Третий курс обучения начался три месяца назад. Все мы, курсанты танковой роты военного училища, друг друга знали как облупленные, настоялись рядом в строю за два с лишним года учёбы. Походили вместе по занятиям, нарядам, караулам, полевым выходам, работам разным, увольнениям в город. Сплелись и в дружбе, в и нелюбви друг к другу, всякое ведь бывает.
Порядок армейский, строг и без вариантов. В 21.45 каждый вечер рота выстраивается на вечернюю поверку. После обязательной вечерней прогулки. Положено так и никак иначе. Уставом внутренней службы закреплено. Уставы, кровью писаные, нужно уважать, к чему нас сразу приучили, при поступлении в училище. Потому веками устоявшийся воинский ритуал всегда чтили свято.
Старшина Юра, хохол из Киева, привычно открыл книгу вечерней поверки. Потом прикрыл и задумчиво произнёс:
- Бойцы, ротный просил до вас довести. Комбат ему приказал к концу недели предоставить списки всех, кто в нашей роте не перестроился ещё в свете политики партии. Некоторые залётчики туда попадут всяко – разно, о ком комбату известно, но хоть до конца недели давайте без дурости, без новых залётов. Потом хрен парткомиссию пройдёте если что.
Сотрясались мы тогда от смеха, настолько нелепо прозвучало услышанное. "Список неперестроившихся курсантов" - это звучало так мощно...
Следует сказать, что на дворе в то время стоял 1987 год, угар горбачёвской «перестройки» и начало развала страны. Вот комбат в меру скудного своего понимания тоже вносил такой вот «вклад» в «обновление» общества. В батальоне у комбата была кличка "дерево". Само по себе о многом говорит.
- Нехрен ржать, водку жрать ночами и по самоходам бегать ! – назидательно прикрикнул старшина смеху роты, - смирно !
Доведя столь ценную информацию, Юра на автомате, по памяти начал устоявшуюся армейскую литургию.
- Курсант Аверченко.
- Я !
- Курсант Апостол.
- Я !
- Опез...л ты, - послышалась произнесённая вполголоса дежурная реплика со стороны второго взвода. Старо, давно уже в роте так его все называют. За детское простодушие какое – то что ли, за вечную заторможенность в реакциях. Старшина по привычке, сделав вид, что не услышал, пропустил реплику из строя мимо ушей.
- Курсант Астраханцев.
- Я !
- Головка от х…., - донёсся до меня такой вот незамысловатый, навязший в зубах дружеский «юморок» сзади.
- Вот туда и сходи, - отвечаю вполголоса, не оборачиваясь.
- Курсант БобОв.
- БОбов, я, - в очередной раз со злостью выговаривает старшине мой друг. Юра никак не может правильно поставить ударение в фамилии, даже спустя два с лишним года совместной учёбы и службы.
- Боб, а Боб ?
Это вопрошал сбоку хитрый хохол и балагур Володя Медведчук. Опять задумал повеселиться, как обычно.
- Чего надо ? - с подозрением вполголоса спросил Бобыч.
- Хрен тебе в лоб !
- Ну я тебе, косолапому, устрою медвежью охоту, - злится влённый, очень самолюбивый курсант Бобов…
- Курсант Волков.
Молчание было ответом. Заболтался с кем – то Волчок, как мы все его звали, или ушёл в строю в размышления о насущном, утратил нить бытия.
- Где Волков ? – взревел старшина.
- За Зайцевым побежал, - громко произнёс Медведчук под общий хохот роты.
- Что, медведь, мимо твоей берлоги они пробегали ? – выдавил кто – то из себя, давясь от смеха.
- Отставить балаган, - опять взъярился старшина, - смирно ! За разговоры в строю учиню наряды !
Это было старо как мир. Он внешне суров был, наш старшина, но добр внутри и по должностным обязанностям не лютовал сверх меры.
- Да здесь я Юра, здесь, - выкрикнул старшине вернувшийся в реальность Волчок. Ему товарищи в строю напомнили парой тычков в область печени о том, что из блаженной нирваны выходить нужно вовремя. С применением, разумеется, исконно – посконных фольклорных фраз. Потому что так откровенно «тормозить» в наших понятиях было чем - то ужасно низким.
- Два наряда по роте курсанту Волкову вне очереди !
- Есть два наряда, - вздохнул Волчок.
Вот так бывает, что задумаешься о своём, заветном на ровном месте и тут же получаешь оплеуху от неласкового земного бытия. Волчок думал всегда только об одном – о бабах. Он был рекордсменом роты по количеству вызовов на КПП для встречи с поклонницами. Нахрапистые девушки с утра до вечера окружали ворота училища, пытались брать в плен наряд, настаивали на вызове из подразделений «своих» курсантов. Каждой мнилось будущее замужество, спокойная жизнь где – нибудь в гарнизоне в Германии, Чехословакии или Венгрии. В Польше на худой конец. Но вот про Забайкалье, Сибирь или Дальний Восток многие девушки думать отказывались. Требовали от охмурённых кавалеров отличных оценок и Германии после выпуска.
По искренним, с надрывом уверениям Волчка, их, поклонниц, было не меньше сорока, девах окрестных. Врал, конечно, сволочь, но даже если всего пять - и то какая нагрузка на человека.
Дальше пошло перечисление фамилий…
- Курсант Жуликов !
- Я !
- Ты зачем сегодня в первой роте лопаты пытался сп…ть, придурок, - обрушился на него Юра, - тебе что было приказано ?
- Одолжить инвентарь для уборки территории.
- Так зачем нормально не договорился с каптёром, а украсть решил ?
- Ну, если честно, товарищ старший сержант то думал, для роты так лучше, имуществом пополнимся. Чего они у них валялись без дела на территории.
- Думал ты. Пусть лошади думают, у них башка во-о, - тут Юра попытался изобразить размер лошадиной головы неловкими движениями рук с удерживаемой книгой вечерней поверки, - а тебе было приказано просто одолжить ! На время ! И вернуть вовремя. Не хватало мне ещё со всяким жульём разбираться и другим старшиной объясняться. Ты это, кончай пи…ть везде и всюду, да ещё и попадаться. Даром что у тебя фамилия такая. Воровать тоже нужно уметь, криворукий.
Курсант Жуликов наказания избежал. Всё – таки для роты старался, хоть коряво и ничего не вышло у него.
- Курсант Непейпиво.
Забористые они всё – таки, ёмкие фамилии у братьев украинцев.
- Я !
- Он, гад, только горилку жрёт втихаря и в одну харю, - вылетела из строя очередная реплика.
Вновь всеобщее ржание. Все знают, что был как – то за парнем грех такой, какого не скроешь в тесноте казармы от друзей – товарищей. Получил хитрый хохол посылку из дома, причастился к родной горилке тайком, салом закусил, а друзей, как у нас было принято и свято, не угостил. Да разве утаишься ? Теперь вот носит это пятнышко на репутации. Стоит в строю красный, весь надувшийся. Впредь наука. Не полезет ему больше та горилка в одного.
- Рты закрыли, - в негодовании, сквозь зубы, но громко проскрипел Юра.
- Курсант Нусупбаев.
- Я !
- Выйти из строя !
- Есть !
Основательный внешне, но при этом весьма незамысловатый киргиз Нусупбаев Мирзалы Мидинович нехотя, вразвалку вышел из строя.
- За грубое нарушение воинской дисциплины, допущенное сегодня во время несения службы в наряде, объявляю Вам два наряда вне очереди ! Встать в строй !
- Есть, - нехотя процедил Мирзалы, ну или для нас просто Миша, занимая своё место среди товарищей. Знает кошка чьё мясо съела, понимает за что наказан, но всё равно бубнит про себя что – то по киргизски, с последующим переходом на русский, чтобы все слышали.
- Буду поймать старшину в городе, в увольнении, морда его тупой хохольский ему бить буду, - ворчал Миша в строю.
- Ну а если он тебе рыло начистит ? – c улыбкой интересуется Вова Медведчук.
- Мне он не будет давать на морда, я три года каратой тренировался.
Вот так и говорил Мирзалы или Миша, как все его звали – «каратой». Мы гнёмся от смеха. Порядком уже уставший Юра делает вид, что не замечает «разговорчики в строю», ему быстрее бы дело довершить да отбить стадо спать. На каждый роток не накинешь платок.
- Так он лет десять боксом занимался, - не унимался Вова, - отрихтует твою харю степную и развальцует на многочлен.
- Э, Чук, посмотрим там, потом.
- Курсант Собакарь !
- Я !
- Мудила ты, - с раздражением бросил Юра, истовый футбольный болельщик, умиравший в болении за родное «Динамо» Киев, - ты как сегодня пенальти не забил косорукому вратарю седьмой роты ? Из – за тебя очко потеряли.
- Так, Юра, я старался, не получилось, - растерянно ответил мелкий, худощавый, весь какой то дёрганный земляк старшины, главная ротная футбольная звезда.
- Ещё и киевлянин, гад, «Динамо» позоришь. Хрен ты у меня чего получишь, пока не исправишь игру свою.
- Да ладно тебе, Юра, буду я играть хорошо, - ответил ошеломлённый натиском начальства курсант Собакарь.
Вышло так, что тем же вечером, незадолго до поверки, состоялся матч футбольный между нашей, третьей ротой и седьмой. На первенство училища. Шаг оставался до победы, но глупо пропустили в конце игры и вдруг такой шансище на победу выпал – пенальти. Собакарь не забил, а Юра и вся рота от досады рвали на себе волосы на трибуне. Только ничья и осталась в кармане.
Дальше опять армейский ритуал пошёл по установившемуся распорядку, но вдруг случился голос вопиющего из строя…
- Юра, ты списки увольняемых ротному отдал ?
Чинный порядок поверки ста двадцати уставших юных тел опять прервался.
Но как было не задать такой вопрос ? Ведь увольнение в город это святое. Ради него сдерживают себя в повседневных шалостях и естественных порывах, дисциплину блюдут. В городе девушки любимые и прочие ждут, еда вкусная в столовых и пельменных, кинотеатры и бары, театры и музеи – кому что. Не всё в казарме полы мыть или в 4 утра вскакивать, чтобы совершить марш – бросок до полигона…
Вот тут уж Юра взбесился. Начал ругаться. Громко и матом, приводя народ в чувство. Обещая при этом кары земные и небесные, лишение всех увольнений вплоть до выпуска. Причём обещал, что сам лишит, своей волей и властью старшины. Всего стада ротного, если не научатся вести себя в строю как положено.
Наконец товарищ старшина довёл поверку до конца, выдохнул, после чего предоставил слово ротному каптёру, такому же хитрому хохлу Саше Нерадько. Саша косноязычен, но хоть не слишком многословен. Он был конкретен и вполне доступен в понимании своих незамысловатых фраз:
- Так, рота, довожу до всех… Мы купляли бильярд. Ну не то что бы мы его купляли, вышло так. Вы все на фруктово – овощной базе работали месяц. Яблок с грушами, дыней с арбузами напи…ли, не попались, за это молодцы. Отъелись виноградом, как сукины дети, морды отрастили, ну и вот вам ещё подарок от базы довеском пришёл за ту работу. Бильярд там у них залежался, вот завтра его нам и привезут. Так я сразу говорю – если какой криворукий поц сукно дорогое порвёт, дерево поцарапает или кий сломает – тот у меня до выпуска в одних портянках и в трусах дырявых ходить будет. Без смены, пусть сам стирает. Да ещё из денежного довольствия удержим. За порчу ротного имущества. Бильярд в бытовке поставим, всем желающим доступ открыт, но добро наше беречь как свои яйца.
- Всем понятно? - строгим голосом завершил Юра речь ротного каптёра.
- Так точно, - ответило старшине нестройное гудение личного состава роты.
- Так, стадо теперь вот что, - продолжил Юра, - в воскресенье строевой смотр утром. Поэтому сразу говорю без лишних слов – бляхи с сапогами отпидарасить, чтобы сверкали как у кота яйца. Постираться, погладиться, подшиться, подстричься, побриться. Не духи* всё знаете сами… Но если я из – за какого – нибудь мудозвона неподшитого огребу, пусть он потом не обижается.
Весть о строевом смотре не очень обрадовала... Зато новость о бильярде всё – таки вдохновила ротный строй. Хоть какое – то разнообразие в жизнь повседневную добавляется. До этого мы скидывались на приличный спортивный уголок и сверхсовременную музыкальную установку в казарме. С колонками АС 90. Мечта, кто помнит, тот поймёт. Теперь вот и бильярд будет для комплекта, бесплатно. Живи и радуйся. Да ещё сколько украденных с базы фруктов да бахчевых ждут своего часа по разным балконам, классам, каптёркам и прочим нычкам. Заботливо накрытые шинелями, бушлатами, упакованные в коробки. Подальше от начальственного ока. Есть чем разговеться в преддверии суровой уральской зимы.
Вот наконец и отбой. Насыщенные новостями, смертельно уставшие за день от занятий, спорта, работ, мы наконец разбрелись по кроватям, засыпая, ещё не коснувшись щекой подушки.
P.S. А Мишу Нусупбаева, увы, вскоре выгнали всё – таки из училища. За полнейшую неспособность к постижению наук. Не помогли ему даже три года занятий «каратой».