Нечетки

Дмитрий Аверенков
1. Светы.

Первая сказала : «В странные игры мы с тобой играем. В жестокие игры». Голос был телефонным, он шел по проводам. Там еще что-то трещало, в проводах.

Вторая, на мой вопрос-жест «а где – ?» приподняла подушку, где уже лежал презерватив. «Умница», - сказал я.

Третья стояла на кухне в моей футболке и грызла зеленое яблоко. Тут вошел начальник офиса, гешафтсфюрер. «Вы - кто ?» - спросил гешафтсфюрер. «А вы – кто ?» - спросила она. Визу мне не продлили. Собственно, я этого и добивался.

2. Рубашки.

В этой белой я вымок насквозь, когда шел от Сани. Саня жил в мансарде, и у него был кот; кот обитал в белой картонной коробке. В коробке были сделаны три окна и дверь, а крыши не было. И кот входил через дверь. В тот день на лестнице у квартиры Сани стояло в ряд шесть пустых бутылок из-под шампанского, а над ними спреем было намалевано «Вся жизнь -     » 
А на улице шел дождь. Это было в июне.

Эта, малиновая, уже выгорела и я давно ее не ношу. Она была в Кёльне. Было жарко, мы гуляли по набережной, а потом улеглись на парапет, голова к голове, и я целовал твои перевернутые губы.

Синюю я взял в командировку, в Пермь, да так и не надел. Гостиничный ресторан был весь увит искусственным плющом, и кофе там был гнусный, из пакетиков. Я его даже пить не стал. Когда, уже в Москве, мы отъезжали от самолета, то видели, как пилот поливает самолетное колесо из большой пластмассовой бутылки; от колеса столбом поднимался черный дым. А рубашку синюю я так и не надел.

3. Треснутые блюдца

В первое наливали молоко для Дембеля. Дембель был болонкой. Откуда взялась белая болонка среди всех этих бездомных псов, которые стаями бегали в степи и кормились у дивизионной помойки, было непонятно. Мы регулярно отлавливали Дембеля и мыли его с мылом, а потом запирали в сушилке – сушиться. Трафаретный синий цветок почти стерся. Трещина шла до середины блюдца, где раздваивалась и терялась.

Второе…
Второго вообще не было.

А третье стояло в библиотеке под пластмассовым горшком с алоэ. Чтобы вода не разливалась. Весной с библиотечных окон отрывали бумагу с налипшей на ней серой ватой – был шорох и треск.
За окном проходила железная дорога; дворник в бурой облезлой ушанке стоял и смотрел на проходящий поезд, а вагоны были все с досками, с досками, с досками.



—-
(Текст был удален редакцией и публикуется повторно с моей правкой)