобрали вещи. Остался чемодан фотографий. Никто его не взял, открыли, наспех посмотрели и ушли даже не закрыв.
Снимков много. Вот дядя Коля и Нина. Они ещё молодые, на ранних фотографиях они по отдельности, в разных альбомах и ещё не знают друг друга. Каждый жил своими мечтами, своей жизнью. Вот они уже в одном, семейном альбоме. На свадебной фотографии они выглядят настороженно, как будто с опаской заглядывали в новую жизнь. Вот маленький сын, потом дочка. Много фотографий родственников, некоторых я видел, но большинство были не знакомы. Улыбаются приятели и товарки по работе. В лесу, на поляне сидели какие-то люди и тянули в объектив стаканы. Вот грузовая машина. У открытой дверцы стоит широко улыбающейся парень. Кто он и какое отношение имел к дяде Коли этот парень — неизвестно. Много не подписанных фотографий.
Кому сейчас всё это надо. Взять их себе? Зачем? Что я буду с ними делать? Отдать кому-нибудь? Кому? Кто возьмёт? Фотографии — ключи к памяти одного человека или близких к нему. Умер человек — ключи становятся ненужными, бесполезными. Чужую память ими не откроешь.
Жена продолжала сортировать фотографии, вспоминала, звала меня посмотреть, рассказывала если я что-то не мог вспомнить. Обоюдное вспоминание приближало прошлое, делало его более чётким и осязаемым и жалко было откладывать только что просмотренный и близкий нам кусочек жизни. Как эти фотографии были нужны нам прежде! Каждая фотография оживляла память, воскрешала чувства в первозданной свежести и окутывала сладкой печалью невозвратного.
Жена ушла на кухню. Остался один. Куча лежащих снимков не приносит радости. Жизнь проходит. Фотографии это подтверждают, а подтвердив становятся безмолвными отпечатками нашего существования.
Просмотр фотографий остаётся классикой в меню общения гостей и хозяев. Перед застольем кучка отрешённых от мира, молитвенно склонённых голов над фотоальбомом — это женщины как губки впитывают информацию. У мужчин интерес к просмотру снимков эволюционно не развит. Если он и затесался в кучку смотрящих, то не по своей воле. Он исполняет строгий наказ жены: придёшь в гости — смотри и терпи. Стоит, терпит и смотрит.
Пришёл в гости старый друг. Не виделись давно и были рады до одури. Потирая руки предвкушали — посидим вдвоём, выпьем, наговоримся до отвала. Поздороваться он не успел. За бутылкой только полез. Накрепко зажатый женой, бабушкой и четырьмя альбомами с фотографиями он был унесён в соседнюю комнату. Через час он вышел и убежал, опаздывая на поезд.
- На кой чёрт я сюда припёрся, — прочитал я в глазах приятеля закрывая дверь.
- Какой внимательный и культурный у тебя товарищ. А с каким интересом рассматривал наши фотографии. Не то что ты — резюмировали после его ухода бабушка.
- Так ни к чему и не притронулись, — сказала жена убирая со стола бокалы и не распечатанные бутылки, — А он, кстати, женат? У меня есть на примете хорошая девушка.
- Пропади они пропадом эти девушки и эти фотографии. Зараза! Так и не дали выпить и поговорить, — думал я, смотря в окно на хмурое небо.
***
Шёл из магазина. Устал. Зашёл в столовую отдохнуть и перекусить. Сижу за столиком. Подходит девушка с подносом:
- Можно?
- Пожалуйста, — кивнул я.
Девушка села, деловито разгрузила поднос и, не обращая на меня никакого внимания, приступила к еде.
Когда я был молодым я часто обедал в столовых, но ни разу ко мне не подсаживалась девушка если была одна. Да и стайка девушек отдавала предпочтение столикам заселённым женским полом.
Не стал думать почему это так. Ответ пришёл сам собой — потому что стал старый, а потому не интересный и безопасный и, как рядом стоящий пустой стул, уже не вызываю у девушек ни стеснения, ни робости.
***
Большую часть своей жизни я жил в одном и том же городе, на одной и той же улице. Ходил по ней ничего не замечая вокруг с головой переполненной различными думами, печалями, радостями и надеждами. К улице привык с юности, она стала незаметной, обыденной и не мешала плавному течению мыслей, которые как стая птах могли испугаться и разлететься от любой неожиданности.
На улице постоянно что-то перемещалось, переделывалось, перекрашивалось, строилось и ломалось. Однако негромкая неспешность этих изменений делало их малозаметными, они не вламывались с криком в мою действительность, а потому не требовали внимания. Достаточно было скользнуть по ним взглядом и мозг успокаивался не откладывая в памяти идущие изменения, не требуя привыкания к ним, оставляя иллюзию постоянства.
Так же и с моим лицом и с лицом моей жены. Я постоянно вижу себя в зеркале. Замечаю что лицо постарело, но когда оно стало старым, не могу сказать. Меня это особо не печалит. Постоянно мелькающее лицо жены не вызывает так же никаких вопросов. Но иногда я незаметно всматриваться в её лицо и с болью отмечаю — она так постарела, что в лице этой бабушки я не могу разглядеть лицо прежней студентки. И только потом накладывая молодое лицо на старое я отмечаю сходство, и поражаюсь как незаметно время меняет нас. Видимо ежедневные изменения наших лиц настолько незначительны и медленны, что я не воспринимаю их. Не дай Бог чтобы я каждый день замечал что становлюсь всё старее и старее. Такой неприятный прессинг я бы не выдержал, а если бы и выдержал, то ходил бы каждый день с отвратительным настроением. А так всё незаметно и вроде бы благополучно. Копишь, копишь незаметно болезни, ни о чём не думаешь, вдруг раз - и ты умер. Сожалеть уже не о чем.
Однажды обратил внимание на старого мужчину, пересекавшего улицу. Был он в светлом плаще, с красной авоськой. Остановился у киоска, что-то посмотрел, достал кошелёк, порылся в нём и просыпал несколько монет. Девочка, стоящая рядом, быстро нагнулась, подобрала и отдала старику. На руке у девочки был красивый браслет из разноцветных переплетённых верёвочек. Старик поблагодарил и погладил девочку по голове.
Ничего необычного. Но у меня, неожиданно возникла мысль записать это маленькое никчёмное событие в дневнике. Посмотрел на часы — 9 часов 14 минут, пятница 20 сентября 1985 г. Дома старательно записал про старика, монеты, девочку, браслет из верёвочек. В конце дописал: - Прийти на это место 20 сентября 1990 года и вспомнить что я заметил в 1985 году и вновь записать что я увидел.
Про запись я забыл через неделю. Лет через семь случайно наткнулся на неё перелистывая дневник. Перечитывая подумал:
- С какой стати я тогда отметил в дневнике никому не нужное событие? Что за блажь пришла в голове?
С трудом вспомнил мужчину, девочку, киоск и браслет. Попытался вспомнить что было со мной, что я делал, думал и переживал в этот пятничный день 1985 года. Ничего не вспомнил! Всё ушло в небытие. И если бы не дневник, я никогда бы не вспомнил ни про мужчину в светлом пиджаке, ни про девочку, ни про просыпанную мелочь. Да и весь 1985 год выпал из памяти. А ведь в то утро 20 сентября 1985 я куда-то шёл, где-то был, что-то делал, вокруг меня и со мной происходили какие-то события. И на тебе! Даже малюсенькой детальки этого далёкого прошлого не осталось в памяти. Не скажу что это меня особо огорчило. Я ещё не был в том возрасте когда мысли об ускользающем времени трансформируются в плохое настроение.
Захлопнул дневник. Но опять дурацкая мысль засвербела в голове:
- А что если я опять внимательно просмотрю какой-нибудь небольшой кусочек текущей жизни, запишу и опять прочитаю через несколько лет. Я поднялся и посмотрел в окно.
На улице моросило. Во дворе по мокрому тротуару шёл куда-то наш электрик в красных кроссовках и клетчатой голубой рубашки. Женщина из соседнего подъезда крикнула.
- Зайди к нам, что-то с кранами на кухне.
- Вечером. Сейчас не могу, — откликнулся электрик и пошёл дальше.
Посмотрел на часы — 17 часов 21 минута 7 октября 1992 год. Записал в дневнике и конечно опять забыл. Наткнулся на запись через 6 лет. Прочитал, хмыкнул. Игра понравилась. Решил что-либо записать на даче.
Приехал. Вышел на улицу.
Сосед, Антонов косил траву у своего забора. Рядом на дороге сидела большая чёрная собака.
- Привет, — крикнул соседу.
Антонов повернулся, и не прекращая косить, крикнул в ответ
- Привет. Приехал?
- Чья это собака, — кивнул я на пса.
- А хрен её знает. Пришла и сидит.
Это произошло в 11 часов 13 минут 20 июня 2008 года.
Вот так в моей памяти остались три эпизода, которые промелькнули в моей жизни и если бы я их не записал, я бы никогда их не вспомнил. А ведь вся моя жизнь в основном и состояла из таких маленьких быстротечных картинок. Ни к чему не обязывающих, ничего не значащих. Только большое и значимое запомнилось и стало точками отсчёта прошедшего времени. Выходит мы живём крупными событиями и если представить их во временной последовательности, измерить и сложить их продолжительность, то получается я прожил всего 5-6 лет. Вся остальная житейская мелочь, скользнув, исчезла в небытие.
Но иногда, не понятно почему и зачем, в память на всю жизнь накрепко впиваются небольшие ничего не значащие фрагменты. Вот один из них.
Я стою вечером на высоком берегу глубокого оврага в пригороде Сердобска. Овраг, зарос внизу кустарником. Сверху его дно кажется темным и чуть жутковатым. В руках у меня толстый тяжёлый сук от дерева. Я размахиваюсь и бросаю его в овраг. Он крутиться и с едва слышным шелестом скрывается в листве кустарника. Это действительно было. Я помню место, время, погоду когда всё это произошло. Но почему это запомнилось? Зачем память оставила мне совершенно ненужный эпизод ? С какой стати из миллиона незначительных событий моей жизни она выбрала именно этот, оставив другие без всякого внимания?
А те три события — старик и девочка, слесарь в красных кроссовках, сосед и чёрная собака, сидящая на дороге, так и ушли бы незаметно из жизни и никто кроме меня их бы не помнил и не знал что они произошли. Да и запомнил их только потому что в голову пришла шальная мысль записать о них в дневнике.
Ну записал! Ну запомнил! И что с того?
***
Никогда особо не интересовался своим здоровьем. Редко ходил к врачу. Ещё реже сдавал анализы и не вникал в листки с названием «Электрокардиограмма», «Биохимический анализ крови», «Рентгенограмма» и др. Особо не тревожился поставленными диагнозами, нехотя принимал назначенные лекарства, кое-как лечился и всегда выздоравливал.
Возраст стал ломать организм. Поломок становилось всё больше и больше. Они уже не исчезали сами по себе, а угрожающе накапливались, увеличивались в размере и норовили выбросить меня за кромку жизни. Самое отвратительное было то, что они принялись менять привычный распорядок моей жизни. Приходилось жить с оглядкой на них. Ноги взбунтовались и пришлось резко сократить протяжённость пеших маршрутов. А когда их поддержал метаболический коллектив, обслуживающий работу сердца (клапанов, предсердий, мышц, генераторов сердечных импульсов и пр.), то пространство моего передвижения скукожилось вначале до улицы у дома, потом до двора, потом до квартиры. С такими темпами того и гляди район моего обитания сузиться до точки в которой будет стоять койка. Больше туда ничего не поместиться — ни товарищи, ни озеро, ни праздничный стол, ни компьютер.
Недавно я получил анализы по состоянию своей ССС (сердечно-сосудистой системы). Непонятная терминология, какие-то графики, масса сокращений, малопонятные симптомы, совсем непонятные лабораторные показатели не вызывали ни какого стремления разобраться, понять, сделать выводы. Пыхтеть над ними я не собирался, засунул опять в конверт и отнёс к врачу. Тот внимательно, не спеша углубился в чтение, я, также внимательно, следил за ним. Слава Богу ничего в его поведении не изменилось. Он не качал обречённо головой, не вздыхал, укоризненно и обречённо посматривая на меня, не повторял со скорбной миной: «Ну что же. Ничего не поделаешь, время берёт своё». Закончив он деловито расспросил, прослушал, выписал лекарства, дал рекомендации и на мой вопрос «Как анализы?», ответил.
- Как и положено в Вашем возрасте. Только вот СДЛА тревожит. Хуже становиться. Но не расстраивайтесь. Делайте то, что я сказал. Через 3 месяца придёте снова. Посмотрим.
Я, не чувствуя никакой беды, спокойно ушел, запомнив на всякий случай абракадабру из четырёх заглавных букв – СДЛА, которая зачем-то кого-то тревожит. По дороге домой я издевался над этой аббревиатурой расшифровывая её как «Сделал дело — лизни апельсин», «сердце даёт ложный анализ», «селёдка дала Лизе адреналин» и т. д. Но дома решил расшифровать и разобраться с этим таинственным и незнакомым для меня — СДЛА, который становился хуже.
На кой чёрт я это сделал? Жил бы себе в неизвестности спокойно и мирно. Так нет. Узнать захотел, разобраться потянуло! Умным захотел стать! Аналитик чёртов!
Чтение специальной литературы показало, что СДЛА — это систолическое давление в легочной артерии. По этой артерии мышцы правого желудочка сокращаясь гонят кровь из всего организма через лёгкие для насыщения кислородом. Если сосуды в лёгких сужены, то желудочку требуется больших усилий (давления) для такой работы. В этом случае размеры и мышцы желудочка будут увеличиваться, давление в легочной артерии повысится (легочная гипертензия) и она расшириться. В норме СДЛА (по разным данным) должно быть не более 25 - 36 мм/рт. столба. У меня 64. Понятно, что при таком давлении моя легочная артерия расширена, правый желудочек увеличен и кровь недостаточно насыщается в лёгких кислородом. Значит все клетки моего драгоценного организма постоянно задыхаются. Мало того окончательно мой оптимизм добила фраза одного специалиста:« Без лечения человек с легочной гипертензией живет в среднем 2,5 года. Причина летального исхода — внезапная смерть вследствие правожелудочковой недостаточности. Пятилетняя выживаемость при лечении наблюдается более чем у половины пациентов».
Вот те на! Подарочек на старость лет. Я сидел оглушённый тем, что эта СДЛА совсем не апельсин и не селёдка, а смертельно опасный диверсант, притаившийся в моём сердце.
Кто-то позвал меня, я закрыл компьютер и не закреплённый памятью страх быстро улетучился оттеснённый другими заботами.
На следующий день проснулся рано. Сон ещё вязкой дрёмой окутывал мозг и тёплыми волнами сползал с просыпающегося тела. Мозг ещё не открыл глаза и нечего не помнил, но я сразу же почувствовал — нахожусь в отвратительном настроении. Видимо вчера произошло что-то пакостное и это событие было настолько серьёзно, что мозг на всякий случай закрепил её в белках-памяти для дальнейшего рассмотрения. Однако за ночь белки освободились от информации и она легко, без напряга вышла из клеток и разлилась по всему мозгу плохим настроением.
Что это было за событие - сразу вспомнить не мог.
Вздохнул, собрался с мыслями, переворошил вчерашний день и нашёл причину — показатели моего СДЛА! Цифра 64 стала угрозой моей жизни. Когда я это осознал, настроение стало ещё хуже. Хуже потому, что исправить эту цифру я не мог. Современная медицина бессильна, а бессилие толкает плохую ситуацию только в одну сторону — в худшую.
Лениво оделся, кое-как умылся, поел и почувствовал — мир стал другим.
Не предполагал, что мои разнообразные интересы могут измениться от того что я знаю время оставшееся до смерти. Ещё недавно этот вопрос меня абсолютно не волновал. Я конечно понимал, что я смертен. Доказательств вокруг было хоть пруд-пруди. Но этим вопросом занимался только краешек моего мозга. Его небольшой ресурс не мог вместить и осмыслить эту проблему и выдавал настолько мизерную информацию, что она выскальзывала из черепной коробки не успев привлечь к себе внимание. Для большей части мозга первостепенными было другое — нужно было срочно решать задачи сегодняшнего дня. Вопрос о конце жизни, как малозначимый для бешеного темпа сегодняшнего дня, отодвигался в далёкую перспективу, с туманным заключением — от «Когда-нибудь» до «Никогда». Этого было вполне достаточно, а потому не требовало тщательного обдумывания.
Понадобилась ситуация, импульс, удар, которые были достаточно сильны и авторитетны, чтобы сдвинуть работу мозга с привычного ритма и ткнуть носом в решение проблемы жизни и смерти. Лучше бы не тыкали. Мозг был ошарашен тем, что узнал. А узнал он скверный факт — эта чёртова СДЛА укоротила оставшуюся жизнь до нескольких лет. Слава Богу, что ни какой конкретики в предсказании СДЛА не было — ни года, ни месяца, ни даты, ни часа смерти. Можно было оптимистически надеяться, что «несколько» лет это и 9 и 10 лет, или даже 15 лет, а ещё лучше - «несколько десятков» лет. Единственное, что было неприятно - какой бы прогноз я не строил, ясно было одно — скоро умру.
Первое, что я заметил — что-то произошло с моими целями. Раньше они как страховочные канаты связывали мой быт со мной, страховали меня, вселяли бодрость, заставляли куда-то двигаться, что-то делать, обдумывать, радоваться и огорчаться, бороться, строить планы, отсекая лишнее, ненужное для их выполнения. Этой работе был посвящён большой кусок моей жизни. И вдруг все цели остались, а надобность в их выполнении пропала. И действительно, зачем ставить и реализовать долгосрочные цели, если нет уверенности в их завершении? Зачем надрываться над реализацией краткосрочных целей, если не останется времени для наслаждения достигнутым?
Мир, в котором я жил не то чтобы стал другим, нет всё осталось и было на своих местах. Но возникло ощущение, что он стал пустым, заброшенным и молчаливым и не очень то нужным. Раньше с высоты «Я здоров» он выглядел наполненным, разноцветным, громко говорящим и быстро меняющимся. В нём проходило много дорог с неизвестным концом, к которому неспешно шли или бежали наперегонки люди. С ними были сложные, простые или непонятные отношения. Я жил чертыхаясь, смеясь, огорчаясь и обижаясь среди множества соблазнов и запретов. Желания дёргали и тащили меня в разные стороны. Но всегда был выбор, всегда были дороги с манящими далями, и я мог пойти по любой из них или перейти на другую, где судьба казалась лучше.
С высоты «Безнадёжно болен» - мир потускнел, сузился, стал однообразным, неинтересным с редко мелькающими людьми. Дорога была одна. Конец её был предсказуем. Кроме меня, на ней никого не было. Пропала надежда на счастливый выбор.
Окружающее не исчезло, оно продолжало существовать, но стало отстранённым. Я его видел, трогал, слышал, находился в нём, но оно уже не касалось меня, как мир для пассажира, смотрящего в окно вагона. Я знал, что когда покину этот мир, он не уйдёт со мной, он останется. Останется всё то, что я вижу сейчас и всё это будет существовать без меня. Вон то дерево будет также шевелить листьями и этот камень на дороге будет ещё долго лежать, пока какой-то пинок не даст ему другую судьбу. Только я этого уже не увижу. Будут видеть другие.
Так продолжалось несколько дней. Постепенно геометрия прежнего мира стала восстанавливаться, глухие звуки приобрели чёткость и смысл. Вернулась жажда дела, налаживались отношения, обострялись чувства, неслышно вернулись привычки. Но это уже не был прошлый мир. Я перешёл в другую ниши жизни и пока не знал её, не мог оценить и сравнить её с прошлой. Но она была другой. Кроме многих изменений произошедших во мне, я неожиданно понял что смерть неизбежна. Хочешь не хочешь, а умирать придётся. Понимание неотвратимости смерти значительно понизили градус страха и волнения от её приближения. Смерть постепенно перешло в ранг обычного, рядового события, к которому можно привыкнуть. И я привык.
Через год я уже жил, как обычно, удивляясь, огорчаясь, наслаждаясь сиюминутными сюрпризами сегодняшнего дня. Страх смерти почти исчез, но остался страх умереть в долгих мучениях немощным, не помнящим ничего и никого «овощем».
Иногда думаю: «Хорошо бы так — ходишь, ходишь, всё хорошо, вдруг раз и нет тебя, а ты даже и не заметил».
Но всё равно умирать не хочется! Ой как не хочется!
***
Быстро стал уставать. Физически.
Иду по делам. На душе спокойно. Шаг лёгкий, не обременённый тяжёлой ношей. В голове не спеша, расслабленно блуждают неторопливые, ничем не примечательные мысли. Глаза без всякой цели скользят по открывающейся панораме и отсылают в мозг успокоительные видеоролики, которые быстро растворяются в глубине нейронной сети не вызывая ни интереса, ни тревоги. В уши залетают и тут же вылетают привычные уличные звуки. Обычное состояние в обыденной жизни.
Неожиданно, из какого-то уголка организма, какие-то клетки послали слабый сигнал тревоги. Он был слаб не отчётлив и быстро угасал, не дав рецепторам определить откуда он и что хочет сказать. Вновь возникая он каждый раз усиливался и звучащая в нём тревога, вначале легонько, а потом всё грубее начинала расталкивать дремлющее внимание. Оно встряхивается, настораживается и начинает испуганно осматривать все закоулки организма соображая: - Кто это? Где это? Что это?
Гениально сконструированные многовековой эволюцией сенсорные системы быстро установили источник сигнала — ноги и причину — усталость.
Как только обозначился виновник, усталость стала расти с невероятной быстротой и быстро достигла планки «Невтерпёж». Ноги завопили - «Не можем идти, ищи скамейку!» Казалось не смогу сделать и шага. Огляделся. Как всегда, в таких случаях скамейка нашлась, но до неё было шагать и шагать. Добрался! Плюхнулся размякшим, неуправляемым телом на жёсткое сидение. Скособоченные телеса не желали двигаться и принять нормальную позу отдыхающего. У-ф-ф-ф-ф!
Хорошо сидеть, чувствуя уходящую усталость. В молодости всё было наоборот. Я ощущал не её уход, а приход новой, свежей волны бодрости. Она нежно вливалась в расслабленные мышечные волокна, приятно разглаживая и распрямляя их. А они как дети радовались, впитывая эту благостную силу и с нетерпением рвались к новым движениям.
- Ну чего сидишь? Хватит! Вставай! Пойдём! Весело покрикивали мышцы, посмеиваясь над лениво раскинувшимся телом.
- Чёрт бы вас всех подрал, — весело отвечает им мозг, с удовольствием поднимая отдохнувшее тело и бросая его в бурлящую жизнь.
Сейчас усталость воспринимается по другому — она тягостна, неприятна и, самое главное, никогда полностью не исчезает. Она по каплям выдавливается из тела, оставляя после себя ощущение разбитости. Это не передышка между законченной и не начатой ещё работой, а смена болезненных состояний с отвратительного на более или менее терпимое. С её уходом тело не становиться сильнее, мозг не ищет новой работы, а отдаётся желанию сидеть долго-долго, ничего не делать и ни о чём не думать. Усталость замедляет жизнь, приспосабливая к смерти.
- Все силы ушли,- говорит сидящий рядом старичок Я киваю. Действительно с каждым разом уходящая усталость не приносит, а уносит остатки сил. Скоро ничего не останется. Как тогда ходить? Не знаю.
Раньше цели пеших маршрутов были разнообразны, а по дальности нередко уходили за горизонт. Сейчас цель передвижений — достичь очередную скамейку, а сам маршрут — цепочка переходов от скамейки к скамейке. Эта цепочка становиться необходимым страховочным леером в моей жизни. Магазины, аптеки, соседи, друзья и другие цели встраиваются в эту цепочку. С каждым годом их становиться всё меньше, а цепочка всё укорачивается и укорачивается.
Сосед уже вторую неделю «гуляет» только до скамейки у дома. Когда я иду мимо он уже не встаёт с неё и не идёт со мной на прогулку, а сидя приветственно машет рукой. Последние три дня я начал проходить уже мимо пустующей лавочки.
- Ноги у него перестали ходить, — говорит жена.
Нужно зайти проведать.
***
Потихоньку сыновья покинули дом, разбрелись по миру, осели в офисах, квартирах, закутались в свою жизнь, распутывая старые и создавая новые проблемы.
Мы снова вдвоём с женой как это было давным-давно. Тогда наша совместная жизнь только начиналась. Начало было с неизвестным будущем, бурной повседневностью и мечтами, на которые мы летели как бабочки на огонь. Сейчас круговерть завершается, сзади остаётся длинное прошлое с материализованными, но, большей частью, нереализованными мечтами, за которыми уже незачем лететь, впереди — короткое будущем с предсказуемым концом. Вокруг тихая, привычная повседневность.
Квартира, мебель и вещи так же не молоды. Мы давно притёрлись друг к другу, не покупаем новое, чиним старое. Не потому что скряги, а потому что старое стало почти родственным, удобными и уютным. К нему не надо привыкать, растрачивая угасающие силы. Они обласканы до стёртости, давно живут рядышком, притерпелись к нашим капризам, как и мы любят тишину и спокойствие. Мы все живы и радуемся этому. И если когда-нибудь произойдёт что-то непредвиденное и страшное и мы покинем дом по разным радиусам, то это сейчас особенно не тревожит. Не наступившая, а только возможная беда со временем становится привычной, теряя остроту.
- Да выкиньте вы весь этот хлам! Купите новую, удобную мебель. Не жалейте денег. Нет? Ничего страшного. Дадим сколько нужно. Вы что не заслужили? - говорят родственники пришедшие из своей неоновой жизни.
Может действительно выкинуть, думаю я, смотря на испуганно притихшую старенькую мебель. Только зачем? Неужели новая мебель будет удобнее старой? Удобство это во многом привычка, а привычка формируется во времени. Пока мы будем привыкать к новой обстановки, то постоянно будем ощущать неудобство. А нам это надо? И потом, что значит «я заслужил»? Смотрю внимательно в зеркало, оттуда выглядывает старичок с редкими, седенькими волосами, морщинистой кожей, поблёкшими глазами и так же внимательно смотрит на меня. Ну какие сейчас заслуги у этого дедушки? Раньше может быть были. Но это было в прошлом. Для тех кто рождается сейчас, мои открытия, вовсе не открытия и вовсе не мои, они часть их привычной жизни, т. к. родились с ними как их пупки.
Мы свыклись с вещами, ходим по дому не замечая друг друга, случайные прикосновения не создают ощущение постороннего, молча уступаем дорогу в дверях, шутя хлопаем по разным местам, получая ответ как воспоминание далёкой юности. Молча сидим в одной комнате, каждый занимается своими делами, попутно думая о разной мелочи. Нам не скучно.
Мы уже редко говорим о решении глобальных, мировых проблемы. Мало информации, да и та не запоминается. Память становится всё хуже и хуже.
- Что-то стала часто забывать. Утром иду на кухню и забываю зачем пришла. А вчера вспомнила фамилию товарища сына. Помнишь приходил, рыженький такой. Вспоминала, вспоминала, еле вспомнила, а сегодня опять забыла. Ни как не вспомню. Видишь, а ты говоришь! — вздыхает жена.
- Ну это нормально. Ты же не молодеешь? С годами память становиться слабее и слабее, - успокаиваю я .
- Ой, так не хочется. Столько морщин на лице. Ужас. У тебя морщин почти нет, а у меня везде. Вон артисты подтяжку лица делают или губы накачивают.
- В твоём возрасте уже на делают. Будешь скелет с обтянутой кожей. Страх. Да ещё губы пузырём.
- Ладно, ладно. Всё тебе не так.
Бывают непонимания, перепалки и ссоры. Эта часть нашей жизни и она наиболее опасна. Она как минное поле — лучше не заходить, в если зашёл — не дай бог наступить на мину. Мы хорошо знаем привычки друг друга, недостатки, слабости, тайные желания и в запале можем нанести такую боль, что мало не покажется. Поэтому раздражения сдерживаются, не достигая пика, за которым возврат уже не возможен. Это приходит не сразу, но приходит и тогда обиды быстро угасают и забываются, не оставляя даже лёгкого следа. Злость не разменивается на прожитые вместе годы и на оставшуюся жизнь вдвоём. Всё это происходит само собой, как будто, так и надо. Может быть действительно так и надо?
Все закоулки и маршруты дома знакомы нам до мельчайших подробностей, каждая уголок имеет свою историю, известную только нам. Мы способны ходить по дому с закрытыми глазами, брать не глядя нужные вещи, знать где в данный момент находиться и что делает другой, какое у него настроение. Всё доступно, всё рядом, нет проблем с нехваткой, поиском и приобретением, а это спаивает нас живущих в этой точке мироздания в единое, неделимое целое — дедушку, бабушку и старый дом.
Тяжело приходиться если кто-то из этой благословенной троицы заболевает или надолго покидает дом.
Мы не раз уезжали к родственникам, в санатории или на лечение. Всякий раз расставание скручивало память о доме в тугую пружину и чем дольше мы растягивали её своим отсутствием, тем сильнее возрастала тяга вернуться, открыть дверь дружески похлопать по наличнику, шепнув:- Привет старина
Болезненно ощущается долгое отсутствие другого. Первые дни жизнь продолжается по инерции: топчешься по дому, руки делают привычную работу, в голове скользят спокойные мысли не спеша перетряхивая случайно пришедшие в голову события. Отсутствие другого хоть и ощущается, но это не беспокоит и не выбивает из колеи повседневных дел. Постепенно всё меняется. Начинаешь физически ощущать, что ты вне зоны чьего-либо внимания, на тебя никто не смотрит, не говорит и не слушает твои разглагольствования. Ты, вместе со своей жизнью, стал невостребованным, прозрачной до невидимости пустышкой.
Раньше всё было заполнено присутствием уехавшего, его привычками, шутками, голосом и чем-то ещё, что нельзя потрогать руками. Cейчас пусто и тихо. Никто не даст совет, не сделает замечание, не попросит и не услышит просьбу. Рядом нет рук, готовых помочь, нет слушающих ушей и оценивающих глаз, нет укоров и похвал. Длинный хоровод дел распался на мелкие делишки, которые не хочется делать. Перестали приходить гости, затихли праздники, пропали голоса, ворохи чужих бед и радостей уже не обсуждаются. Исчезло ощущение, что ты находишься в центре насыщенной, не стоящей на месте жизни. Ты остался один на обочине, голенький, без всякой опоры и прикрытия, ещё не приспособленный, а потому ничего не соображающий в новой, разреженной жизни. За спиной медленно поднимается тёмная, молчаливая тень тяжёлого одиночества. Всё валится из рук, всё не то и не так. В голове постоянно крутиться мысль «Что с ним?, Что делает?». Выползающие из глухих уголков мозга тревожные предчувствия травят душу мрачными прогнозами — заболел, сломал ногу, попал под машину……. От мрачных предчувствий впору завыть как волк или заскулить как собака. Томительное ожидание растягивает каждый день в вечность.
Вдруг звонок.
— Завтра приеду. Встречай.
Обалдело смотришь в никуда, ничего не видишь, ничего не можешь сказать. Постепенно приходишь в себя, тяжкие переживания улетают не оставив даже лёгкого пёрышка. Томительное ожидание, как неопределённость возврата, превращается в скорую долгожданную, наконец то определившуюся, встречу. Первое, что приходит на ум после ошеломления — нужно убраться в доме, да и себя привести в порядок. Сразу же выстраивается хоровод дел, просыпаются давно забытые чувства - «нужно успеть», «нужно сварить», нужно купить» и др. Начинается хозяйственная беготня, появляются домашние заботы.
Особенно волнительные своей новизной, свежестью и вернувшейся молодостью первые моменты встречи.
Жизнь возвращается сразу и полностью. Всё наладилось!
***
Я всегда находился в двух состояниях — в более или менее размеренном бытовом и в беспокойной творческой жизни, где борьба с самомнением, собственным невежеством, признание ошибок и беспощадной критикой, завистью, унынием, победами и поражениями приносило немало огорчений и наслаждений. В быту я с удовольствием или без, строил, изобретал, путешествовал, читал, смотрел фильмы, загорал на пляжах. Этот калейдоскоп событий был связан с одним никогда не угасающим чувством — жгучим стремлением узнать новое. В этом стремлении главным мотором интеллектуального и духовного развития было простое человеческое любопытство. Оно постоянно толкало вперёд, заставляло пробовать, ощипывать, осматривать то или другое, уходить от неприятного, гоняться за удовольствиями, получать и потреблять их, не давая в полной мере инстинкта перейти границы морали. Активность в постоянно меняющихся условиях быта расширяла периметр моего соприкосновения с миром, увеличивало поток перерабатываемой информации, затачивала мозг, обогащала горький опыт, расширяла палитру чувств, делало мои взгляды, суждения, оценки, пластичными и обоснованными. Мысли свободнее укладывались в прокрустово ложе логики и в то же время легко выпрыгивали из него в погоне за новым, ещё не изведанным. Я обновлялся (надеюсь в лучшую сторону), соприкасаясь с окружающим миром. Люди из этого мира соприкасаясь со мной также изменялись (надеюсь в лучшую сторону). Результирующая всех перемен хотя и флюктуировала, но в допустимых социальных пределах и устойчиво указывала путь (надеюсь не плохой), который назывался судьбой.
На этом пути часто встречались препятствия, разной степени сложности и значимости. Преодолевались они по-разному. Одни не требовали усилий — легко обходились и быстро стирались из памяти. На устранение других приходилось тратить материальные и духовные ресурсы. В зависимости от количественной меры затрат и полученного результата они выражались или «На кой чёрт я полез в это дело» или «Молодец! Давно пора было этим заняться». В первом случае борьба приводила к изрядному разрушению прошлых достижений или сдвигал с прежнего пути на новый, который, как правило, приводил к полной катастрофе не давая никаких перспектив для нового развития.
В некоторых случаях новое направление всё-таки реализовалось с большим напряжением и затратами. Приходилось ещё долго, оглядываясь назад, собирать осколки прежних построений, искать материалы для нового пути, строить новые представления и закономерности, привыкать к ним, а затем вновь трахнуться лбов о новое препятствие. В любом случае борьба, не зависимо от её исхода, всегда затормаживало моё развитие, перебрасывала на качественно новую ступень, откуда не сразу можно было понять куда ведёт лестница — в бездну или в заоблачную высь. Из-за этого я не очень любил обострять отношения, вступать в споры, драться, полыхать эмоциями. Я всё время пытался найти ответ как обойтись наименьшими потерями с наибольшим выигрышем. Решение пришло только в конце жизни. И оно касалось только отношения с другими людьми. Было оно просто до банальности — нужно договариваться.
В споре у каждого своя правда. Признать чужую — трудно. Это не твоя плоть, она не вскормлена твоим сердцем и не оплодотворена твоим разумом и признать её как твоё кровное дитя сразу, в лёт — не реально. Пробовал не раз. Почти никогда не получалось. Так же как и оппоненту признать твою правду. Чтобы выработать решение приемлемое для обеих сторон, необходимо чтобы в нём были не только твои утверждения, но и выстраданные мысли твоего оппонента. Необходимо подогнать, совместить в единое целое неприемлемых позиции друг друга, превратить их из альтернативных в комплементарные. Полученный гибрид легче воспринимается и развивается уже под надзором двух нянек. Чтобы достигнуть этого, нужно идти на компромисс. Обоим. Уступать, как бы это не было обидно и стыдно. Только тогда ты окажешься в выигрыше. Не сразу, но окажешься. В любом случае получишь время, чтобы оглядеться, подготовиться и принять новое решение.
Это помогало, по крайней мере разрушительных последействий было существенно меньше. Но самое трудное это решиться на компромисс. Подавить возникшее в тебе тревожное чувство, что твой недруг выгадал по всем пунктам и переиграл тебя, дурака, и, в третьих, сохранить коллектив, мнения которого в любом споре поляризуются до раскола. Преодолеешь - останешься в выигрыше!
***
Я заметил, что человек, который активно, ежедневно с удовольствием занимается творческим трудом, постоянно ставит и решает проблемы — дольше живёт. Возможно вежливые небесные контролёры нашей судьбы переносят дату смерти таких людей дожидаясь завершения жизненных планов. Переносят раз, переносят два. Не звери же они! И вдруг голос свыше:
- Вы что там творите? Прекратите безобразие. Немедленно убирайте его, а душу тащите сюда, на небеса. Пусть отчитается за свои дела на Земле!
Перепуганные контролёры посылают к тебе даму с косой, и ты улетаешь на отчёт, не успев в последние дни своей жизни набрать побольше положительных баллов для попадания в рай.
Вывод. Продолжительность жизни определяется не типом и сочетанием имеющихся у тебя генов, а терпением и вежливостью контролёров наблюдающих из небесной канцелярии за тобой.
***
Я любил мечтать. Бессмысленные ни к чему не обязывающие фантазии, конструирующие жизнь по нестандартным лекалам моего желания, превращали мир в сказочное недостижимое совершенство.
Выдуманный, фантастический мир не был театром, где сюжет обточен моральным кодексом и призван выпрямлять искривлённые мирскими соблазнами души зрителей. Это было не общественное место, а личное, временное убежище, индивидуальный запрос, закуток, созданный по моим хотелкам, желаниям, убеждениям, страстям и впечатлениям об окружающих людях. Он не был ограничен рамками заповедей, устоями и традициями. В нём можно было делать всё что ты желаешь, о чём думаешь, к чему стремишься. Всё создавалось только для меня, ради меня и принадлежало только мне. Я был главным режиссёром, который крутил-вертел событиями и героями по своему усмотрению. Процесс создания и его результат хотя и был предсказуем, хотя завершался «хэппи эндом», всё равно будоражил чувства своим творчеством, фантастически лёгкой реализацией тусклых и серых будней, в приходящих на ум сюжетах. Ты бог, ты царь, ты волшебник, ты не подчинён земным законам, ты замыкаешь причину не с рутинным следствием, а с первой пришедшей на ум бредятиной, создавая вихрь сменяющихся событий, не подчинённых логике, норме и правилам твоей реальной жизни. Я был продюсером и единственным получателем выгоды от созданного мной нереального балагана, не имеющего репертуара, адресата и назойливой рекламы. Создаваемый мной мир был уникален и в единственном экземпляре. Его нельзя было потрогать, сфотографировать, показать, или обсудить с кем-то. Я мог находиться в своём творении и одновременно лежать на койке, сидеть развалясь на диване, дремать в тенёчке на скамейке в саду, сидеть в самолёте, быть в других местах, где обстановка позволяла открыть окно из действительности в мир грёз.
Воображаемое осуществлялось во мне, в узком, забитом множеством клеток, тёмном пространстве мозга. Различные его отделы были единственными молчаливыми, но самыми заинтересованными зрителями и авторами. Они непрерывно воспринимали, оценивали, разрушали, и возрождали новые и новые сцены, обдумывали и расписывали по актам действия героев. Всё это делалось не по заранее продуманному плану, а спонтанно, когда один только что рождённый фрагмент стимулировал создание нового, а он вытягивал другую сцену, заселяя её образами, которые сразу же начинали жить своей жизнью без всяких репетиций и разучивания ролей. Да и роли распределялись не в соответствии с талантами актёров, мнением зрителей, или капризом руководства, а моими предпочтениями. Первые роли всегда доставались мне, любимому, моим преданным друзьям и симпатичным девочкам. Несимпатичные мне люди, родственники разной степени родства, соседи, коллеги по работе были временными, проходными персонажами, которые направляли сюжет в нужном направлении, создавали выборочную видимость, изменяли фокус внимания, повышали накал представления. Но главными были не герои. Основным было действие, его динамика, повороты, обострения, катастрофические ситуации в которые попадают герои. Их ловкие трюки, смелые решения выходили на грань риска, переступали его и пренебрегая смертельной опасностью делали невозможное. В этом и была прелесть — находиться в опасности, зная что выживешь, рисковать, зная что степень риска нулевая. Несмотря на это всё выдуманное ощущалось как реальность и воспринималось как разноцветное, яркое, насыщенное звуками представление.
В юности неизменными спутником моих мечтаний были девчонки, знакомые мне по школе, по дому, по улице. Были и незнакомки встреченные только раз и обратившие на себя моё внимание. В ранней юности критерий выбора был прост — девочка должна быть младше меня, красива и хорошо сложена. Ни её ум, ни характер, ни социальный статус не имели ровно никакого значения. С возрастом удельный вес ума и характера поднимался всё выше и выше и в конце концов дошёл до точки в которой уже запросто конкурировали с первыми тремя критериями. Но не всегда. В основном мудрые интеллектуалки, занимали вторые места на запасной скамейке игроков. В любом случае из каких бы качеств не был соткан женский образ, первые нашими совместные шаги с ним начинались с волнительного процесса знакомства.
Придумывалось множество вариантов случайных встреч, ситуаций где приходилось спасать незнакомку от непредсказуемой катастрофы и внезапно нахлынувшей беды. Всё это сопровождалось погонями, драками, спасениями, выстрелами, бегством, заточением, пленением, голодом, неимоверной выдержкой и другими леденящими кровь ужасами. Боже мой, как изобретательно фонтанировал мой мозг сочиняя сюжеты наших приключений. В какие только ситуации не попадали мы в мечтах, как восхитительны и тревожны были моменты когда мы оставались одни в окружении нагромождений дикой природы — скал, ущелий, бушующего океана, опасных джунглей с кровожадными дикарями и злыми голодными зверями. Действия развёртывалось на необитаемых островах, на утлой спасательной лодке или деревянном плоту в океане, когда мучила жажда, голод, а беспощадно палящее солнце, освещало бескрайний океан и кружащие вокруг плота треугольные плавники акул. Мы оказывались в раскалённых, необитаемых пустынях с текучими как вода барханами и миражами, в космических далях, смещающем пространство в туннельные переходы из прошлого в будущее и наоборот. И в самом конце, в апофеозе этих опасных приключений - безмерная благодарность девочки мне, «скромному герою», не побаявшего спасти её от нахлынувших бед, треволнений и опасностей.
В конце концов, когда копилка придумок истощалась — знакомство совершалось. Мы были вместе и всё успокаивалось. По инерции мозг ещё изобретал сценарии дальнейшей жизни, но строились они уже без особого воодушевления, нехотя, события развивались медленно и не галопировали как необузданные молодые скакуны, всё шло под зевок, обыденно без романтики и интереса. В конце концов мечты незаметно затухали, образы блёкли, девушка теряла очертания и привлекательность, испарялась, а через некоторое время появлялась новая пассия с новыми сюжетами и яркими видениями.
Пишу и думаю, что ни одна девчонка которая была в те времена со мной в мечтах не захотела бы перенести то что придумывал я «лопоухий мечтатель» оторванный от реальности. Да и где сейчас эти девушки? А-у-у-у-у-у, откликнитесь, ведь столько вместе пережили! Никто не откликается! Ну и хорошо. Что бы я сейчас с ними делал?
Другие мечты касались меня одного. Их было множество, но все они сходились в одном — в них я был суперменом. Достичь этого было не трудно, достаточно было гипертрофировать до необычных размеров любое человеческое качество — мышечную силу, ловкость, скорость реакции, красоту, талант и массу других черт которые определяют уровень положения человека в обществе. Например, у меня появлялся талант изобретателя и я конструировал (причём мгновенно, не выматываясь в тяжёлом каторжном умственном и физическом труде) офигенное устройство. Оно продвигает общество на столетия вперёд. Или создавал сверх эффективное лекарство от всех недугов, или находил решение теоремы, над которой раскручивали свои мозговые извилины блестящие умы человечества. Люди, конечно, изумлённо ахают, журналисты осаждают, тыкая в лицо камеры, отовсюду сбегаются почести. Хвала как манна небесная сыплется на тебя, все тянут руки, чтоб удостоиться чести носить на них тебя. Ты гений и спаситель всего живого на планете. И среди этих восторгов, фанфар и барабанного боя ты скромно стоишь в сторонке, стесняясь и ёжась от всех долгожданных похвал. Понятно, что в этих мечтаниях обязательно присутствовала девушка, которая раньше не догадывалась какой ты супер-пупер, и вдруг поняла это и влюбилась в тебя и у вас начинаются романтические отношения, которые украшаются китайскими фонариками и яркими неземными событиями. Но ты пока не знаешь любишь ты её или нет, но с ней хорошо. Ты думаешь о ней. Начинаешь бояться её потерять. Отношения с ней пока не ясны, но всегда волнующие и не предугадываемые и это состояние будет вспоминаться в старости как молодость.
Особой привлекательностью пользовались путешествия в прошлое и будущее. Здесь простор для фантазий был настолько широк, и процесс так увлекателен, что очнувшись от грёз иногда не понимаешь в каком ты мире. Хлопая глазами спрашиваешь себя:
- Где я? Там ещё? - но окружающая обстановка быстро окатывает мозг холодной водой и он, хрипло, отвечает:
- Здесь! Здесь! А где же тебе ещё дураку быть?
В ранней юности моими особыми предпочтениями пользовалась мышечная сила и скорость реакции. Может быть по тому, что во взрослеющем мире пацанам приходилось обтачивать свой характер в драках и многочисленных стычках, где сила и быстрота реакции кулаков и других частей тела давала большие преимущества, повышала вес в глазах товарищей, заставляла прислушиваться к тебе и следовать за тобой. В те времена для моего возраста это много значило и мечты по своему осуществляли эту потребность. Не надо было ежедневно качать мышцы, упражняться в беге, прыжках, заниматься боксом или дзюдо, корпеть над учебниками и только через несколько лет упорного изматывающего труда добиться желаемого. Зачем? Можно было просто закрыть глаза и всё достигнуть в мечтах. Легко и просто. Это и привлекало.
В какой-то период на меня вдруг нахлынули мечты о деньгах. Захотелось быть богатым, жить в роскошных коттеджах, плавать на трёхпалубных яхтах с собственной вертолётной площадкой, иметь личный самолёт, мраморный бассейн с голубой, тёплой водой, с растущими по его краям пальмами и лежащими в шезлонгах шоколадными красотками в чёрных очках. Все эти мечты были заимствованы с картинок заграничных журналов, рекламных роликов, телевизионных передач и кинофильмов. Длились они недолго.
Любой сюжет созданный в мечтах долго живёт если как дерево способен ветвиться. Каждая ветвь легко становиться новым сюжетом и стимулирует появление новых побегов, которые также ветвятся необычным, не трафаретным вымыслом. Выращивания такого дерева увлекательный процесс, в котором участвуют не мышцы, а мозг. Мечтание не работа, а творчество. Работа редко становиться страстью. Творчество становиться. Тогда от него трудно избавиться. Затягивает не хуже наркотиков и алкоголя. Я знал таких. Они так и не нашли сил распрощаться с потребностью часто открывать дверь в мир грёз и подолгу жить там, где им не было равных. Вернувшись назад они превращались в сереньких, поддакивающих мышат, которые так и не понимали в каком мире они живут.
С возрастом мечты менялись. Они теряли прелесть, остроту и желание окунуться в них, угасала их яркость и необузданность. Мечты детства уже не интересны в сорок лет, а сорокалетние, не хочется развивать в 70. Ещё несколько лет назад эти грёзы были притягательны в своём неотразимом великолепии, а сейчас они уже не те, они побледнели, их живость ослабла, они не увлекают отрицанием недостижимости, время на них тратиться меньше. Затухание шло не быстро и я его практически не замечал. Как не замечаешь стареющего лица у человека постоянно находящегося перед глазами. В старости будущее укорачивается, хорошо просматривается, а потому становиться более осязаемым и прогнозируемым. Это убивает самое притягательное в будущем - надежу на лучшее. Будущее меркнет. Остаётся доживание. Желания переделать этот малюсенький кусочек оставшейся жизни в сказочный мир и переселиться в него, потеряло всякий смысл. Реальность стала истиной, въелась во все поры души, выгнало романтику, обрушила надежды, превратив окружающий мир в чёрно-белый снимок, без каких-либо разноцветных миражей. Пожалуй впервые за всю жизнь я не упаковываю своё будущее в красивый золотистый фантик грёз, а вижу его таким каким оно есть на самом деле. И ничего. Обхожусь.
До сих пор не пойму отчего и почему вспыхивают мечты. Может быть это неотъемлемое качество всего живого. Пусть не всего, а тех кто имеет хотя бы два нейрона, способные дать два пикселя картинки после пробега между ними нервного импульса. У человека множество нейронов приобретают новое качество — создавать устойчивые физико-химические модели окружающей нас действительности. Вовлечение в них чувствительных рецепторов обеспечивает зримое восприятие.
Смотрю в умные глаза своей собаки. Мечтает ли она? Судя по тому как он взвизгивает, дёргает лапой — что-то там внутри её мозга происходит. Интересно побывать в собачьих мечтах. Может быть придёшь туда, а там лежит одна кость с мясом и ничего более, или происходить ожесточённая грызня за лидерство и территорию. А что снится моему коту, который привольно разлёгся на диване и даже не открывает глаза, когда я подхожу к нему и почёсываю живот. Может быть он и не мечтает. Зачем? У него всё хорошо. Мечты уже воплотились в жизнь.
К сожалению мечты не конструктивны. Они не создают действенных, практичных, реализуемых путей приводящих к осуществляющих наших надежд. Они не разрабатывают хитроумные ходы, не прогнозируют будущее. Они берут достигнутое другими и примеряют их к тебе. Мечты не призывают чего-то достигать, трудиться на износ, и ломать в конкурентной борьбе свой мозг и спину. Их привлекательность в мгновенном, без всяких физических и психологических усилий осуществлении всех твоих желаний и надежд. Даже самых сумбурных. Причём осуществлять в миражах по самому оптимальному варианту — выдуманный продукт на 100% удовлетворяет тебя, нравиться тебе и ты готов мечтать, мечтать и мечтать. Ещё бы — ты создаёшь всё сам для себя из себя. И высший пилотаж мечтаний — ты манипулируешь своими достижениями, строя различные сценарии, подстраивая их под себя в наиболее приятном варианте, создавая фантастические сценарии привлекательной жизни с уже придуманными конечными результатами где ты блистателен и великолепен. К сожалению, я не знаю ни одного случая, чтобы мои мечты помогли мне что-то осуществить. Толку от них никакого.
И всё-таки, так хочется помечтать!.
***
Чем старше я становился, тем чаще терял знакомых, друзей родственников, которые переходили в другой мир, даже не попрощавшись. На земле оставалось всё меньше и меньше людей с которыми я мог откровенно поговорить, выпить, поделиться новостями, да и просто перекинуться ни к чему не обязывающими фразами. Каждая новая смерть была болезненна своими воспоминаниями об ушедшем человеке. Но я знал — все мы смертны и это сглаживало тоску об ушедшем, особенно в первые дни его отсутствия. Но это понимание как бы не относилось ко мне, оно было не про меня. Все эти печальные события концентрировались в памяти, вспоминались, переживались, но отсутствие общения с ушедшими в другой мир не подкрепляло память о них, а вспоминания об умершем, хотя и оставались болезненными, но всё равно не тормозила процесс забывания. В конце концов в памяти оставался только зыбкий образ умершего окружённый колеблющейся дымкой приятных, разрозненных воспоминаний. Неприятные моменты забывались.
Всё это не вызывало во мне гнетущего чувства ожидания своей смерти. Я просто знал, что когда-нибудь умру, но это особо не тревожило меня. Не то что бы привык к этой мысли, а всегда была небольшая, не осознанная надежда, что проживу ещё долго, а если буду умирать то врачи помогут не сделать этот опрометчивый шаг. Пришла старость и я понял что врачи бессильны и возникло тревожное чувство безысходности. Я начал ясно осознавать, что жить осталось недолго, и что это «недолго» совсем не похоже на будущее. Вернее это уже не прежнее будущее, полное оптимизма, конструктивных решений и реализуемых планов и надеждой на лучшее. Будущее переросло в «доживание» оставшихся лет. Жизнь сократилась, ещё не известно насколько, но понятно, что прожить 20 — 30 лет уже не удастся. Чувство было тихим, приходило не всегда и не мешало жить.
Точную дату своего прихода в этот мир я знаю, знаю место в котором оказалась входная дверь, а вот точную дату своего ухода — не знаю. Не знаю место из которого я выйду из этого мира. Может быть потому, что жизнь имеет будущее и в этом будущем можно оглянуться назад и рассмотреть своё прошлое, а когда жизнь кончается, кончается и твоё будущее и ты не можешь, умерев, оглянуться назад.
Я однажды шёл по улице и вдруг к моим ногам упал голубь. Он умер в полёте и не знал, где будет конец его жизни. Вот так же и я где-нибудь упаду. В каком месте это случиться меня не очень волнует. А зачем волноваться? Моими останками будут заниматься другие они будут решать что и как делать. Моего совета уже никто не спросит.
Сейчас я только ощущаю, что временной отрезок, в котором я ещё проживу, — небольшой, мизерный. За ним для меня уже ничего не будет. Особенно было непонятна неизбежность конца моего существования. Почему я должен умереть, а всё останется. Останутся деревья, дома и вон тот камень около крыльца. Все они останутся и будут существовать. Меня уже не будет и ничто не будет нужно не потому что я не хочу, а потому что меня нет. И меня никто никогда не найдет и не запятнает. Я спрячусь очень далеко в этой игре с жизнью.
***
Шли с товарищем по улице. Навстречу шёл старик опираясь на клюшку. Проходя мимо мы скользнули по нему взглядом и спокойно разговаривая пошли дальше. Метров через сто я, не знаю почему, остановился и оглянулся назад. Старика уже не было. Товарищ удивлённо посмотрел на меня.
- В чём дело? Чего встал?
- Ты заметил какая на старике рубашка и ботинки?
- Зачем? Он что твой знакомый? Старик и старик. Какое значение имеет его рубашка.
- Кажется они были совсем новые и он их впервые одел.
- Ну и что. Ты-то при чём?
Я промолчал. Пошли дальше. Товарищ ещё некоторое время искоса посматривал на меня, словно чего-то ожидая. Потом успокоился и всё вернулось в свою колею.
Дома мысль о старике вновь мелькнула и исчезла. Мозг не успел схватить, задержать и понять её. Постарался вновь поймать её, но ничего не вышло. Вместо этого неожиданно вспомнил другое.
Вчера вечером жена достала старую сумку, разложила её на столе и начала чистить. Почистила сгибы, пуговица, пряжки, замки, каждый раз показывая мне проделанную работу.
- Посмотри, видишь какая красивая стала. Не стыдно выйти. А была-то, ужас какая!
Она вставала со стула, примеряла сумку к бедру, поворачивая её разными сторонами. Делала несколько шагов, показывая какая она стала новой и как похорошела после чистки.
Я смотрел, почти не слушая, и, скрывая своё безразличие, бормотал какие-то междометия, которые должны были означать восхищение. К таким чисткам старых вещей я давно привык и их результат не тревожил спокойную гладь моих эмоций.
Жена доканчивала работу. Я посмотрел на неё и вдруг обнаружил, что она очень постарела. Под электрическим светом лампочки чётки обозначились морщины. Рельеф их так изменил привычную внешность, что лицо стало незнакомым, старушечьим. Раньше я никогда этого не замечал. Мы вместе старели медленно, не торопясь. Ежедневное общение не давало улавливать небольшие изменения и они накапливались незаметно и постепенно.
Она вновь взяла сумку и прошлась по комнате. Я смотрел на сумку, на неё, на всю эту вдруг показавшиеся мне бессмысленную суету. Ну почистит она самку, ну пройдёт с ней до магазина. Ну и что! В одном я уверен — ей это будет приятно. Она надеется что новую сумку, заметят, будут смотреть на неё и ахать!
Может быть и будут! Но вряд-ли. Сколько раз мимо меня проходили старики и старушки. Как только мой скользнувший взгляд отмечал их старость, они сразу же, неосознанно становились безразличными, внимание гасло и было не интересно как они выглядят, во что одеты, какая у них сумочка и есть ли макияж. Проходящая старость становилась бесцветной, незаметной. И почищенная сумка уже не украшала её вспыхнувшими эмоциями посторонних прохожих. Сумочка, на фоне старости была не так заметна, как на фоне молодости, когда интересна каждая мелочь у проходящего мимо.
А для стариков почищенная сумочка — маленькая надежда, хоть на мгновение вернуться в мир прошлого.
***
Вечереет. Начало лета. Тишина. Сижу на террасе. Вдруг неожиданно понял, что я ни о чём не думаю. Просто сижу, бездумно скользя взглядом по елям, пролетевшей птице, тающим облачкам на небе, проводам перечеркнувшим темнеющую голубизну неба. Ничто не навевает мысли. Раньше такого не было. Любое что попадало в поле зрение не оставляло равнодушным мозг. Он мгновенно реагировал на мельчайший импульс переданные ему из внешнего мира, оценивал, обдумывал его. Этот процесс мог быть связан и не связан с увиденным. Главное необходим был внешний щелчок, приводящий в работу мозг. Сигнал по каким-то неизведанным нейронным путям добрался до кладовой памяти, открывал замок, вытряхивая массу самых разрозненных фактов. Барахтаясь в них мозг находил связи, логические цепочки и выдавал неожиданные заключения.
Сейчас сижу и ни о чём не думаю. Увиденное не посылает сигнал в мозг и, как ни странно, такое состояние мне приятно. В своём бездумье я как бы погрузился и растворился в окружающем мире. Раньше каждая мысль вычленяла и уносила меня из мира в его уголок, который обдумывал. А бездумье, принесло ощущение, что я не частичка мира, не крупица толкаемая социальными отношениями в броуновское движение именуемое судьбой, а сам этот мир, безмолвный и невидимый и покойный.
***
Смотрю на свои руки. Они обтянуты, как сеткой, морщинистой кожей. Не упругая, а сухая и тонкая она легко берётся в щепоть, оттягивается и, отпущенная, медленно расправляется и мне чудиться тихий шелест и потрескивание. Потускневшая от времени она напоминает запылившее стекло в нежилом доме.
Раньше такого не было.
***
Я стал плохо слышать. Вначале я переспрашивал или подходил ближе. Но всегда держался настороже, чтобы не дай Бог, что-то пропущу и люди подумают что я глухой тетеря. Я наловчился определять тот момент, когда у людей возникает желание обратиться ко мне. Меняется их поза - они поворачиваются и смотрят на меня, делают привлекающий жест рукой и т. д. Иногда обращение к себе я чувствовал интуитивно. Как это происходило я не мог понять. Какие то невидимые сигналы их желаний направлялись ко мне и я их распознавал. Но и это не всегда помогало, особенно если говоривший далеко от тебя или отвернулся от тебя. Видимо энергия звуковых волны была настолько мала, что всё произнесённое скользило мимо ушей не сотрясало пропитанную солями барабанную перепонку.
Постепенно тугоухость стал привычкой. И как всякая привычка стала менять характер. В какой-то момент понял, что если я что-то не услышал, то ничего страшного в этом нет. Ничего катастрофического не произойдёт. Волноваться по этому поводу не стоит. Мне становилось даже приятно сидеть спокойно среди говорящих, ощущая огибающие тебя струйки диалогов, не обращая на говорящих, как и они на тебя, никакого внимания, заниматься своими мыслями, нисколько не опасаясь пропустить вопрос или утерять нити разговора. Ну не услышал и ладно. Ничего страшного. Спросивший, не получив ответа, сочтёт это обычностью, с которой он уже встречался в разговоре с теряющими слух стариками. И равнодушно оставит меня в покое ни о чем не сожалея, не думая и не переспрашивая. Если же вопрос важен, то мне его повторят громче, затормошив, чтобы я повысил градус внимания. Но и это стало реже. Я постепенно начал смещаться из центра в разговорах на его периферию, иногда вовсе выпадая из него. Значимость и вескость моих суждений падала, моё мнение становилось уже не очень нужным и важным.
Подошла жена, тронула за локоть.
-Ты что не слышишь? Я говорю к Саше приехали несколько, машин. У него что годовщина исполнилась?
Саша — наш сосед. Он умер. Было ему 83 года. Но для нас он остаётся Сашей. Что не случается в его доме, вблизи его, или касается его, мы говорим "к Саше, у Саши". Хотя Саши давно уже нет.
Раньше я бы бурно отреагировал на вопрос жены. Сейчас только вздохнул. Глухота отодвинула от меня звучащий мира, а со звуками померкли смыслы.
Может быть приобрести слуховой аппарат?
***
Я не ощущаю время. Оно не зримо, бесцветно - не жёлтое и не синее, не звучит форте в момент нетерпения и пиано в момент безделья, не звучат тенором Поваротти или Доминго при счастливых долгожданных встречах и не плачет басом во время похорон. Его нельзя потрогать и понюхать. Я не могу сказать, что живу сейчас в жидком времени окрашенным в синий цвет, отдающим запахом лаванды, с приятным баритональном звучанием. То что я могу - это подсмотреть его существование через узенькое окно. В нём видна его тень – изменение оставленное им. Его след. Произошло изменение, значит здесь побывало время. Увеличилось число седых волос, или количество вырастающие на стенке моих сосудов склеротических бляшек – это следы времени, следы его топтания в моём организме. Время это тихая незаметная беспощадность, для которой безразлично, что она оставляет после себя — разруху или созидание. Для времени эти составляющие равноценны, как две её ноги, которыми она шагает по мирозданию. Без них время ампутант, оно не сможет двигаться. Остановить время — это значит остановить все изменения в окружающем мире. Как только изменения исчезнут, исчезнет мир, останется пустота - застывшее время.
***
Я не отличался особой решительностью. Приступая к делу всегда болтался в состоянии неуверенности, что не завершу начатое, а если завершу то не так как хотелось. Однако, начатое я почти всегда завершал, здесь проблем не было, а вот конечный результат получался почти всегда не такой какой рисовала мне моя безудержная фантазия. Концовка напоминала тушку неряшливо общипанного дистрофика из птичника. Мало того, эта птичка несла с собой массу совершенно ненужных требований, ограничений, условий, которые весь период привыкания к ним изрядно портили настроение. Можно было обратно загнать это создание в курятник или продолжать усовершенствовать. Но работать над этим мне уже не хотелось - перегорел. Поэтому конец многих начатых дел заканчивалась словами:- «Надо же, Чёрт возьми, какая ерунда получилась». Редко плоды своей работы я мог есть с наслаждением.
Всё изменилось после того когда я неожиданно наткнулся на новый, удивительно простой способ эффективно реализовать свои задумки.
Пришло это не сразу. Принимаясь за очередное дело я вдруг подумал:- Чего ради, я совершенно не знакомый с предстоящим делом, сразу же полез его выполнять? Это так же как не подумав броситься в омут с головой. Воткнёшься в ил и будут из воды торчать твои худые пятки с шевелящими пальцами. Говорят же «Не зная брода не суйся в воду». А я зачем лезу. Может там и брода нет, одни омуты. И тут пришла неожиданная мысль. Эта мысль, простая как глупость и банальна как истина, укладывалась всего в четыре слова - «Вначале всё нужно обдумать». Вот эта сентенция стала ключевой в моей дальнейшей жизни.
Раньше, ещё в школе, ко мне в голову приходило нечто подобное. Я помню как однажды отец, придя невесёлый с классного собрания в ответ на мой настороженный взгляд сказал:
- Ничего хорошего. Тебе нужно подтянуться. Хочешь совет? Во-первых, учебник это не художественная книга. Учебник нужно учить, а не читать, Во-вторых, учить — это значит повторять прочитанное.
Я не стал спорить. Мой преданный взгляд и кивки согласия с мнением отца были проверенным способом направить развитие событий в безопасную для меня сторону. Но в душе я не разделял мнение отца. И действительно, зачем мне быть отличником, когда мне и с тройками неплохо живётся. Отец это понял и посмотрев в глаза, вздохнув сказал:
- Понимаешь, людей ценят в основном за два качества. Первое — за твой характер. Есть ли ты добрый, умеешь сопереживать, честен и человек слова, ты придёшься по душе любому коллективу. Второе — за твой авторитет. Будь ты трижды хорошим, но если у тебя нет авторитета, ты будешь сереньким, безликим, удобным парнем вторых ролей, хорошим, но особо никому не нужным. Исчезнешь ты и кроме «Хороший был парень» о тебе никто и не вспомнит. Если же у тебя есть авторитет — ты заметная величина. К твоему мнению прислушаются. Тебя уже ценят не только за то что ты хороший, но и за то что ты имеешь авторитет. Ценности твоя как человека возросла в 2 раза. А что такое авторитет — это знание. Знание литературы, театра, физики, химии, стихов, анекдотов. Чем больше ты знаешь, тем выше авторитет. Вот поэтому нужно учебники учить, чтобы знать, чтобы иметь авторитет, что бы ты был не последним среди товарищей.
Отец говорил хорошо. Он наверняка учил учебник, повторял прочитанное и имел авторитет. Но мне всё это было не нужным и его умные речи скользили мимо ушей.
Однажды, готовясь к экзаменам я, ни с того ни с сего, не только прочитал один раздел учебника, но и решил повторить его, вначале вспоминая что прочитал, а потом заново прочитав. Обнаружил странную вещь - понимание прочитанного с первого раза и после его повторения прочтения и продумывания заметно отличаются. После повтора оно стало другим, факты, которые при первом чтении казалось разрозненными и не поддающими запоминанию, вдруг выстроились во взаимосвязанную цепочку, которая запомнилась вся целиком. Достаточно было вспомнить один мельчайший штрих из этой цепочки, независимо где расположенный — в начале, конце или середине, и ты без труда вспоминал всё содержимое раздела. Утром, когда встал, вдруг вспомнил почти всё что содержалось в разделе. Это было неожиданно, но приятно. Мало того. При ответе экзаменатору я рассказал не только о сущности заданного вопроса, но и попытался связать его с другими фактами. Удивлённый взгляд преподавателя, четвёрка и неясное бормотание «Надо же. Какой ученик пошёл» завершили мой эксперимент.
Я несколько раз проверил способ учить с повторением — в большинстве случаев результат был хорошим. А когда такой подход перерос в привычку я уже перестал получать тройки.
Иногда возвращаясь с классного собрания я, в ответ на вопросительный взгляд сына, говорю:
- Ничего хорошего. Тебе нужно подтянуться. Хочешь совет? Во-первых, учебник это не художественная книга. Учебник нужно учить, а не читать, Во-вторых, учить — это значит повторять прочитанное.
Он внимательно слушает, преданно смотрит мне в глаза и усердно кивает головой.
***
Мой интеллект постоянно колеблется. Он или опускается или поднимается. Чтобы он не стоял на одном месте необходимо постоянно подпитывать его — думать над чем-то, что-то решать, изобретать, разгадывать, т. е. постоянно «ворочать мозгами». Для интеллекта, как и для мышц спортсмена, безработица — губительна. Мозг тупеет, а мышцы атрофируются. Только систематическая тренировка с максимальным усилием будут способствовать развитию их эффективности. Чуть не потренировался — ослаб. Слабость становиться заметна через 2-3 дня. Знаю по себе. Ухожу в отпуск, балдею 2-3 недели. Приезжаю домой с интеллектом амёбы. Сажусь за работу. Читаю свои написанные месяц назад заметки по работе и не понимаю что я в них написал. Как будто писал совершенно другой человек. Написанное выглядит умно, но абсолютно не понятно. Через неделю всё восстанавливается.
Сейчас возникает ещё одна проблема. По крайней мере для меня. Нужной мне информации много и, слава Богу, она доступна. Я могу войти в любую библиотеку мира и найти всё что мне нужно, используя специальные программы или провайдеры других странах. Проблема в том как найти это нужное в громадном объёме доступной информации. Ключевые слова помогают, но не всегда, особенно когда планируемая тема размыта и не облекается в конкретные слова. Выданная поисковой системой информация громадна. Просмотреть её всю — большая проблема. Иногда лучше сделать заново, чем тратить время на поиски. С другой стороны, я всё чаща и чаще замечаю положительные стороны поиска. Просматривая выданную поисковиком список ресурсов, мозг по каким то своим предпочтениям откладывает в память фрагменты, штрихи, сведения на первый взгляд абсолютно ненужные мне. Откладывает без моего ведома, по своей прихоти. И я, не зная об их существовании, естественно, не могу ими пользоваться. Это личный материал интеллекта.
Однажды, когда ты ломаешь свои мозговые извилины над какой-то не поддающейся проблемой и проклинаешь свой интеллект за тупость и ограниченность, из какого то уголка памяти вдруг неожиданно выскакивает факт, который как ключ к замку раскрывает суть проблемы в красивой завершённости. Ты обалдело смотришь невидящими глазами вокруг и не знаешь что делать и кого хвалить. Но так как в этот момент я ближе всех оказываюсь к себе, то и хвалю себя, любимого. Интеллект злится, но молчит.
***
Я иногда начинаю просматривать свои записи, с мыслями которые казались на тот момент важными, но каждый раз со вздохом закрываю компьютер. Разобраться и дать жизнь старым задумкам, непросто. Застывшая в записи мысль совершенно не похожа на только что родившуюся, ещё тёплую и желанную, как плод одухотворённой страсти. Ещё журчат ручьи наполнившие её, а мозг трепещет от страстного желание испытать сейчас же, в эту минуту новорождённую. Попробовать её как отмычку в решении столпившихся вокруг нерешённых проблем. И как радуется помолодевший мозг, когда это удаётся.
К сожалению, записанные мысли, по разным причинам, не показали себя в работе. Они всплыли неожиданно, показались интересными и были записаны, на всякий случай. В тот момент было не до них, мозг обрабатывал что-то другое, более интересное, был полностью захвачен этим и отвлечь его на обдумывание какой-либо мелькнувшей искорки, хоть и яркой, было невозможно.
Записать мысль не побывавшую в деле — это потерять её свежесть, погрузить в летаргию, дать ей усохнуть, поблёкнуть и потерять привлекательность. Оживить её можно, но трудно. Для этого нужно время, чтобы вчитаться в неё, уяснить её скрытый смысл, восстановить умственный уклад, который привёл к ней. Почувствовать ту ситуацию и то время, которое сделало запись этой мысли очень важной. Это всё равно, что вспоминать знакомую мелодию. Кажется вот-вот ухватишь звучащий в памяти мотив. Но нет! Не удаётся! Мелодия ускользает, мелькнув хвостиком, оставляя неудовлетворённость и досаду.
Мало того, нужно оживить этот законсервированный кусок забытых размышлений, дать толчок, импульс чтобы он, забарахтавшись, вновь показал свою исследовательскую способность. Большинство записанных и долго пролежавших мыслей никуда не годятся и вернуть их к жизни нет никакого желания. Для мозга повысившего свой интеллект и обнаглевшего от одержанных побед, старые мысли кажутся не то чтобы просты и не нужны. К ним он относится сдержанно, молчаливо и без комментариев. Всё-таки это его кровинки, его производные. Но это уже перепрыгнутые ступеньки на которые ещё можно вернуться, но это значит идти назад. А возвращаться никогда не хочется. Зачем?
Мысли не приходят по заказу. Момент их возникновения — появление проблемы. Любая проблема для человека, как для собаки команда «фас». Мозг настораживается, злиться наливается силой и сломя голову бросается на штурм. Голос научных проблем слышат не все — только таланты и гении. Для них поиск решения проблемы это наркотик, мозг не может жить без него. Множество людей не слышат притягательного зова научных сирен, а если и услышат, то он их не заинтересует. Это не их вина и ничего плохого здесь нет. Вместо научных они прекрасно различают и решают бытовые проблемы, которые по степени ценности и сложности порой не уступают научным. Там тоже есть свои таланты и гении.
Проблема — это факт не имеющий на данный момент объяснения, тупик, который не даёт двигаться дальше. Это преграда, к которой ты невольно, но закономерно будешь всегда приходить, бродя по-неизведанному. А оно всегда незнакомо, в нём нет тропинок, одни буреломы. Идёшь, чёрт знает куда, без компаса, солнца и звёздного неба, руководствуясь одной интуицией. Раздвигаешь ветки, ломишься через колючие кусты, бьёшься затылком о сваленные деревья, обходишь непроходимые овраги — итог один всё равно упрёшься в стену, которую нельзя обойти. Её можно только разрушить. Для этого имеется одно средство - идея, начинённая интеллектуальным тротилом, способным в клочья разнести эту проклятую преграду. Но она не всегда поддаётся. Часто идея не обладает нужной силой. Скорость детонации пришедших мыслей настолько мала, что подложишь их под стену, отбежишь, подождёшь и услышишь только тихое шипение сгорающей начинки или, в лучшем случае тихий хлопок. Обидно что твои мысли ушли в это никому не нужное шипение или в никчёмный хлопок. Такое бывает и довольно часто.
Поиск решения любой проблемы это физико-химический процесс, состоящий из множества реакций, идущих с большой скоростью на молекулярном уровне в клетках нейрональной сети, спаянной межклеточными связями в единую динамичную систему. В тьме цитоплазмы и синапсов идут строго выверенные взаимодействия, в которых сталкиваются молекулы, исчезают старые, образуются новые метаболиты, увеличивается число одних и уменьшается значимость других второстепенных участников этого грандиозного процесса. Идущие в них реакции совершенно неслышно. И не дай Бог если бы эти реакции зазвучали, заскрежетали, загромыхали у меня в мозгу. Сидел бы в углу обхватив голову руками и тихо постанывая качался взад-вперёд, взад-вперёд, проклиная адские шумы разрывающие мою больную голову. Если бы мыслительный процесс шумел, то человечество не научилось бы думать. Ещё бы, каждая мысль — боль и стон. Спасибо эволюции, не допустила такого издевательства.
Решение проблемы приходит неожиданно и не сразу. Как только проблема возникает в голове, начинают копошишься масса несвязанных друг с другом обрывков мыслей. Они, отталкивая друг друга, стремятся доказать тебе, что только они решают проблему. Редко бывает что какая-то из них может оказаться ключом. Мозг, как правило, не тратит на них время, он мгновенно оценивает их по каким-то своим критериям, на подсознательном уровне не обдумывая, без всякого сожаления выбрасывает их. Эти мысли не пустышки, это разведка брошенная на прощупывание и выявление различных сторон проблемы. Это оселки на которых мозг оттачивает свои возможности для стратегического наступления.
А оно возможно только тогда когда у тебя в памяти есть громадное количество самых различных фактов созвучные решаемой проблеме и далеко от неё стоящие. Нет фактов нет мыслей. Только опираясь на них мозг способен создать логическую сеть, которая и поймает бегающую от тебя проблему. Никто не скажет сколько нужно фактов для быстрого о плодотворного решения вопроса — 3, 16, 100. Правило одно — чем больше, тем лучше. Факты собираются всю жизнь и ты никогда не знаешь пригодиться ли тебе те или иные вычитанные в научной или в другой литературе факты. Они могут пролежать у тебя в памяти всё жизни и не пригодиться, останутся не использованные стоять в шкафу с другими скелетами и погибнут вместе с тобой. Бывает, что ты только скользнул по каким-то данным, разбираясь в содержимом какой-то статьи, и они отложились в памяти без твоего ведома и твоего интереса. И вдруг эта неприметная букашка неожиданно вспоминается и оказывается центральной фигурой, триггером, спусковым крючком, приводя в действие множество сцепленных между собой фактов и, в конце концов, решая проблему.
Но большой багаж фактического материала это ещё не всё. Необходима уникальная способность мозга искать и находить среди этого напластованного в кладовых памяти материала нужное для решения проблемы. Необходима врождённая способность увязывать в единую цепочку имеющиеся факты с твоей проблемой. Это значит необходимо думать, думать и думать.
Иногда едешь в машине, мозг занят бытовыми проблемами, а ты поглядываешь на мелькающие по бокам предметы, натянутые провода, загоревший красный свет и вдруг всё это рождает какую-то неосознанную мысль, даже не мысль, а трепетное ожидание, что сейчас, вот в эту секунду что-то придёт. Ты стараешься уцепиться за что-то мелькающее как в тумане сознания, но она слишком неразборчиво, тонко, слабо и неуловима и ты с досады бьёшь ладонью по коленки. И вдруг вот она. Решение пришла ни с того ни с сего. Это вспышка невообразимого счастья. Ради такого мгновения стоит жить.