Если спросить современного китайца во что он верит, скорее всего он ответит, что ни во что не верит. Почему так? Есть конечно исторические причины, поскольку, любая борьба за социальную справедливость в Китае всегда опиралась на ту или иную идеологию, и вызывала народные восстания, которые правительства не могли подавить годы, а то и десятки лет. Направить мышление народа в одно единственное идеологическое русло — вполне понятная задача любого государственного аппарата. Другое дело, кто как с этим справляется, насколько тонко. Меня всегда удивляла утилитарная практичность китайцев (не всех, конечно) в отношении тонких жизненных вопросов — браков, рождения детей, смерти, даже в управлении энергией ци. Этим они ярко отличаются от жителей Тайваня, которые пряча смущение за улыбкой, жгут искусственные деньги на день поминовения усопших, чтобы те могли их там у себя «потратить». У жителей материкового Китая откуда-то присутствует не равнодушие, а твердая убеждённость, вне всяких сомнений, что на «той стороне» ничего и никого нет. Поэтому их поступки не несут никаких последствий, кроме статьи уловного кодекса. И вот я недавно смотрю лекцию знаменитого профессора философии Пекинского университета, Ян Лихуа, который свою лекцию о Лао Цзы почти сразу начинает со слов: «вы должны четко понимать, что никого „другого берега“ нет, что этот вопрос был решен в Китае еще 3 тысячи лет назад». Этим Китай отличается от Запада, который, спасибо Ницше, только недавно понял что «Бог мертв». По его признанию, его любимый философ — Барух Спиноза, который одним из первых европейских философов нового времени выдвинул эту идею. Ну и как тут простому человеку не поверить, что этот вопрос был решен не только современной наукой, но и мудрецами прошлого, перед авторитетом которых простой человек просто преклоняется, оценить которых он просто не в состоянии.
Оказывается современная китайская наука не опровергает учения мудрецов прошлого, как во времена Мао Цзедуна, а, наоборот, подтверждает их выводы, интерпретируя их современным философским языком. Окончательное право интерпретации, конечно же принадлежит китайской философской науке. Например, концепция «У» (Пустоты, или отрицания), из которой происходит вся «тьма вещей», о которой говорится в трактате мудреца Лао Цзы «Дао Дэ Цзин», это не метафизическая реальность, но решение Лао Цзы вопроса о соотношении сознания и материи. Описывая какую-то вещь, определяя ее границы, мы тем самым отсекаем бесконечное множество других границ, а поскольку мы их отсекаем, для их обозначения, вводится философская категория отрицания — «У». Вся бесконечность отсеченных границ будет считаться «У». Таким образом мы можем объяснить и постулат «сердце/ум порождает всю тьму вещей», поскольку, действительно мы имеем дело исключительно с операциями мышления. А раз мы имеем дело только с операциями мышления, которые «по умолчанию» имеют материальный носитель — мозг, то нет и никакого «другого берега». Если нет «другого берега», значит нет ничего, кроме материи, и случайных комбинаций элементов этой материи. Все вопросы в дальнейшем решаются посредством простой калькуляции, где нет и не может быть никаких тонких вопросов и сомнений. Считается, что противоречие между сознанием и материей снято в пользу материи.
Оставим в стороне даже то простое возражение, которое лежит на поверхности, что если материя самосуща, то есть не сотворена, то она не физична, а если же физична, то не безначальна, а значит имеет некий источник возникновения, и не может претендовать на роль самосущего. Правда, это возражение не прибавляет понимания, но создает лишь иллюзию того, что будет верным противоположное утверждение о первичности Сознания. Это псевдо-диалектика.
Проблема коренится гораздо глубже. Мы действительно можем иметь дело только с операциями мышления, и ни с чем другим. Но из этого совершенно не следует ни вывод о первичности материи, ни вывод о первичности сознания. Утверждая, что, мы имеем дело лишь с операциями мышления, то есть мышление исследует само себя, мы лишь постулируем факт процесса мышления вне субъекта и объекта, в котором присутствует возможность бесконечного количества определений и, соотвественно, отрицаний. В том числе по шкалам субъект-объект, сознание — материя и т.п. Но даже когда мы осознаем факт условности созданных определений, и выходим за их пределы, процесс мышления все равно не прекращается. И тут, внимание(!), мы уже не можем разделить его на внешнее и внутренне, сказать, что мы рассматриваем операции в «нашем» мышлении, разделить его на «наше» и «не наше», на «имеющее волю» и не «имеющее волю», привязать его к чему бы то ни было. Мы не можем также отказаться от создания определений, потому что это не в нашей власти. Это и будет называться «У» — Пустота, или отрицание, из которого появляется вся тьма вещей. Противоречия снимаются только здесь, в своей собственной сути. Сложные вопросы теряют свою актуальность тоже только здесь, поскольку это «место» — источник всех вещей, в том числе жизни, смерти, мудрости, морали и пр. При этом тут нет никакого релятивизма, ведь релятивизм возникает на почве сомнений и колебаний по поводу той или иной позиции. Мы можем, ничего не определяя, лишь указать в ту сторону, создав диалектическую модель, но при этом понимать, что как любая модель она будет страдать приблизительностью. Реальность отличается от любой модели, как картинка яблока от самого яблока. Является ли эта реальность другим берегом? Ответа не может быть, поскольку нет разделения на тот и это берег. Существует ли эта реальность отдельно от человека? Ответа тоже не будет, ведь мы уже сняли противоречия.
Когда профессор Ян Лихуа, утверждает, что «нет никакого другого берега», он говорит правду, но не истину. Понять, что «нет другого берега» это правда. А, оказавшись на том берегу, убедиться, что «другого берега нет» это Истина. На основе правды, или полу-истины, можно создать только модель истины, а как любая модель, она начнет саморазрушаться под влиянием внутренних противоречий, которые, в случае китайского общества, сняты только на поверхности. Влияние философии на нашу жизнь невозможно переоценить, ведь мы все живем согласно внутренним установкам, осознанным или неосознанным. Материалистическая диалектика, которая в явном виде присутствует современном китайском философском дискурсе, — это подмена подлинной диалектики, которая не боится выходить за пределы определений, и говорить о саморазвитии Понятия во всех своих формах и проявлениях, как в форме материи, так и форме сознания. Скорее всего, даже сам профессор Ян не видит этой подмены, а искренне верит в завершённость своей философской позиции. Как не видели ее и авторы советских учебников по Материалистической Диалектике. Увидеть ее, и указать на нее может лишь тот, кто оказался на «другом берегу, которого нет», так же, как житель какой-то местности по говору может запросто определить чужака.
Возможно и не было бы вреда, если бы материалистическая диалектика использовалась как терапевтический инструмент работы с отдельными индивидами, но как основа государственной идеологии она создает механический тип отношений в обществе, и к окружающему миру, где все определяется лишь «операциями мышления». Теперь все противоречия в мышлении китайских граждан сняты, и можно спокойно, и даже с позиции государственной философии, делать все, что хочется, согласовывая свои действия лишь с нормами Закона, ну или физиологии.
Еще по теме:
Все ясно, все четко, но не так как ты думаешь
http://proza.ru/2023/01/10/1016