"
До чего же удивителен и многообразен мир окружающих нас вещей !
А если перед нами образец высочайшего искусства, то интерес к нему неисчерпаем. Мастерам, создавшим уникальные творения, не дано предугадать, какую жизнь уготовила им коварная судьба. Удел художников созидать и в душе надеяться, что их детища переживут века, поражая своим совершенством, грядущие поколения. Увы, далеко не всем шедеврам суждено долголетие. Войны, пожары, человеческая алчность, превращающая их из предметов почитания и поклонения, в объект охоты и наживы, нередко являлись причиной бесследного исчезновения сокровищ искусства.
Учитывая перечисленные факторы можно считать, что картине Херонимуса Босха, «Искушение св. Антония» (один из ее вариантов), несказанно повезло. Совсем не простыми путями попала она в собрание А.Н.Толстого, став подлинным украшением сначала квартиры, а затем и музея писателя, открывшегося позже на Спиридоновке. Такая антикварная вещь сама по себе вызывает любопытство, а если к тому же биография раритета овеяна легендами, интерес к ней возрастает.
По одной из версий, упомянутая картина во времена А.С.Пушкина находилась в Тригорском, в доме Осиповых-Вульф, и по воспоминаниям современников вдохновляла поэта на создание сказочных персонажей, населявших сон Татьяны :
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом,
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
( глава 5 строфа ХI)
Есть указания, что А. Н. Толстой, будучи председателем по организации столетия со дня гибели Пушкина, привез картину в Москву в 1937 году. (По другим сведениям - в 1939-м). Так или иначе, оказалось, что, поступив данным образом, он уберег ее от превратностей военного лихолетья, ведь при поспешном отступлении наших войск, музей-заповедник был оставлен на произвол судьбы и разграблен. Еще в 60-70-х годах при желании и определенной доли удачи можно было обнаружить рассеянные по окрестным деревням предметы помещичьего быта.
При жизни Семена Степановича Гейченко, главного хранителя и мифотворца заповедника, была твердая уверенность, что поток открытий и легенд, связанных с именем поэта, неиссякаем. Но с его кончиной возникло чувство приостановки этого поступательного движения, на мой взгляд, столь необходимого для данных исторических мест. И, если раньше все дышало незримым присутствием поэта, то теперь видишь перед собой обычные музейные экспонаты, подобранные по принципу типологии.
Делюсь с читателем личным мнением, а оно, безусловно, субъективно.
Впервые попав в эти уникальные места еще ребенком в начале 60-х, я потом многократно наведывался сюда в разные периоды своей жизни. И каждый раз сердце наполнялось радостью и восторгом. Затем в графике посещений случился большой перерыв аж в 20 лет.
В сознание невольно возникает любопытная параллель. Мама, проложившая для меня эту дорогу, тоже возвратилась в эти края лишь через два десятилетия. Первое ее знакомство с красотами псковской земли случилось еще до войны, когда она приезжала туда девчонкой. Ведь это была родина ее отца, Якова Егоровича Егорова. Вот только чувства после долгой разлуки мы, видимо, испытывали разные. Тогда, в 60-е, почти все обитавшие здесь родичи были живы. Только повзрослели и возмужали. Заповедник активно восстанавливался и в каждый приезд радовал новыми, "возрожденными из пепла", объектами. В деревнях, наконец, зажглись «лампочки Ильича», неспешно благоустраивались дороги. Я же в свое последние посещение в 2013 году не застал никого из родных.
"Переменился я -- но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечер еще бродил
Я в этих рощах."
Нашествие цивилизации на сей раз не радовало, а, скорее, удручало. Хотелось куда-нибудь укрыться от ее «железной поступи» и насладиться первозданностью природы. И, если бы не замечательная компания единомышленников, сопровождавшая меня, пришлось бы с горечью повторить вслед за опальным поэтом: «И был печален мой приезд».
Инициатором и вдохновителем нашей поездки был, безусловно, кинорежиссер-документалист Игорь Калядин. Для него она носила рабочий характер. Каждое утро , ни свет ни заря , он отправлялся на съемки необходимой натуры. Позже "добытые" кадры органично вошли в его очередной фильм о Пушкине.
Поселившись в Петровском, мы уже оттуда совершали паломничество к Святогорскому монастырю, на могилу поэта, на городище Воронич, где была завершена драма «Борис Годунов», и в Тригорское.
В усадьбе Осиповых-Вульф, приняв нас за обычных экскурсантов, девушка на экспозиции поведала знакомую уже историю о картине, давшей толчок для разыгравшейся фантазии поэта. В качестве доказательства предъявлялось довольно темное полотно с едва различимым сюжетом. Подход на близкое расстояние к нему был предусмотрительно ограничен натянутой лентой.
(Нам уже было известно, что неугомонный Семен Степанович после того, как его попытки вернуть упомянутую картину Босха не увенчались успехом, выпросил у директора Эрмитажа другую, с целью сохранения нерушимости мифа).
Усмехнувшись про себя, мы не стали посягать на сложившийся порядок вещей. Хотя, не скрою, очень хотелось внести некоторые поправки в затейливый рассказ экскурсовода, но своевременно пришедшие на ум строчки Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь…» удержали от критики. Зато природа, окружавшая нас, была, самая что ни на есть, настоящая. Зима в тот год выдалась долгая и мы могли вдосталь налюбоваться заснеженными пейзажами Михайловского.
С тех пор минуло 10 лет, а я до сих пор с благодарностью вспоминаю участников поездки, подаривших мне еще одну встречу с Пушкиным, и свидание с местами, связанными с моими детством и юностью.